зачем я тебя рожала
“Зачем я тебя родила, тварь”: токсичные родители в действии
С самой первой секунды появления в этом мире мы должны что-то делать с энергией, которая выделяется при столкновении наших желаний (или нежеланий) с реальностью.
Новорожденный голодный ребенок кричит, по мере взросления он может уже ОТКЛАДЫВАТЬ крик.
И со временем он много чего научится терпеть и откладываться до подходящего момента: голод, походы в туалет, сексуальные импульсы. Собственно, об этом и писал Фрейд, говоря о стадиях развития: оральная, анальная, генитальная – где дислоцируются в теле желания, которые человек учится тормозить.
Куда девается энергия при торможении? И снова вспомним Фрейда и его концепцию.
Ид – образ некого бессознательного “контейнера”, одна из функций которого хранить энергию от торможения нереализованных желаний.
У новорожденного с контейнированием все плохо (но так и должно быть – этот навык растет “снаружи мамы”, в контакте со средой) – у него все импульсы тут же выражаются в поведении, а дальше – вся жизнь тренировка. Вот только условия тренировки у всех разные.
Значимый взрослый около ребенка – это и есть его контейнер – “складывать беды в маму” это означает дать своему еще маленькому контейнеру нормально развиваться, не забивая его под завязку. Ребенок может сильно расплакаться от ерундовой царапины и прибежать к маме на колени, чтобы в ее контейнер сложить свои важные для него переживания, сам он пока не может терпеть как взрослый, не может не отреагировать “ну что ты плачешь как маленький”.
Именно поэтому взрослому часто кажутся детские переживания ерундой, хотя не кажется странным, что ребенку не под силу поднять то, что может легко взять в руки взрослый.
Ребенок складывает сложности во взрослого. Если, конечно, у взрослого есть, куда складывать… “Сам виноват, куда залез”, “так тебе и надо, будешь соображать лучше” или мамы просто рядом нет. Никого рядом нет. И тогда боль замораживается. И она будет как партизан в окопе ждать своего часа – война закончилась, а она вдруг появляется из ниоткуда с гранатой и криком “умрите все”. Часто это происходит неожиданного для самого человека. Масса исследований говорят о высокой корреляции приступов гнева и непростого детства.
Контейнер заполнен травмами словно морозильник? Тогда ежедневным фрустрациям просто некуда поместиться и в поведении мы наблюдаем человека, который готов сжечь до тла с персоналом заживо кафе, где официант был недостаточно вежлив – ему мало того что некуда сложить обиду, так попавший камешек еще активизирует все накопленное за время жизни и РЕАЛЬНОЕ субъективное переживание боли от грубого слова такое, будто с человеком совершили что-то ну очень страшное.
Отсюда такая несимметричность реакции. Переводя на язык нейробиологии – так срослись нейронные цепи. Человек потом может жалеть и раскаиваться, но это никак не предотвращает подобные реакции в будущем.
В тоталитарных государствах ранняя разлука с родителями как будто бы часть политики воспитания (посмотрите, как в той же Северной Корее устроена система воспитания детей).
В СССР в три месяца женщина должна была выйти на работу, отдав ребенка в ясли. В больницах (читай – с ослабленным собственным ресурсом) с очень ранних лет – без матери. Такая система калечит не только ребенка, но и родителя, убивая на корню хотя бы даже биологическую привязанность к потомству. Родителя физически и/или эмоционально (контейнер закрыт для ребенка) нет рядом, и все тягости реальности ребенок вынужден куда-то девать. Или соматизировать (все в болезни тела), или замораживать до иных времен.
Заморозка несконтейнированных детских травм – основа любой травли и дедовщины. Девиантного детского поведения. Проблем с усыновленными детьми, о которых предупреждают в школе приемных родителей.
И так же поступают травмированные дети, когда сами становятся родителями: появившееся зависимое существо открывает портал в ад: кажется, что слова сами приходят на ум “а я говорила не лезь, а как ты хотел”, “я тебя в детский дом сдам, сволочь”, “не треугольник тупой, а ты тупой”.
Ребенок фактом своего существование делает запрос на ресурс, а его нет. Есть только травмы и обиды.
Как первые христиане шли на закланье к жаждущей крови толпе (становились контейнерами для ненависти), так и ребенок появившийся на свет (правда без собственного согласия) становится агнцем на алтаре родительской травмы. Он открывает своим появлением и без того хлипкую платину, сдерживающую бурную реку накопившегося. В обществе, где легализовано токсичное отношение к детям, такое общение с ребенком не вызывает вопросов у окружающих – все так жили и живут.
