зачем захватили в беслане школу
«Масхадов засунул голову себе в задницу и заткнулся»
В 2004 году был председателем парламента Республики Северная Осетия — Алания. Двое его детей находились среди заложников. Они получили ранения, но остались живы. Мамсуров не входил в оперативный штаб, но лично знал президента непризнанной республики Ичкерия Аслана Масхадова, которого в те дни пытались привлечь к переговорам.
В то утро, 1 сентября, никакого нехорошего предчувствия ни у кого не было. Утром мы как обычно готовились. Я отправил детей в школу и поехал в университет — вручать первокурсникам зачетки и удостоверения. Когда я был там, мне позвонили, и я сразу же выехал на место. Школа была захвачена. Мне сказали по телефону, что это первая школа в Беслане, поэтому когда ехал, я уже знал, что это моя школа. Я сам в ней учился, все дети мои там учились.
Поначалу я не знал, что и думать, что там такое — пока глазами не увидел, что туда всех согнали. Там были мои дети. Установить с ними связь было невозможно. Телефонов у них с собой не было, да и не могло быть. Ну что там, десятилетние дети. Какие у них могли быть телефоны?
К школе я приехал примерно через час после того, как все началось. Там я увидел, что собрались люди, никто ничего не мог понять. Около районного отдела милиции я видел одного парня, который сумел убежать. Он рассказал, как все это произошло. После этого я отправился в администрацию района, где сам до того восемь лет проработал.
Тогда ситуация несколько прояснилась — стало понятно, что эти уроды захватили школу, что они сами не знают, чего хотят. Я сам держал в руках эту записку с идиотскими требованиями о том, чтобы Чечню оставили в рублевой зоне, чтобы она вошла в СНГ и еще какими-то маразматическими требованиями, и что они дают нам три дня на решение всех этих вопросов. Но какое СНГ за три дня? Какая рублевая зона за три дня? То есть это писали люди, которые сами не знали, чего хотят. И в конце они писали: наш президент — Аслан Масхадов, все разговоры через него.
Поскольку я не входил в оперативный штаб, который работал по своей программе, я вспомнил, что у меня было знакомство и личные контакты с Масхадовым, когда он официально был президентом Чечни, когда с ним Хасавюрты подписывали и наша тогдашняя власть признавала его великим вождем одного из регионов.
Я стал лихорадочно искать выход на него. Нашел, что в Баку у него есть официальное представительство, и там сидит некто по имени Али. Мне помогли найти его телефон, я с ним связался и рассказал ему, кто я такой и при каких обстоятельствах мы были с ним знакомы, как общались и как Осетия когда-то помогла его семье — когда ему было тяжело и когда он трясся за свою семейку. Это законы гор. Когда обращаются за помощью, когда речь идет о безопасности семьи, мы должны эту помощь оказать.
Помощь эта заключалась в следующем: его семья у нас пряталась, когда над ним сгущались тучи. Как говорится, хрен с ним самим, но когда человек попросил уберечь семью, в том числе жену, то. Мы это сделали.
Али ответил мне по телефону, что он знает обо мне, что ему Масхадов рассказывал о нашем общении. Я ему сказал, что эти шакалы прикрываются его именем, поэтому для разрешения ситуации достаточно его звонка. И пусть он этот звонок сделает.
Мне было сказано: «Да, мы сейчас будем искать его, передадим ему. Если телефон, с которого вы звоните, будет у вас, он обязательно перезвонит. Или мы что-то сообщим». С этого момента телефон стал самым дорогим предметом для меня. Но никто так и не перезвонил. Ни этот Али, ни Масхадов. Ничего он не предпринял, засунул голову себе в задницу и заткнулся. А эти уроды, которые захватили школу, за все три дня так и не получили никакого приказа — ни от Шамиля Басаева, ни от него. Поэтому все пошло так, как пошло.
Почему он [Масхадов] так поступил? Потому что он скотиной был и скотиной подох. А насчет того, что я ему помог… Я никогда не жалею, что помог человеку. Я живу по принципу: можешь — значит, сделай. Если бы мы его семью отдали на растерзание, нам что — легче было бы тогда?
После взрыва в спортзале началась большая кровавая каша. Все бросились спасать детей, спецназовцы гибли. Все кругом грохотало, стрельба была со всех калибров во все стороны. Дети разбегались. Им в спину стреляли эти шакалы. Поэтому там узнавать в лицо детей было невозможно. Все хватали кто кого мог, быстро грузили в машины скорой помощи и везли в больницы.
