операция по разделению полушарий мозга название
«Расщеплённый» мозг работает как одно целое
После разделения полушарий человеческий мозг до какой-то степени сохраняет единое сознание.
Полушария нашего мозга соединены мощным сплетением нервных волокон, которое называется мозолистым телом. Кроме него, есть ещё несколько точек контакта, однако мозолистое тело – самый мощный «мост» между правым и левым полушариями, позволяющий им обмениваться информацией друг с другом.
В сороковые годы прошлого века возникла идея, что, если рассечь мозолистое тело, можно победить эпилепсию. Как известно, эпилептический припадок развивается из-за того, что патологическая активность небольшой группы нейронов быстро распространяется на весь мозг – но если не будет межполушарного «моста», то и припадок остановится.
После опытов на животных такие операции стали проводить и на людях, и вскоре оказалось, что, хотя от эпилепсии действительно удавалось избавиться, у пациентов начинали проявляться некоторые когнитивные странности. Например, «правши» совершенно не могли писать левой рукой и рисовать правой; могли определить правой рукой, что за предмет они ощупывают, и выбрать такой же на картинке, но не могли его назвать и т.д. В итоге нейробиологи пришли к выводу, что рассечение мозолистого тела ведет к рассечению сознания на две части – правополушарное и левополушарное.
Однако в недавней статье, опубликованной в журнале Brain, говорится, что ситуация с сознанием здесь не совсем такая, как описано в классических работах на эту тему. Исследователи из Антверпенского университета вместе с коллегами из Университета Неймегена, Политехнического университета Марке и Оклендского университета попросили двух добровольцев с полностью рассечённым мозолистым телом пройти несколько когнитивно-психологических тестов.
Человека сажали перед экраном, на котором возникали разные объекты, и нужно было сказать, во-первых, появился или не появился тот или иной объект, и, во-вторых, в какой части экрана он появился; кроме того, предмет на экране нужно было назвать, а это, как считается, вызывает наибольшее затруднение при разрыве межполушарных связей.
Отвечать на вопросы участники эксперимента должны были устно и письменно, причём писать нужно было правой и левой рукой. Ожидалось, что ответы будут разными в зависимости от того, с какой стороны появлялся объект на экране – потому что после рассечения мозолистого тела «левое» и «правое» сознания независимо друг от друга контролируют левую и правую половину поля зрения и левую и правую руки.
Например, если предмет появился слева, его увидело бы левое полушарие, и тогда левой рукой человек ответил бы «да», в смысле, предмет появился, тогда как правой рукой он написал бы «нет» – в смысле, что никакого предмета на экране нет. Точно так же должны были отличаться и устные ответы: речевой центр, который работает на доминантном полушарии, либо видел, либо не видел бы объект, в зависимости от его расположения.
Оказалось же, что вне зависимости от «правого» или «левого» появления предмета, его видели как бы целым мозгом: оба участника эксперимента отвечали «да» и устно, и письменно, обеими руками. Однако, например, сравнить два разных предмета, скажем, кружок и квадрат, они не могли: на вопрос, тот же ли самый объект они видят в правом и левом поле зрения, они отвечали «не знаю». Иными словами, мозг, несмотря на рассечение главного информационного «шлейфа», каким-то образом сохранял единое сознание – по крайней мере, оно было единым в некоторых проявлениях.
Это довольно сильно расходится с общепринятой точкой зрения, однако авторы работы настаивают на достоверности своих результатов. Объяснить, как так получается, можно будет только после новых исследований – если, конечно, для них получится найти добровольцев: такую операцию сейчас уже не делают, и число людей с «расщеплённым» мозгом по понятной причине быстро сокращается.
Операция по разделению полушарий мозга название
Наш мозг, возможно, самая сложная машина во вселенной. Он состоит из двух полушарий, каждое из которых имеет несколько отсеков. Однако все эти части не облают самостоятельностью. Они глубоко взаимосвязаны и работают в гармонии, чтобы создать одного уникального человека: вас.
Но что произойдет, если нарушить эту гармонию? Начнут ли отделы головного мозга работать независимо друг от друга? Это не просто эксперимент. Для некоторых людей это реальность.
Так, пациентам-эпилептикам с сильными приступами делают хирургическую операцию, в результате которой разрывается corpus callosum – мозолистое тело, сплетение нервных волокон, соединяющее левое и правое полушария.