Ведь часто в культуре подставлять вторую щеку, то есть контейнировать чужую ярость в себя, считается слабостью. Тот, кто прощает – лох. Кто не играет в игру “они сами виноваты” – трус и размазня.
Ныть нельзя (то есть выражать боль во вне), люди в блокадном Ленинграде умирали с голоду, а ты ноешь, что на работе проблемы, как будто, если этот человек сейчас прекратит делиться болью, те жертвы воскреснут и счастливо заживут. Все эти “а дети в Африке голодают” – это отказ от контейнирования, потому что свое то складывать некуда, куда еще чужое. Однако, прощение не слабость, эта самая мощная сила из всех возможных, то что сильнее силы автоматической ненависти. Прощение, это когда все твои нейроны приготовились на уничтожение, а ты в 200 миллисекунд уводишь руку и стреляешь в воздух.
Уметь прощать – навык, а значит он тренируется, с увеличением нагрузок может переходить на новые уровни.
Сначала ты научился прощать друзей, потом врагов. 200 миллисекунд на каждый подход в тренировке.
Это любить своих детей, вопреки хору злых голосов из своего травматичного детства и внешних комментариев “не бери на руки избалуешь”, “чего неженкой растишь”, “тресни ему как следует пусть знает”, “скажи ему, пусть дает сдачи всегда”. Это не отомстить тому, кто по всем человеческим меркам этой мести заслуживает.
Говорят, что в мире нет справедливости. Да, но в мире есть Любовь, а Любовь – это и есть самая большая несправедливость.
Не справедливо помочь тому, кто должен вроде как быть твоим врагом. Не справедливо любить того, кто приносит тебе боль. Не справедливо делать добро и не получать признания, но продолжать его творить. Не справедливо давать незнакомым людям с таким трудом заработанные деньги на решение их проблем. Не справедливо рисковать жизнью ради других людей, вынося их из огня.
И очень хотелось бы, чтобы для такой несправедливости люди всегда находили силы и ресурс – как в самих себе, так и в близких.
Автор: Виолетта Виноградова, гештальттерапевт, юнгианский аналитик.
Я замужем, у нас с мужем обычная молодая семья, ни я, ни супруг не родились с золотой ложкой во рту. Родители всю жизнь работали, но каких-то высот не достигли. Поэтому квартир, машин и прочих благ цивилизации на нас не валилось. Поэтому мы с мужем ударными темпами копим на ипотеку. И если родители мужа нам пытаются хотя бы не мешать, то моя мама не такая.
На пенсию она выскочила сразу же, как только появилась возможность. По ее словам, с нее хватит, наработалась она уже. Ее право, я не осуждала, хотя зная мамину кипучую энергию, считаю, что на ней еще пахать можно. И нужно, чтобы энергия тратилась в мирное русло.
Мама внезапно начала «болеть», дома все ломалось, соседи топили, короче, такое ощущение, что ее кто-то прям проклял. Ну не может на одного человека с бухты-барахты столько свалиться. Конечно, мы с мужем по первости помогали, хотя в основном там нужна была финансовая помощь. Все она плакалась, что с пенсии никак такие траты не вытянет.
Когда она вернулась с югов, я пришла к ней на серьезный разговор.
То, что поездку невольно проспонсировала я, мама отрицать не стала. Следом мне выкатили претензию, что вообще-то дети должны заботиться о пожилых родителях. Пожилой мама стала в 55 лет. Пенсия у нее льготная по вредности производства, в свое время выбила себе ставку, хотя ей на ее должности вредность была и не положена.
Сказала маме, что она просчиталась с инвестициями и ушла. Номер в черном списке, не хочу с ней разговаривать. И буду ли еще помогать, пока не уверена.
«Зря я тебя родила!»: как победить родительское «проклятие»
«Я сказал в сердцах, сгоряча», — говорит родитель, но ребёнок (даже взрослый) может принять всё близко к сердцу. Наш блогер, классная руководительница Елена Александрова, рассказывает, как иногда родители, не замечая и не осознавая, говорят детям страшные вещи.
Как же часто ко мне обращаются родители подростков со словами «Помогите! У меня опускаются руки, я ничего не могу сделать…» Как правило речь идёт о детях, с которыми давно работает школьный психолог, социальный педагог, а бывает, что и комиссия по делам несовершеннолетних. Зачастую не имеет значения, благополучная семья или нет.