Своих детей я какое-то время не мог найти. Мне потом позвонили и сказали, что сына нашли в профтехучилище рядом, куда относили раненых, которые еще могли стоять на ногах. А про дочку мне вечером сказали в нашей Бесланской районной больнице, что везут ее во Владикавказ, потому что она сильно ранена. Я их в этих местах и нашел.
«Поздно ты явился. Уже все началось»
В 2004 году — советник президента России.
На второй день мне сказали, что по одному из номеров ответили. Тогда я сам сел на телефон. Произошел неприятный разговор. Кто вы, говорят, такие? Вы — никто, ничего в ваших руках нет, вы — шестерки российские, и так далее. Такая вот неприятная перепалка у нас произошла. Я сказал, что говорить нам сейчас не о чем, потому что мы как бабы можем друг друга оскорблять, и сказал, что готов прийти туда. Мой собеседник спросил: «А что вы можете сделать?». Я ответил, что являюсь помощником президента Российской Федерации, и он поручил мне заниматься этой проблемой. Он говорит: «Хорошо, я перезвоню».
И в этот же день, ночью уже, мне перезвонили: «Какими полномочиями вы наделены?» Я сказал, что мы готовы выпустить террористов, которые незадолго до того были задержаны на территории Ингушетии. Мой собеседник потребовал освободить террористов, которые сидят в тюрьмах. Я ответил, что об их судьбе решения принять не могу.
На другой день — это был уже третий день — я полетел на самолете в Беслан. Летел один-одинешенек в большом самолете. Когда я прилетел, встретил там [известного бизнесмена Михаила] Гуцериева и [первого президента Ингушетии, Героя Советского Союза Руслана] Аушева, которые уже побывали там и общались с террористами. В это время раздались два хлопка. Это были взрывы. Они мне говорят: «Поздно ты явился. Уже все началось». Я ответил: «Вы свое дело сделали. Теперь я что могу, то сделаю».
Я помню одну девочку, которая оттуда выбежала. Она первым делом побежала не к родителям, а схватила бутылку воды и начала пить. До такого состояния довели детей!
Уже после теракта была опасность разделения общества на мусульман и немусульман. Люди начали ссориться между собой, но мы их быстро усмирили. Я им тогда говорил: «Как вам не стыдно! Вокруг столько горя, страдания, а вы начинаете искать виновных. Виновных потом будем искать».
Честное слово, вспоминать это и сейчас очень тяжело. Я бывал во многих ситуациях и видел много смертей, принимал участие во многих операциях, но я не видел настолько профессиональных действий, как со стороны наших спецназовцев там, когда они подставляли свою грудь, чтобы пули не попали в детей.
«Весь зал был забит женщинами, детьми, стариками»
Президент Республики Ингушетия с 1993-го по 2002 год. Был единственным, кто вошел в захваченную школу и общался с боевиками с глазу на глаз. Аушев договорился об освобождении 26 заложников — грудных детей и женщин. Выдержка из протокола допроса Руслана Аушева от 14 сентября 2004 года была опубликована в «МК».
Примерно в 14 часов 2 сентября 2004 года я один пошел в захваченную боевиками школу №1, заходил со стороны железнодорожного полотна. Во дворе школы меня встретили два боевика в масках, провели в здание школы. Когда я вошел в здание, мне набросили на голову кусок темной материи, чтобы я не мог смотреть по сторонам. Меня провели в пустой кабинет на втором этаже здания, посадили на стул и велели ждать. Через некоторое время вошел мужчина лет 30 на вид, без маски, с пышной бородой, без усов, с крупными чертами лица. Я поинтересовался, как его называть, он сказал: «Зови меня Расул». Этот человек заявил, что отряд прибыл в Беслан по приказу Шамиля Басаева.
Я попросил показать мне заложников в спортзале, Расул разрешил, затем я в сопровождении Расула и двух боевиков направился в спортзал. Оказалось, что захваченные люди располагались не только в спортзале школы, но и в комнатах, прилегающих к спортзалу, в душевых, раздевалках, причем людей было очень много — они стояли впритык друг к другу, многие держали на руках грудных детей. Когда меня провели в помещение спортзала, то, что я увидел, меня потрясло: весь зал был забит женщинами, детьми, стариками, которые сидели, лежали, стояли, в помещении была жуткая жара, дети были раздеты. По моим прикидкам, в здании школы находилось не менее тысячи заложников.