Операция помогает справиться с эпилепсией: если приступ начинается в одном полушарии, он не распространится на второе. Но без мозолистого тела полушарии не способны обмениваться информацией.
Ассистент профессора в Амстердамском университете Йар Пинто (Yaïr Pinto), исследующий когнитивную психологию, задался вопросом о том, что происходит с личностью в результате разрыва полушарий мозга. Если они больше не синхронизируются, остается ли человек цельным? Коллеги Пинто Роджер Сперри (Roger Sperry) и Майкл Газзанига (Michael Gazzaniga) задались тем же вопросом в 1960-1970 годах, и обнаружили, что если разделить мозг, разделяется человек. За исследования в этом направлении Сперри получил Нобелевскую премию в 1981 году.
Так что же происходит с человеком, если разделить его мозг, и как это выяснить? В 1960-1970х ученые провели интересный эксперимент. Известно, что оба глаза посылают информацию в оба полушария, но происходит это в результате сложных процессов. Если смотреть в одну точку, то все, что находится слева от неё, будет «сообщено» в правое полушарие. А все, что справа, – в левое. Левое полушарие контролирует правую сторону тела человека и его способность разговаривать, в то время как правое полушарие отвечает только за левую сторону тела.
Когда Сперри и Газзанига показывали изображения справа, левое полушарие пациента обрабатывало информацию нормально, и человек сообщал, что видит то, что ему показывают. Однако когда ученые стимулировали левое визуальное поле, информация обрабатывалась правым, «немым» полушарием. Человек ответил, что он не видел ничего – но его левая рука смогла нарисовать то, что было показано ответственному за неё правому полушарию. Когда пациента спросили, почему он рисует то, что рисует, он ответил, что не знает.
Этот эксперимент позволил ученым предположить, что пациент с разделенными полушариями должен восприниматься как два человека – вроде сиамских близнецов. По мнению Сперри, все это вносило материализм в область сознания. Если человека можно разделить, разделив его мозг, то для нематериальной души остается мало места.
Можно ли на этом поставить точку? По мнению Йара Пинто, нет. Ученого не удовлетворила интерпретация старших коллег. По его мнению, пациенты с разделенным мозгом все равно продолжают вести себя естественно и утверждают, что после операции ничего не изменилось, разве что прекратились приступы эпилепсии. Если бы человек действительно был разделен, было бы иначе.
Чтобы исследовать вопрос глубже, команда Пинто в Амстердамском университете провела новый эксперимент с двумя пациентами с разделенными полушариями. Им снова были предложены объекты в левом визуальном поле (за которое ответственно правое полушарие) – и они нормально отреагировали на них левым полушарием, объяснив словами то, что они видели. В результате, Пинто и его коллеги сделали вывод, противоположный Сперри и Газзанига.
Правда, ученый подчеркивает, что оба пациента все-таки не были полностью «нормальными». Когда предложенный им объект оказывался в правом визуальном поле, они описывали его лучше.
Основываясь на этих наблюдениях, ученый предложил новую модель. По его мнению, даже разделив полушария, человек все равно остается один. Однако он получает два потока визуальной информации – по одному из каждого визуального поля. И человек не способен интегрировать их в единое целое, как будто он смотрит плохо синхронизированное кино.
Такое понимание работы мозга снова не объясняет тайну сознания. Разделив мозг на две половины, сознание все равно остается одно. Как мозг, состоящий из двух частей, создает одного человека? Как полушария работают как одно целое, если у них больше нет возможности общаться друг с другом? Все это пока остается загадкой.
Расщепленный мозг: сколько в человеке личностей?
Могут ли люди с разделенным мозгом продолжать оставаться цельными личностями? Вместе с нидерландским психологом Яиром Пинто из Университета Амстердама разбираемся, что такое синдром расщепленного мозга и как люди с этим синдромом воспринимают реальность, если их полушария больше не синхронизируются.
Мозг – это, пожалуй, самая сложная машина во Вселенной. Он состоит из двух полушарий, каждое из которых имеет множество различных модулей. К счастью, все эти отдельные части не являются автономными агентами. Они тесно взаимосвязаны и работают в гармонии, чтобы создать одно уникальное существо: вас.