Как правило, сложности с детьми подросткового возраста в той или иной степени испытывают все, ведь возраст на то и переходный, что знаменует собой переход от детства к юности, начало вступления во «взрослую жизнь».
Беседуя с родителями о семейных взаимоотношениях и принципах воспитания, я много раз обращала внимание на то, что вещи, о которых взрослые упоминают мимоходом, как о не заслуживающих внимания, часто имеют для детей совершенно другое, буквальное значение. Оказывается, очень важно суметь не сказать то, о чём потом придётся пожалеть.
В моём классе были дети, которые не хотели идти домой. Они приходили в наш кабинет после уроков с вопросом: «Елена Александровна, может чем-то помочь? Можно, я с вами посижу?»
Я наливала чай, мы пили и разговаривали. И, вроде, дома всё у них спокойно, и достаток приличный, и семья полная, а глаза у ребёнка грустные-грустные
Были дети и из неблагополучных семей. Мы оставались после уроков на «разбор полётов» — прогулы, двойки, дерзкое поведение. Бывали случаи попыток суицида. Начинаем разбираться с причинами, копаем «вглубь проблемы». Подросток рассказывает, глаза сухие, а в голосе боль. И плакать уже хочется мне. Знаю, в моём педагогическом опыте немало примеров того, что, заканчивая школу, такие дети превращаются в глубоко несчастных взрослых со сложной судьбой.
На очередном родительском собрании я озвучила тему «Родительское проклятие „не живи!“»
В классе воцарилась тишина. Ну, действительно, какой родитель в твёрдом уме и трезвой памяти пожелает своему ребёнку смерти? Увы, желают. На подсознательном уровне, иносказательно, но ребёнок всегда правильно считывает посыл. Известный психолог Михаил Ефремович Литвак упоминает о подобном «родительском проклятии» в своих статьях.
«В этом мире немало людей, которые просят, чтобы их убили. Их много в игорных домах, они выскакивают из своих автомобилей, когда кто-то легонько задевает их за крыло, они оскорбляют и раздражают людей, о силе которых не имеют понятия. Я видел человека, который, не имея за спиной никого, дразнил целую группу опасных людей. Они кричат: „Убейте меня, убейте“, и всегда находится человек, готовый это сделать…» — Дон Вито Корлеоне, роман «Крёстный отец» Марио Пьюзо.
«Это риторика белых господ и их чёрных слуг». Педагог Дима Зицер — о том, какие ошибки совершают родители подростков
Наверняка и вы не раз встречали подобных людей. Они рискуют своей и чужими жизнями совершенно без необходимости, на дорогах превышают все мыслимые и немыслимые скоростные лимиты, садятся за руль пьяными. Чем выше скорость, тем большее удовольствие от жизни они испытывают. Часто любят экстремальные виды спорта, они — фанаты экстрима, будто играют со смертью, всегда находясь на грани. Главное, в этом никогда нет никакого практического смысла. Речь не идёт о тех, кто рискует своей жизнью по долгу службы — лётчиках, военных, пожарных, спасателях. Речь идёт о людях, рискующих своей и чужой жизнью исключительно «для адреналина».
Психотерапевт, кандидат медицинских наук Михаил Ефимович Литвак объясняет подобное явление тем, что в раннем детстве у человека формируется запрет жить, установка «не живи». В чём его суть?
Трансакционный анализ представляет собой психологическую модель, служащую для описания и анализа поведения человека, — как индивидуально, так и в составе групп. Данная модель включает философию, теорию и методы, позволяющие людям понять самих себя и особенность своего взаимодействия с окружающими. Установка «не живи» толкает женщин на экстремальные знакомства с противоположным полом, например, поездки с едва знакомым мужчиной на пикник в лес. Установка «не живи» зачастую лежит в основе алкоголизма, наркомании и игромании — всё это «приятные» способы ухода.
Как формируется эта установка?
С точки зрения трансакционного анализа — элементарно. Достаточно дать понять ребёнку, что он «нежеланный». Желанный ребёнок — тот, кто нужен, тот, кто «хорошо, что он есть». «Нежеланный» — тот, которого бы лучше не было.
Вариантов прилепить ребёнку проклятие «не живи» полно. Вот некоторые:
Многие мои ученики говорят о подобных высказываниях своих родителей и всегда отмечают, что такие слова больно ранят.