Когда я стал просить боевиков дать заложникам воды и хлеба, Расул заявил, что заложники добровольно объявили сухую голодовку и в подтверждение привел ко мне директора школы. Женщина лет 55 была в страшно подавленном состоянии. Она сказала мне, что в школе находится 1200 захваченных людей. Расул, услышав это, поправил ее, заявив, что в школе удерживается 1020 человек.
«Наше терпение на пределе. Если вы не свяжетесь с нами, мы расстреляем 20 человек»
К моему приезду была записка уже, где был указан телефон. Записку я не читал, но суть ее была изложена на коротком совещании, которое провел Андреев, где присутствовал и я. Он сказал, что они требуют четырех [человек], если мне память не изменяет: Аслаханова, Рошаля, Зязикова и Дзасохова. Или, может быть, Аслаханова не было. Я вот эту деталь не помню. Потому что потом, в разговоре, они требовали Аслаханова тоже, но саму записку я не видел.
Мы начали звонить по этому телефону. Телефон молчал, он был выключен. Это было, может быть, часов в десять 1 сентября. Вместе со мной эта задача была поставлена сотруднику прокуратуры, сотруднику МВД. Мы привлекли к установлению контакта еще и муфтия республики, с тем чтобы они обращались на разных языках к ним. Мы подогнали близко очень к школе машину ГИБДД. На каждое обращение на чеченском, на арабском языке домовладение — я не помню фамилию парня, в дом которого загнали машину — обстреливали. На контакт не выходили.
Где-то в районе 15 часов мы не покидали эту зону, мы подошли к саманному дому прямо напротив школы, спортзала. И со стороны школы бежала женщина. Вот она бежала наискосок — к этой женщине бежал мужчина — Мамитова, по-моему. Сотрудник прокуратуры был ранен уже там, но он не ушел оттуда, и забрал записку. Он передал эту записку мне. В этой записке было написано следующее: «Наше терпение на пределе. Если вы не свяжетесь с нами, мы расстреляем сейчас 20 человек».
Я им говорю, что речь идет о том, что мы не были готовы к такому повороту событий, этих людей здесь, на месте, нет, их надо собирать. Они говорят: «У нас много времени. Мы дня три будем ждать, когда вы соберете их». Я в ходе этого звонка предупредил их, попросил не причинять вреда заложникам, выдвинуть какие-то требования. Мне сказали: «Никаких требований у нас нет. У нас есть одно требование — это Аслаханов, Зязиков, Рошаль и Дзасохов, и больше никаких требований».
Потом мы выдвинулись оттуда, приехали, я доложил своему руководству. У меня в функциональных обязанностях как переговорщика есть одна задача — установить психологический контакт, выяснить требования, хотя бы приблизительно составить психологический портрет преступников. Но, к великому сожалению, за два дня, скажем, или три дня, которые я звонил, пытался установить психологический контакт, установить его не представилось возможным. Потому что на любые предложения, которые были мною им переданы, в том числе и коридор, в том числе и деньги, в том числе и живой щит, они в грубой форме отвечали матом, оскорбляли, унижали и говорили, что они приехали сюда не за деньгами, они приехали сюда не за тем, чтобы их шантажировали, что-то предъявляли. И единственное, что они просили, это вот этих четверых — и все. Никаких требований они не выдвигали.
«Из дома позвонили, плачут: «Ахмед, они начали штурм. «»
Был премьер-министром непризнанной Республики Ичкерия и доверенным лицом ее президента Аслана Масхадова. Закаев во время захвата школы находился в Лондоне, где получил политическое убежище (в России его обвиняют в создании бандформирований и добиваются его экстрадиции). Через него журналистка Анна Политковская пыталась выйти на Масхадова. Спустя несколько лет он рассказал об этом в интервью «Коммерсанту».
1 сентября, когда мне позвонила Анна Политковская, я представления не имел, что происходит. «Ахмед, если там хоть одна капля детской крови прольется, это катастрофа. Масхадов, ты — я не знаю, что вы делаете или что вы сделаете, но вы должны что-то сделать. ». Я говорю: «Аня, успокойся. Давай просто узнаем сначала». По прессе выходило, что заложников было 300 человек, говорили, что неизвестные захватили, условий никаких не выдвигают.