Но что произойдет, если мы уничтожим эту гармонию? Что делать, если некоторые модули начинают работать независимо от остальных? Интересно, что это не просто мысленный эксперимент. Для некоторых людей это стало реальностью.
У пациентов с так называемым «разделенным мозгом» хирургически рассечено мозолистое тело (магистраль для связи между левым и правым полушариями головного мозга) для прекращения неизлечимой иными способами эпилепсии.
Операция считается эффективной при лечении этого заболевания. Если в одном полушарии начинается нейронная буря, изоляция гарантирует, что она не распространится на другую половину. Однако без мозолистого тела два полушария практически не имеют возможности обмениваться информацией.
Что же происходит с человеком? Производит ли мозг все еще одну личность, если его части больше не синхронизированы? Нейроученые Роджер Сперри и Майкл Газзанига исследовали этот вопрос в еще 60-х и 70-х годах и получили удивительные данные, свидетельствующие о том, что при разделении мозга также происходит и «разделение личности». В 1981 году Сперри получил Нобелевскую премию в медицине за свою работу о разделенном мозге.
Также по теме «Тайна двух полушарий»: Татьяна Черниговская и Юрий Лотман о работе нашего мозга (Киевнаучфильм, 1982 г.)
Благодаря специальному устройству, контролирующему поступление потока визуальной информации в мозг, исследователи стремились доказать, что разделение мозга производит две личности, по одной на полушарие.
Они уже знали, что оба глаза отправляют информацию в оба полушария мозга, которые находятся в сложном взаимодействии друг с другом. Если вы фиксируете одну точку, то все слева от этой точки (левое визуальное поле) обрабатывается правым полушарием, а все справа от вашей точки фиксации (правое поле зрения) обрабатывается левым полушарием. Более того, левое полушарие контролирует правую часть тела и язык, а правое полушарие контролирует левую часть тела и отвечает за визуальное восприятие и обработку лиц.
Когда Сперри и Газзанига активировали стимулы в области правого визуального поля (обработанные левым полушарием), пациент реагировал нормально. Однако когда стимулы были показаны в левом визуальном поле (обработанное «немым» правым полушарием), пациент говорил, что ничего не видит. Но его левая рука нарисовала показанное изображение. Когда его спросили, почему его левая рука сделала это, пациент выглядел озадаченным и ответил, что он не знает.
Что же это означает? Левое полушарие не могло видеть левое визуальное поле, поэтому, когда появился стимул, пациент ответил, что действительно ничего не видит. Тем не менее, правое полушарие увидело стимул и указало на это единственным способом, которым располагало, задействовав левую руку. Вывод, сделанный Сперри и Газзанигой, был ясен: одного пациента с разделенным мозгом фактически следует рассматривать как двух пациентов с однополушарным мозгом на каждого, словно сиамских близнецов. Сперри утверждал, что это выходит далеко за рамки простого любопытства, так как исследование в прямом смысле доказало идею о материальной основе сознания. Если при разделении мозга происходит разделение личности, это фактически опровергает идею существования нематериальной души.
Тем не менее, вопрос остается открытым. Мы должны признать, что пациенты с разделенным мозгом не отличаются от нормальных людей. Если пациент с разделенным мозгом входит в комнату, вы не заметите ничего необычного. И они сами утверждают, что ничего не изменилось, кроме того, что они избавились от ужасных эпилептических припадков. Так что неверно было бы утверждать, что такие люди действительно оказались «расщепленными».
Чтобы попытаться разобраться в этой дилемме, команда доктора Йара Пинто из Амстердамского университета повторно обратилась к этому фундаментальному вопросу. Они проверили двух пациентов с разделенным мозгом, оценив, могут ли те точно реагировать на объекты в левом поле зрения (воспринимаемом правым мозгом), одновременно отвечая устно или реагируя правой рукой (под контролем левого мозга). Исследователи с удивлением обнаружили у этих двух пациентов нечто совершенно иное, чем ранее открыли Сперри и Газзанига. Оба пациента показали полное осознание присутствия и расположения стимулов во всем поле зрения, как справа, так и слева. Когда в левом поле зрения появились стимулы, они практически никогда не говорили или не показывали правой рукой, что ничего не видят. Они точно указывали на появление стимулов и их локацию.