На том родительском собрании я обратилась ко взрослым, с достаточно богатым жизненным опытом, людям: «Уважаемые родители, помните, каждое ваше слово если не запоминается точно, то, по крайней мере, откладывается в подсознании ребёнка. Особенно — в момент конфликта. Вы забудете, вы сказали это „сгоряча“ — ребёнок не забудет. Для детей нет категории „сгоряча“, они всё воспринимают буквально».
Чем опасны матери-нарциссы и как они ломают жизнь своим дочерям
Иногда я думаю, почему перед тем, как сесть за руль, человек сдаёт экзамены, чтобы получить права? Перед тем, как устроиться куда-то на работу, человек обучается… Только никто и нигде не обучает родителей правилам воспитания детей, с главным условием — не навреди.
Несколько поколений назад передачей семейной мудрости воспитания детей в семьях занимались бабушки и дедушки. В наш век современных скоростных технологий, да ещё с повышением пенсионного возраста и родители, и бабушки, как правило, работают. Цепочка передачи семейной мудрости воспитания от поколения к поколению зачастую прерывается.
Ну, и напоследок хорошая новость — хотя это «проклятье» одно из наиболее зловредных, установка неплохо снимается специалистом-психологом. Плохая новость — чтобы снять это «проклятье», надо идти к психологу добровольно, с искреннем желанием разобраться в себе и поменять жизнь к лучшему.
Вы находитесь в разделе «Блоги». Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Иллюстрация: Shutterstock (Siberian Art)
«Я хотела родить для себя, а теперь все чаще думаю, зачем мне вообще нужен сын»: 4 реальные трагические истории родителей и детей
Проблема отцов и детей — тема вечная, и писать об этом всегда тяжело, ведь в этом конфликте и той и другой стороне всегда есть что сказать. Пресловутый «стакан воды в старости», завышенные ожидания родителей, мамы, которые рожают ребенка для себя, а потом никак не могут отпустить его и в результате калечат дочери или сыну жизнь. Мы выслушали петрозаводских родителей и детей и собрали четыре реальные практически трагические истории:
Наталья, 48 лет
— Я родилась с большими проблемами со здоровьем, и маме пришлось со мной нелегко: она много сил потратила на мое обследование и лечение, возила меня по санаториям. Врачи с самого начала вынесли приговор, что я не буду ни говорить, ни ходить, но все оказалось не так — благодаря стараниям и вере моей мамы к школе я стала нормальным ребенком. Мы много времени проводили вместе; еще в детстве я говорила, что моя лучшая подружка — это мама, и доверяла ей все свои секреты. Не рассказать о чем-то маме — такого я и в мыслях не допускала, потому что она приучила меня к этому.
Когда я стала старше, мама призналась, что из-за постоянных больничных, когда приходилось сидеть со мной, она не сделала карьеру, хотя такая возможность была — до моего рождения ее считали перспективным сотрудником. Не вышла замуж повторно — мой папа погиб от несчастного случая буквально перед моим появлением на свет. Она говорила, что я для нее — это все, и ее советам я доверяла безоговорочно: скажем, даже в старших классах она выбирала мне одежду и даже нижнее белье. Когда мама шла в гости, она почти всегда брала меня с собой, а потому я общалась в основном с представителями старшего поколения.
Подруг у меня не было — в классе меня считали странной, хотя при этом не обижали. После окончания школы профессию мы тоже выбирали вместе с мамой. Все, о чем я рассказываю, меня не раздражало, не вызывало сомнений: я целиком принимала эту ситуацию. Все изменилось, когда меня начала волновать проблема личной жизни, а точнее, ее отсутствия. Этим я тоже поделилась с мамой, и внезапно встретилась со страшной обидой и ревностью: она ударилась в слезы и повторяла: «Я жизнь на тебя положила, а ты хочешь променять меня на какого-то мужика!» Стала рассказывать гадости про интимную жизнь. Мне с трудом удалось прикрыть тему, и я принялась думать, как быть. А потом мама вдруг сказала, что есть приличный молодой человек, с которым я могла бы познакомиться, — сын ее хороших знакомых.
Парня я этого знала, как знала и то, что он мне совершенно не нравится, о чем и сообщила маме, — это вызвало очередную серию упреков. Прошло несколько лет, и мне все-таки удалось встретить того, с кем я бы хотела связать свою судьбу. Все у нас было хорошо, вот только мне предстояло показать его маме. Я долго готовила ее к этому знакомству, наконец она скрепя сердце согласилась, и, я так думаю, увидела, что я его люблю.