То есть я говорю: «Аня, если это какие-то люди из Саудовской Аравии пришли, требуют у России чего-то и захватили школу, что мы можем сделать? Давай разберемся сначала, что там происходит». Ведь поначалу никто не знал. Прошла ночь. На второй день мне позвонил Руслан Аушев: «Вот Александр Дзасохов [в 2004 году — президент Северной Осетии — Алании] сидит, хочет с тобой переговорить». Дзасохов просит: «Ахмед, свяжись с Масхадовым, пусть вмешается». Мы договорились, что завтра утром они со мной свяжутся. Я нашел Аслана, рассказал ему, он говорит: «Немедленно выезжай, вылетай, делай, что можешь, что хочешь, и скажи им, что я готов выехать туда. Короче, дайте мне туда добраться. Никаких условий, ничего, но мы должны предотвратить эту провокацию». Он был очень встревожен.
Бесланская школа: как это было Как развивались события в Беслане 1-3 сентября 2004 года
1 сентября 2004 в североосетинском городе Беслане ничто не предвещало беды. Дети, сопровождаемые родителями, шли в школу. На торжественной линейке у средней школы №1 собралось несколько сотен человек. Внезапно на линейку ворвались вооруженные люди и начали загонять собравшихся в здание школы. Так началась Бесланская беда.
Захват
Первое сообщение о вооруженном нападении на школу поступило около половины десятого утра по московскому времени 1 сентября. Точных данных о количестве бандитов, равно как и о количестве захваченных ими в плен людей, не было. Известно было только, что бандиты подъехали к школе на машинах. В ходе перестрелки бандитов с милиционерами, охранявшими школу, последние были убиты. Часом позже министр по чрезвычайным ситуациям республики Борис Дзгоев подтвердил факт захвата школы. Во всех других школах Северной Осетии были отменены торжественные линейки.
БОЙЦЫ СПЕЦПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ВОЗЛЕ ЗАХВАЧЕННОЙ ШКОЛЫ. Фото Reuters.
Осада
Пить не позволяли. И есть не давали. Они совсем обозлились. Когда нас отпускали в туалет, то некоторые дети забегали в разломанный кабинет, который недалеко от туалета. Там стояли в горшках цветы. Так вот, они цветы эти рвали и запихивали в рот. Некоторые прятали цветы в трусах и делились с товарищами. Но голод не так мучил, как жажда. Некоторые дети не выдерживали, мочились себе на ладони и пили.
Штурм
СОТРУДНИКИ СПЕЦСЛУЖБ ШТУРМУЮТ ЗДАНИЕ ШКОЛЫ. Фото Reuters.
Естественно, различные варианты штурма подразделения спецназа разрабатывали, но только теоретически, поскольку в подобных ситуациях так поступают любые антитеррористические группы.
Боевики гарантировали спасателям безопасность. По крайней мере, так заявили представители спецслужб, отправлявшие грузовик. Что именно произошло в тот момент, когда сотрудники МЧС заехали на автомашине во двор школы, до сих пор неизвестно. Неожиданно раздалось два взрыва, а следом загрохотали автоматные очереди. Сначала никто не понял, что происходит.
После взрывов с территории школы, со стороны внутреннего двора, на который выходят окна спортзала, начали выбегать первые дети. Тут же к зданию ринулись бойцы различных подразделений и местные вооруженные жители-ополченцы, которые с первого дня дежурили вокруг школы.
Таким образом, операция с самого начала вышла из-под контроля и начала развиваться спонтанно. Кто первым открыл огонь по школе, наверное, никогда никто не узнает. Уже через несколько секунд после взрывов в спортзале застрочил пулемет, потом подключились автоматы, подствольные гранатометы, снайперские винтовки. Начался бой, причем огонь велся со всех сторон школы.
ОПОЛЧЕНЦЫ ВЫНОСЯТ ЗАЛОЖНИКОВ С ПОЛЯ БОЯ. Фото Reuters.
Неофициально сотрудники «Альфы» в субботу подтвердили, что события в Беслане уже могут считаться самыми тяжелыми в истории подразделения. При штурме здания школы и спасении заложников погибли три бойца «Альфы» и семь бойцов «Вымпела». Ранения, по разным данным, получили от 26 до 31 спецназовца. За всю историю существования групп «Альфа» и «Вымпел» это были самые крупные потери.
Из-за того, что местное ополчение стояло на всех подступах к школе, штурм превратился в городской бой. Бойцам спецназа приходилось бежать к школе между местными ополченцами, которые бросились к спортзалу, чтобы вынести детей. Так как штурм начался неожиданно для всех, многие из спецназовцев были без бронежилетов. В результате всех этих причин спецназ понес столь значительные потери.
Освобождение заложников растянулось на десять с лишним часов, и уничтожить всех боевиков удалось только к половине двенадцатого ночи. Главная причина этого заключалась в том, что бандиты прикрывались заложниками, оставшимися в живых после взрыва и обрушения потолка в спортзале.