Однако пациенты с разделенным мозгом все еще отличались аномалиями. Они не могли сравнивать стимулы по разные стороны от средней линии визуального поля. Более того, когда в левом поле зрения появлялся стимул, пациент лучше показывал свои визуальные способности (даже когда он отвечал правой рукой или устно!). А когда стимул появлялся в правом поле зрения, пациенту легче давалось его устное обозначение (даже когда отвечал левой рукой).
Основываясь на этих выводах, ученые предложили новую модель синдрома разделенного мозга. По их мнению, при разделении мозга у человека остается все равно только одна личность. Тем не менее, этот человек получает два потока визуальной информации, по одному для каждого поля зрения. И этот человек не может интегрировать два потока. Это похоже на то, что он смотрит фильм, в котором рассинхронизированы не просто звук и изображение, а скорее, вообще присутствуют два видеопотока.
И последнее. В то время как предыдущая модель давала убедительные доказательства материальной основы сознания (разделенный мозг = расщепленная личность), новое понимание, похоже, только углубляет его тайну. Вы разделяете мозг на две половины, и все же у вас сохраняется только один человек. Пока у исследователей остается больше вопросов, чем ясных ответов. Как мозг, состоящий из многих модулей, создает только одну личность? И как пациенты с разделенным мозгом действуют как один человек, при том что его части даже не сообщаются друг с другом?
Источник: When You Split the Brain, Do You Split the Person? / Big Think
Обложка: фрагмент картины Иеронима Босха «Извлечение камня безумия»
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Разделенный мозг
Он решил выяснить, что произойдет с нервной регуляцией функций организма и особенно с процессами восприятия информации, если полностью перерезать мозолистое тело, разобщив тем самым большие полушария. (Такая операция иногда проводится с целью ослабления таких заболеваний, как, например, эпилепсия. По мнению некоторых нейрохирургов, это вмешательство оправдано тем, что переход через мозолистое тело нервного возбуждения из эпилептогенного очага, находящегося в одном полушарии, в симметричный участок другого полушария может способствовать усилению эпилептических припадков. Впрочем, такой подход многими оспаривается ввиду того, что известны случаи психической деградации после подобных операций.)
Сперри наблюдал людей с “расщепленным” мозгом в различных экспериментальных ситуациях. В одной из них испытуемый находился перед экраном, на который проецировались изображения разных предметов, попадавшие в левую или правую половину поля зрения. Одновременно испытуемый руками, скрытыми от его взора, трогал эти предметы.
Было обнаружено, что испытуемый мог после ощупывания предметов взять левой рукой тот из них, изображение которого на короткое время появилось в левой части экрана. Но он не мог ни назвать этот предмет, ни описать словами действия своей левой руки. Когда изображение предмета проецировалось в правой части экрана, наблюдались противоположные отношения.
Таким образом, “говорящее” полушарие испытуемого отвечало, руководствуясь тем, что оно перед собой “видело”, полностью игнорируя команды, посылаемые другим полушарием левой руке.
Такого рода наблюдения позволили продемонстрировать ту важную роль, которую в согласованном функционировании всего организма играют мозолистое тело и в особенности доминантное полушарие мозга; последнее непрерывно интегрирует нервные сигналы, обеспечивающие совершенную координацию и высокую эффективность работы отдельных частей тела.
«Истории от разных полушарий мозга. Жизнь в нейронауке»
Полушария человеческого мозга соединены между собой тремя спайками (комиссурами) и сплетением нервных волокон — мозолистым телом. Если последнее разделено хирургически или повреждено, полушария уже не могут делиться друг с другом информацией и начинают функционировать независимо. В книге «Истории от разных полушарий мозга. Жизнь в нейронауке» (издательство «Corpus»), переведенной на русский язык Юлией Плискиной и Светланой Ястребовой, американский нейробиолог Майкл Газзанига рассказывает, как работа множества ученых, включая его самого, позволила открыть и исследовать синдром «расщепленного мозга». N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с отрывком, посвященным состоянию науки о мозге в середине ХХ века и изучению последствий разделения полушарий у животных.
Книга опубликована в рамках издательской программы Политехнического музея и входит в серию «Книги Политеха».