ВСЕ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ СПОРТЗАЛА БЕСЛАНСКОЙ ШКОЛЫ №1. Фото Reuters.
Внутренние войска и местный ОМОН начали прочесывать улицы в районе вокзала, примерно в полукилометре от школы. До позднего вечера в городе шла стрельба. Бойцы спецподразделений выбивали из подвала последних боевиков, которые прикрывались заложниками. Перестрелки со сбежавшими боевиками велись и в других частях города. Лишь к ночи Беслан был зачищен.
Днем 5 сентября власти Северной Осетии обнародовали уточненные данные о количестве жертв теракта в Беслане. Убитыми были названы 335 человек. Как сообщил журналистам руководитель информационно-аналитического отдела при президенте Северной Осетии Лев Дзугаев, общее число погибших в школе, по данным на 14:30 по московскому времени, составляло 323 человека, в том числе 156 детей. Всего, по данным Дзугаева, помощь медиков понадобилась 700 пострадавшим.
Три дня Беслана глазами заложницы: «Хотели обрядить в пояс шахидки»
Лариса Кудзиева описала мельчайшие детали кошмара
Боевики выводили Ларису на расстрел, хотели надеть на нее пояс шахидки. Рискуя жизнью, она делала все, чтобы напоить детей. Осколками гранаты у нее было повреждено лицо, раздроблена рука. Она перенесла 31 операцию.
О событиях тех трех страшных сентябрьских дней спустя 17 лет Лариса Кудзиева рассказала «МК».
«Увидела ногти боевика и поняла, что он управляем»
Лариса Кудзиева 1 сентября решила остаться дома. Она уже несколько месяцев ходила во всем черном — носила траур по мужу, который в апреле в 45 лет скоропостижно умер от онкологии.
— Муж не дождался 1 сентября, чтобы отвести сына в первый класс. Проводить Заурбека вызвалась дочь Мадина, которая в то время училась на третьем курсе в медицинском институте во Владикавказе, — рассказывает Лариса. — Ночь накануне выдалась очень тревожной. Я решила испечь три осетинских пирога, несколько раз просыпалась, чтобы поставить тесто.
В один из промежутков мне приснился странный сон. Будто на реке стоит дамба, и четверо мужчин пытаются развернуть русло реки на 90 градусов. Я вижу, каких бед они могут натворить, и кричу им, срывая голос: «Отпустите реку, она смоет весь город». Проснулась в ужасе в пять утра. Пошла к раковине, чтобы умыться, смыть водой весь негатив. И больше не легла.
Пора было поднимать детей. Накануне всех родителей обзвонили, предупредили, что линейка начнется не в 10 утра, как во всей республике, а на час раньше, в 9. Первоклашек попросили прийти на первый звонок с воздушными гелевыми шарами. В Беслане их тогда не продавали. Лариса съездила за ними во Владикавказ.
— Я накормила детей, они уже спустились во двор, до школы было идти минуты три, как меня вдруг будто кто-то толкнул, сказал «иди с ними». Сработала интуиция.
Я крикнула детям из окна: «Подождите, я с вами». Догнала их. Сын был нарядным, шел в белой рубашечке. На школьном дворе дети уже выстроились на линейку. Было три первых класса. Первоклашки гуськом выходили из школы. Наш 1«в» шел последним. Заурбек уже спускался с крыльца, как вдруг в двухстворчатую дверь ворвалась девчонка, закричала: «Бегите! Быстрее! Бандиты стреляют!» Стали слышны хлопки. Я подумала еще, что это лопаются воздушные шары, как вдруг увидела, как со стороны Школьного переулка бегут люди в черном, стреляя на ходу вверх.
Лариса схватила сына, затащила его внутрь школы. Вместе с Мадиной они забежали в первый попавшийся класс, думали, что откроют окно и выпрыгнут из него на другую улицу. Но на окнах были решетки, они оказались в мышеловке.
Нам объявили, что это захват, а мы заложники. Сказали выбросить сотовые телефоны. У дочки с собой был телефон мужа. Я взяла его, попыталась набрать свекру домой, предупредить о нападении, а связи уже не было, шло сообщение об ошибке сети. Телефон решила не сдавать, положила его «в швейцарский банк» — в выемку бюстгальтера.
Потом нас из классов стали партиями выводить в спортзал, уплотнять, все садились на пол. Мы оказались недалеко от входа в тренажерный зал. В воздухе висел один сплошной крик. Бандиты пытались успокоить людей, говорили, что хотят освободить Чечню. Потом просто начали кричать, чтобы мы заткнулись.
Террористы начали минировать спортзал. После того как удалось сбежать одному из заложников, двери забаррикадировали.
— Это был Володя Дауров, вслед ему стреляли, но ему удалось вырваться через выход во двор со стороны тренажерного зала. Он сообщил, что нас там больше тысячи, что мы едва помещаемся в спортзале, но на его слова не обратили внимания.
Слева от Ларисы сидел 39-летний Вадим Боллоев, который держался за локоть. Под ним растекалась лужа крови. Один из террористов выстрелил в мужчину за то, что он не встал на колени. Рядом с ним сидел напуганный 6-летний сын Сармат.
Бандиты ждали, что начнутся переговоры, в переданной записке потребовали, чтобы к ним пришли президент Республики Северная Осетия – Алания Дзасохов, глава Ингушетии Зязиков, доктор Леонид Рошаль.
Когда я запуталась в проводах, с помощью которых они минировали спортзал, он с силой толкнул меня в спину прикладом. Около стены сказал мне: «На колени». Я ответила: «Нет». Он снова говорит: «На колени». Я еще резче отвечаю: «Нет». Он вскидывает автомат, а дальше все было как в замедленной съемке…
Я увидела, как мой сын потянулся, пытаясь разглядеть, что происходит со мной. Мы пересеклись глазами. В голове мелькнула мысль, что у него уже нет отца, а сейчас мать в его глазах будет казаться слабой. Я схватила дуло автомата, отвела его в сторону. Взгляд упал на руки бандита, я заметила его обгрызенные ногти. В голове быстро сложилась картинка: значит, в детстве страдал неврозом, возможно, писался, он легкоуправляемый человек.
Говорю ему: «Что ты здесь спектакль устраиваешь? Женщины и дети напуганы. Между прочим, ваши жены рожают в наших роддомах, ваши дети отдыхают в наших санаториях». Он говорит: «Это не наши жены и не наши дети, это все кадыровское отродье».
Ларисе начали передавать маечки, детские колготки, чтобы она перевязала раненого. В тот день многие мамы пришли на школьную линейку с маленькими детьми. На дверях детских садов повесили объявление, что требуется предоставить справку о том, что ребенок две недели ничем не болел. А многие родители об этом не знали. В результате привели на школьную линейку малышей.
«Выпустим, если наденешь пояс шахидки»
— Помню, как в зал заскочил один из бандитов и сказал: «Объявили, что вас 354 человека. Сейчас мы из вас и сделаем 354…»
В зале были и 5-месячные груднички, и 90-летние старики. Сидеть на полу было неудобно. Спина и ноги затекали. У людей болели локти, на которые они опирались.
Школа №1 в Беслане. Фото: en.wikipedia.org
У осетин есть такое понятие «фош» — скотина, которая бывает на полу. Осетины никогда не сядут на пол. В том спортзале мы прошли семь кругов ада.
Потом добавил: «Ты думаешь, что я всегда с автоматом ходил? Или ты думаешь, что я не хотел бы отвести своих детей в школу в белых одеждах?» Когда я уходила, он сказал, что я с его женой похожи друг на друга как две капли воды.
— Сын раненого Вадима Сармат стал называть меня мамой, мальчишки уже не могли терпеть, просили пить. Я окликнула Али, показала ему два пальца, потом на своего сына и Сармата и добавила: «Воды!» Он мотнул головой в сторону душевых. Я проводила детей, они попили, я их обмыла.
Когда возвращалась на место, женщины стали со всех сторон просить: «Лариса, отведи моего ребенка… И моего… и моего…» Я снова окликнула Али, показала ему уже 4 пальца. Он мне снова мотнул головой. А у него у самого нога была на растяжке. Пока шла к душевым, мне передали еще детей. Женщины стали кричать Али, чтобы он разрешил и их детям напиться. И тут он как подскочит, как заорет: «Кто вам сказал, что я Али? Кто вам сказал, что я добрый? Я пришел вас убивать!»
— Потом у меня спросили, сколько у меня детей? Я сказала, что трое, имея в виду и Сармата. И услышала: «Мы выпустим твоих детей, а также твоих родственников, если они есть в зале, если ты наденешь хиджаб и пояс шахидки».