Наука тогда и сейчас
Тогда, в 1961-м, жизнь была простой. Или так кажется сейчас. То было время, когда люди уезжали в колледж, усердно учились, поступали в магистратуру или аспирантуру, получали ученую степень, становились постдоками, переходили на оплачиваемую позицию, затем становились профессорами в каком-нибудь институте. Они проживали жизнь, преследуя свои интересы в интеллектуальной сфере. Сегодня карьерные пути не так четко определены и все больше постдоков уходят в индустрию, просветительскую деятельность, стартапы, зарубежные исследовательские организации и так далее. У многих есть коллеги, приехавшие из-за рубежа или проведшие там некоторое время. Это все тоже прекрасно, но отличается от прежнего порядка и в социальном смысле более сложно устроено.
В начале 1960-х некоторые аспекты биологии тоже обманчиво казались простыми. Уотсон и Крик совершили свое прорывное открытие структуры ДНК и ее роли в наследственности. По сегодняшним стандартам молекулярных механизмов, построенная ими модель проста. Гены продуцируют белки, а белки затем выполняют всевозможные функции организма. Раз-два — и вот у вас полный механизм. Он стал известен под названием «центральная догма». Информация перемещалась в одном направлении — от ДНК к белкам, которые затем давали команды организму. Сегодня уже, правда, существуют серьезные расхождения даже по поводу того, что именовать геном, и уж тем более по поводу того, сколько разных взаимодействий существует между молекулами, которые, как считается, составляют звенья некоей причинно-следственной цепи. Чтобы еще усложнить картину, добавим, что информация идет в обоих направлениях: то, что образуется, в свою очередь, влияет на то, как оно образуется. Молекулярные аспекты жизни отражают сложную систему, основанную на петлях обратной связи и множественных взаимодействиях, — в ней нет ничего линейного и простого.
На заре современной науки о мозге обсуждения велись в незатейливых терминах. Нейрон A посылал сигнал нейрону Б, а тот — нейрону В. Информация передавалась по цепочке и каким-то образом постепенно трансформировалась из ощущений от сенсорных систем в действия, под влиянием внешних подкреплений. Сегодня столь упрощенное описание работы мозга выглядит смешным. Взаимодействия различных сетей мозга так же сложны, как и взаимодействия составляющих их молекул. Построение схемы их работы почти парализующе по своей сложности. Хорошо, что тогда мы этого не осознавали, а то бы никто не отважился взяться за эту работу.
Оглядываясь на те ранние годы, я думаю: исследованию расщепленного мозга на людях сыграло на руку, что его развивал наивнейший из исследователей — я. Я не знал ничего. Я просто пытался понять проблему, используя собственный словарь и собственную простую логику. Это все, что у меня было помимо нескончаемой энергии. По иронии судьбы то же было верно и для Сперри, самого продвинутого специалиста по нейронауке своей эпохи. Он ранее никогда не работал с людьми в качестве испытуемых, так что мы пробивали путь вперед вместе.
В каком-то смысле, конечно, мы все понимали, что пациенты с расщепленным мозгом — это пациенты с неврологическими расстройствами, а неврология была уже сформировавшейся областью с богатым словарем. Джо был нашим провод ником по минному полю специальных терминов. Обследование пациента с инсультом или дегенеративным заболеванием было надежно отработано и точно описано. Богатая история первых неврологов принесла нам массу информации о том, какая часть мозга за какие когнитивные функции отвечает. Жившие в XIX веке гиганты профессии, Поль Брока и Джон Хьюлингс Джексон, и их коллеги из XX века, такие как нейрохирург Уайлдер Пенфилд и Норман Гешвинд, все сыграли важные роли в развитии медицинской точки зрения на устройство мозга.
Я все еще помню день, когда Джо приехал в Калтех из Мемориальной больницы Уайта, чтобы провести у нас в лаборатории семинар. Он описал наши первые результаты, используя классическую неврологическую терминологию. Хотя это не было абракадаброй, звучало это для меня именно так, и я помню, как сказал об этом Джо и Сперри. Джо был очень открытым и неизменно прогрессивным. Он просто сказал мне: «Хорошо, опиши лучше», и Сперри кивнул в знак согласия. В последующие годы мы это сделали, разработав в наших первых четырех статьях словарь научных терминов для описания происходящего с людьми, которым разделили половины мозга.