Я спросила, где их женщины? Абдулла обмолвился, что вчера была предпринята попытка штурма и шахидки погибли. Мне нужно было выиграть время, поэтому я стала расспрашивать, что такое хиджаб. Услышав, что это мусульманский платок, сказала: «Боюсь, что я вам все испорчу, потому что я не мусульманка». Возникла пауза. Я спросила, есть ли у меня время подумать? Абдулла сказал: «Думай». Я пошла на место, в голове у меня будто звонил колокол: бум, бум… Юбка шуршала, как бумага. Я сидела около раненого, юбка пропиталась кровью, потом высохла. Меня до сих пор преследует этот запах…
Лариса вспоминает, что Вадима Боллоева еще 1 сентября бандиты куда-то унесли. Позже стало известно, что он погиб от осколков, когда взорвалась шахидка. По одной из версий, у вдовы боевика Шейбекханова не выдержали нервы.
«В голове пронеслось: а умирать-то, оказывается, как легко»
3 сентября многие из заложников обессилели, ребятишки падали в обморок. Бандиты, по рассказам Ларисы, от страха и неопределенности тоже были никакие. Все ждали, что начнутся переговоры.
— Помню маленькую девочку, у которой от сухости потрескались губы. Она просила у мамочки: «Я воды хочу, я воды хочу». Мать, бедная, плакала…
Сотрудники спецподразделений «Альфа» и «Вымпел» на стартовых позициях. Получен приказ приступить к операции по спасению заложников и обезвреживанию террористов. Фото: Кадр из видео
Лариса говорит, что у нее было предчувствие, что скоро все закончится. В тот момент она почему-то подумала о землетрясении, что самое безопасное место при подземных толчках — это проем двери. Стала поближе подсаживаться ко входу в тренажерный зал.
Все, что осталось от школьного спортзала. Фото: en.wikipedia.org
Лариса вспоминает, что взгляд у нее упал на огромные метровые вещмешки. Из одного высовывалась коробка конфет. Кругом стреляли, а тут конфеты, что-то из далекой, мирной жизни…
— Тронула мешок, а там полно еды: печенье, пряники, сухофрукты. Кричу детям: «Кушайте». Тут шестилетний сосед-мальчишка спрашивает: «Лариса, а где моя мама?» Говорю ему: «Кушай, кушай, чем твоя мама сейчас лучше, чем я?»
В тренажерке мы, наверное, просидели минут 40. Выбраться оттуда мы не могли, на входе сидел Ибрагим. Потом он запрыгнул к нам, закричал: «Выводи людей, крыша обвалилась». Я вышла и увидела небо. Потом посмотрела вниз… Там был ад. Люди лежали друг на друге, все в крови, кто-то пытался встать.
Боевик опять закричал: «Выводи людей». Я попросила его: «Оставь нас, уходи». Он сказал, что бросит сейчас в тренажерный зал гранату. Подумала, что кому-то надо выйти. Подхватила сына, дочку. С нами вышел пожилой учитель физкультуры Иван Константинович Каниди.
Идем, пули свистят над головой… Тут я спотыкаюсь, падаю навзничь, как карандаш. Выставляю вперед руку, попадаю в плечо лежащей женщины и вижу, что она мертва…
И тут, по воспоминаниям Ларисы, они услышали осетинскую речь, кто-то говорил: «Идите сюда, мы здесь». Изможденные люди, все израненные, обожженные, поползли на этот голос.
— Прошли коридорчик, который вел из спортзала в школу, и тут я увидела Абдуллу. Моему изумлению не было предела. Мы, когда сидели в спортзале, последними словами крыли по-осетински его, весь его род. Он и глазом не моргнул, хотя, как выяснилось, все понимал. Потом я уже узнала, что у него фамилия Ходов, он уроженец Хмельницкой области Украины, его в детстве усыновила жительница осетинского села Эльхотово. Тогда, 3 сентября, в пылающей школе я сказала ему: «Осетин ты или говоришь на осетинском — ты мразь». Он заорал: «Заткнись. Бегом в столовую».
Лариса с детьми шли по битому стеклу. Мадина была босая, у Ларисы на ноге остался только один шлепок. В столовой была настоящая бойня.
В той суматохе Нурпаши Кулаева потеряли из виду. Через выбитое окно стали перекидывать детей. А потом в проеме появились спецназовцы.
Ларису зацепило осколками.
— У меня была снесена половина лица, правая рука — вся в хлам. Сын закричал «мама! мамочка!» Я не хотела, чтобы он видел меня, истекающей кровью, уцелевшей рукой стала закрывать рану… А потом для меня наступила тишина. И только отдаленно был слышен красивый-красивый хрустальный звон, как будто кто-то ударял бокалами друг о друга. В голове пронеслось: а умирать-то, оказывается, как легко.