Начало исследований расщепленного мозга
Его проект был посвящен рассечению посередине перекреста зрительных нервов (хиазмы) у кошки — задача, мягко говоря, не из простых. Казалось, до этой хиазмы вообще нельзя добраться. Располагается она в основании мозга, где пересекаются некоторые нервные волокна от левого и правого глаза, позволяя информации от обоих глаз передаваться в каждое полушарие мозга. Если бы он сумел успешно перерезать хиазму, это бы означало, что зрительная информация, приходящая от правого глаза, осталась бы латерализованной — то есть шла бы только в правое полушарие, а информация, приходящая от левого глаза, попадала бы только в левое. Операция нарушила бы перемешивание информации, обычно происходящее в основании мозга. Если бы такую операцию возможно было провести, это означало бы, что можно начать проверять, как информация от одного глаза соединяется в мозге с информацией от другого глаза. Все это диктовалось рабочей гипотезой, на тот момент не доказанной, что структурой нервной системы, интегрирующей информацию, является мозолистое тело — гигантский нервный тракт, соединяющий половины мозга. Были и те (как вышеупомянутый Карл Лешли), кто считал, что мозолистое тело — всего лишь структурный элемент, поддерживающий два полушария. В эксперименте Майерса планировалось сначала обучить зрительной задаче один глаз кошки с рассеченной хиазмой, а затем проверить другой глаз. Если бы информация от двух глаз интегрировалась, то по замыслу надо было бы снова протестировать животное после рассечения мозолистого тела, чтобы проверить, прекратится ли интеграция. Согласно гипотезе, должна была бы прекратиться. Было бы здорово, если бы это подтвердилось.
Майерс оттачивал технику операции и наконец довел до совершенства исходно невероятно сложную методику. После многих часов практики она стала вполне подъемной, хотя ее описание вовсе не просто. Оригинальное описание Майерса звучит так:
Зрительная хиазма была рассечена в средней сагиттальной плоскости с трансбуккальным доступом [через рот]. Во время этой процедуры мягкое небо надрезалось от места его прикрепления к твердому небу (передняя точка) до примерно полусантиметра от его свободного края (задняя точка). Концы разреза затем оттягивались кетгутовыми швами, что создавало ромбовидное отверстие. Лоскут слизистой оболочки носа отодвигался от клиновидной кости, и зубным буром в кости проделывалось овальное отверстие 1 на 5 мм непосредственно спереди от шва, соединяющего клиновидную и переднюю клиновидную кости. Через это отверстие в кости аккуратно доставалась и надрезалась твердая оболочка мозга, благодаря чему открывался доступ к лежащей под ней хиазме зрительных нервов. Затем хиазма перерезалась стальным лезвием под визуальным контролем посредством бинокулярной препаровальной лупы. Небольшой кусочек танталовой фольги помещался между разрезанными половинками хиазмы, чтобы сделать возможной посмертную проверку полноты рассечения беглым осмотром.
После рассечения хиазмы отверстие в кости заполнялось «Гельфоумом», смоченным кровью, чтобы сформировать барьер между носоглоткой и черепной полостью. Лоскут слизистой помещался над «Гельфоумом», и надрезанное мягкое небо возвращалось на место с помощью кетгутовых швов.
Все ясно? Майерс был полон решимости провести свой эксперимент. Он обнаружил, что у кошек с перерезанной хиазмой информация интегрируется, а после рассечения мозолистого тела, как он и предполагал, интеграция прекращается. Этот эксперимент наряду с открытием, что мозолистое тело передает информацию от одного полушария к другому, совершил переворот. Теперь после обеих операций каждому полушарию можно было непосредственно предъявлять зрительную информацию, а другое полушарие проверять на знание этой информации.
Благодаря прорывной операции Майерса по разрезанию хиазмы и логичному следующему шагу по рассечению мозолистого тела рос интерес к тому, что сначала казалось сравнительно непонятным, даже сбивающим с толку результатом. У пациентов Акелайтиса в Рочестерском университете вроде бы не появилось значительных изменений в поведении или когнитивных способностях после операции на мозолистом теле. Из-за той работы и позиции Лешли многие считали, что результаты новых тщательно спланированных экспериментов Майерса и Сперри на животных вряд ли будут применимы к людям.
Конечно, одна из прелестей науки в том, что она не стоит на месте. Когда тема расщепленного мозга получила продолжение и стала крайне важна и интересна научному сообществу, люди захотели узнать, откуда возникла сама идея. Кто был зачинателем? Майерс? Сперри? Оба? Кто-то другой? Происходило ли все само собой, постепенно, по мере того как со временем накапливалась информация? В конце концов, лишь спустя годы после исследования Майерса разработанная им процедура получила название «расщепление мозга» — благодаря Сперри, непревзойденному мастеру слова.
Одно из свидетельств о корнях идеи исходит от известного психолога Клиффорда Моргана, переехавшего из Висконсина в Санта-Барбару в начале 1960-х. Он преподавал в Гарварде в начале 1940-х и несомненно знал Сперри, поскольку оба были связаны с Лешли. Морган серьезно интересовался исследованиями эпилепсии, а также прославился как автор учебников. Его первая книга «Физиологическая психология», опубликованная в 1943 году, получила признание за упорядочение знаний в этой области. Морган сделал блистательную карьеру, основал собственную издательскую фирму, свои журналы и даже общество. Возможно, он послужил примером для моих собственных последующих антрепренерских попыток начать издавать журнал и основать научное общество.
Позже я встретился с Морганом в его офисе, когда приехал на свой первый срок в Калифорнийский университет в Санта-Барбаре в 1966 году. Он был сердечным и щедрым человеком, который, казалось, живет, чтобы воскресными вечерами слушать диксиленд-джаз в местном клубе. В самом деле, он был настолько щедр, что однажды вдруг взял да и одолжил мне пять тысяч долларов на покупку моего первого дома! Вот так запросто он, сидя за рабочим столом, выписал чек и протянул мне его со словами «Вернешь, когда сможешь». Этот жест позволил мне устроить свой домашний быт и имел для меня большое значение. Много лет спустя, последовав его примеру, я сделал то же для двух своих молодых научных сотрудников.
Оказывается, мысль о расщепленном мозге впервые была зафиксирована в 1950 году во втором издании книги Моргана, написанном совместно с психологом из Пенсильванского университета Элиотом Стелларом. Высказана она была обыденно и звучала так, будто уже в то время была частью культуры, хотя на самом деле все еще только строили догадки о предназначении мозолистого тела и о том, как информация попадает из одного полушария в другое. Не напоминает ли вам это происходившее в генетике? В конце концов, каждый знал, что существует наследственность и что существует ДНК, и до того, как Уотсон и Крик сопоставили эти факты. Возможно, крупные прорывы попросту назревают, накапливаются. В то же время — и, на мой взгляд, это важно — кому-то надо было выйти вперед и сделать что-то для подтверждения или опровержения тех идей, а не только бесконечно обсуждать их. Для меня несомненно, что Майерс и Сперри засучили рукава и превратили разговоры в экспериментальные данные.
Я встретил Майерса спустя годы на конференции, где представлял результаты работы по расщепленному мозгу на людях, а он рассказывал о некоторых своих анатомических исследованиях, выполненных на шимпанзе. Я очень хотел познакомиться с ним, поскольку осознавал его ключевую роль в истории исследований расщепленного мозга и развитии этого направления. Как ученый он однозначно заслужил уважение коллег, и наука о мозге многим ему обязана.
Это не значит, что он был исключительно положительным персонажем. После моего выступления он стал брюзжать, что, мол, «странный случай из медицинской практики» не имеет особого значения, что это было странное последствие исходной эпилепсии и так далее. Я был ошеломлен и фактически потерял дар речи. Но постепенно до меня стало доходить: сферы влияния — это главное, а я вступил в его сферу влияния, его вотчину, даже несмотря на то, что продолжал его работу на других видах и к тому времени наши исследования на людях уже прошли проверку коллег в нескольких рецензируемых журналах. Мне преподали очередной урок о разнице между учеными и наукой. Помню, я еще размышлял: все ли производители интеллектуальной собственности неизбежно становятся такими? Есть ли какая-то разница между художником, ученым, каменщиком? Стану ли я таким? Не забыть бы проверить…
Подробнее читайте:
Газзанига, Майкл. Истории от разных полушарий мозга. Жизнь в нейронауке / Майкл Газзанига; пер. с англ. Юлии Плискиной, Светланы Ястребовой. — Москва: Издательство АСТ: CORPUS, 2021. — 416 с. (Книги Политеха).