«Хирург сказала: «Теперь твой день рождения 4 сентября»
Лариса вспоминает, что, когда она на какой-то миг пришла в себя, в столовой уже ходили солдаты. Один из них, наклонившись над ней, попросил: «Потерпи, девочка, сейчас будут носилки». Второй раз она очнулась в больнице Беслана, когда услышала голос знакомого врача-эндоскописта Нодара Гаглоева.
— Спросила его: «Нодар, а ты что, меня не узнаешь? Я Лариса Кудзиева». Он был другом моего мужа, мы хорошо знали друг друга. Он не мог скрыть изумления, воскликнул: «Да ты что?!» Я-то себя со стороны не видела, была вся в пепле, саже, крови.
Он тут же сказал своей медсестре: «Вези быстро ее в РКБ (Республиканскую клиническую больницу. — Авт.), скажи, что это моя невестка». Потом она мне рассказала, что по дороге из Беслана во Владикавказ я три раза «уходила». В приемном отделении удивлялись, как я до сих пор жива, давление было «50 на 0». Я впала в кому, меня подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, за ночь сделали две операции.
Когда Лариса пришла в себя, хирург спросила у нее дату ее рождения. Когда женщина назвала число и месяц, врач сказала: «Забудь их. Теперь твой день рождения 4 сентября. Ты родилась в рубашке, сто лет будешь жить».
Лариса не чувствовала половины своего лица: мышц, нервных окончаний и большей части скуловой кости там не осталось. Она просила у медсестер зеркало, ей долго его не давали… Потом Лариса перенесла 31 операцию.
Лариса Кудзиева после теракта.
Сейчас она готовится к поездке в Германию. Немецкие врачи приняли ее документы. Раз в несколько лет Ларисе нужно подтягивать ткани правой части лица.
Операции, которые ей необходимы, относятся к пластической хирургии и государством не дотируются. Каждый раз ей приходится просить деньги на лечение у администрации Северной Осетии.
— Пишу письма, прошу оказать материальную помощь, прикладываю все чеки. Один раз не выдержала и написала рядом со своей фамилией: я недобита. Многие после той трагедии остались инвалидами. В документах о причинах инвалидности у нас написано «общее заболевание». Мы — просто заболели, хотя по всем медицинским документам у нас сочетанная минно-взрывная травма. Дети, получившие в результате теракта инвалидность, являются «инвалидами детства». Статус «жертва теракта» так официально и не был утвержден.
Как инвалид второй группы Лариса Кудзиева получает пенсию 15 тысяч рублей в месяц.
— А почему не 50, не 150? Меня лишили здоровья, лишили будущего. Но я не согнусь, я из этого теракта не выползла, а вышла.
Каждый год 1 сентября Лариса приезжает в Беслан из Владикавказа, куда переехала жить после теракта.
— Мы не забудем то, что произошло там в 2004 году, дети наши будут приходить в эту школу и на кладбище, и дети наших детей будут приходить. Пара-тройка секунд — и я сама бы лежала на том кладбище. Наверное, мне не время было уходить тогда. Меня оставили, но для чего? Чтобы я пережила своего ребенка?
Дети Ларисы выжили в той страшной бойне. Мадина была ранена, у Заурбека были повреждены барабанные перепонки. Но у трагедии оказалось долгое эхо. Спустя 6,5 года после теракта сына Ларисы не стало. Мальчик принимал ванну в доме своей бабушки, и внезапно у него остановилось сердце.
Лариса закрывает глаза и видит Заурбека. В душном, заминированном спортзале в 2004 году он так и не разделся, оставался в белой рубашке и брюках, единственное — снял носочки, аккуратно свернул их и положил в карман. Первоклассник уже тогда чувствовал себя мужчиной.
Перед глазами у Ларисы встает погибшая учительница 1«В» класса 53-летняя Галина Хаджиевна Ватаева, с которой они под пулями лежали валетом на полу в столовой. И маленький Сармат Боллоев, кому посчастливилось выжить. В захваченной боевиками школе он потерял отца и двух сестер. Сейчас парень уже окончил университет.
— В те страшные дни в школе все ждали переговоров. В спортзале были и 5-месячные груднички, и 87-летние старики, как, например, учитель физики Заурбек Гутиев, который принимал участие в Сталинградской битве. Когда в заложниках такой контингент, нужно было продумать стратегию, обмануть террористов, но спасти малышей, школьников, их родителей и учителей. Теперь на кладбище, в «городе ангелов», из 266 могил 186 — детские. Как такое можно было допустить?