А парень тоже многое понял, потому что сказал: «Мы будем вместе, если только твоя мама не станет спать в нашей постели!» В общем, мне предстояло разрываться между нею и им. Со стороны матери я выдержала череду истерик, а у парня нарастала холодность. В результате мы расстались, и, скажу сразу, в моей дальнейшей жизни был не один такой случай. Теперь, когда мне под пятьдесят, я понимаю, что у меня уже не будет ни мужа, ни детей. Мама еще достаточно бодра, мы вместе гуляем, ходим в кино и в гости — ей удобно, она счастлива. Она положила свою жизнь на меня, а я свою — на нее.
Нина, 74 года
— Славика я родила в сорок пять лет, без мужа, вполне сознательно, что называется, для себя. Я человек творческой профессии, была всецело поглощена ею и до устройства личной жизни все как-то не доходило. Романов было много, а вот семейного гнезда не свила и решила, что пусть хотя бы будет ребенок.
Возможно, я виновата в том, что у меня с самого начала возникали мысли о «стакане воды» и опоре в старости, и именно потому этого я как раз и не получила. Вместе с тем я всегда старалась развивать сына, дать ему все самое лучшее, что в моих возможностях, но все разбивалось как об стену. Мне пришлось отдать Славу в коррекционный класс, потому что он был неуправляем еще в садике: ломал игрушки, бил детей.
Дома тоже не слушался — за ним нужен был глаз да глаз. В поликлинике поставили обычный диагноз «гиперактивность» и сказали, что таких детей сейчас много. Учился он с трудом — в основном из-за поведения. Сколько переломал у детей линеек, карандашей, изорвал тетрадей, поотрывал капюшонов у курток! Тумаки раздавал направо и налево. Я тоннами покупала эти линейки, каждый день приносила извинения родителям одноклассников Славика.
В седьмом классе он бросил учебу — отказался ходить в школу и все. Просидел дома два года, играя в компьютер. В школе ему ставили тройки и каким-то образом переводили в следующий класс, но аттестат он, конечно, не получил. Мне грубил, обзывал, не реагировал ни на замечания, ни на просьбы, ни на мольбы. А потом пошел на улицу и связался с какими-то дурными ребятами: с тех пор вообще все пошло по наклонной. Сперва выпрашивал у меня деньги, потом стал угрожать.
К тому времени я была на пенсии, денег получала мало и почти все отдавала ему. Превратилась в старуху и внутренне, и внешне, никаких сил не осталось. И все чаще задавала себе вопрос, зачем я родила сына. Я боялась его, потому что он мог поднять на меня руку, если что-то, по его мнению, было не так. А потом Слава совершил кражу и попал в тюрьму. Думаю, мои слова прозвучат ужасно, но сейчас я живу спокойно, отдыхаю от прежнего кошмара. Но через четыре года сын выйдет на свободу — и что будет тогда?
Юлия, 27 лет
— Я так понимаю, мои родители хотели иметь успешного ребенка. Мама занималась танцами, папа — тхэквондо, но они не добились какого-либо успеха, а потому заложницей их амбиций стала именно я. Меня отдали в спортивную гимнастику, когда мне было пять лет, и все мое детство и юность были отданы беспрерывным тренировкам. Другие дети гуляли, играли, а я проводила время в спортзале. Не могу сказать, что мне это совсем не нравилось, просто было тяжело после общеобразовательной школы посещать еще и спортивную, а нагрузки там были немаленькие. При сдаче норм по ОФП (общефизическая подготовка) мы делали по сто-сто пятьдесят отжиманий; также приходилось многое преодолевать: например, у меня врожденный страх высоты, отчего было сложно выполнять упражнения на бревне.
А еще я склонна к полноте, потому мне запрещали любые сладости — сколько бы я ни выклянчивала пирожное или мороженое, из уст родителей звучало твердое «нет!» Когда проходили соревнования, папа и мама нервничали едва ли не больше меня. Сама победа меня волновала не слишком сильно, я боялась, что подведу родителей, потому что если я занимала призовое место, для них это было настоящее счастье, а если проигрывала — наступал черный день. А однажды и впрямь опустился темный занавес: я получила серьезную травму спины.
Несмотря на все усилия врачей, стало ясно: чтобы сохранить здоровье, мне придется оставить спорт. Хотя мне было очень нелегко поменять ставший привычным образ жизни, я отчасти испытала и некоторое облегчение, а вот родители будто сломались. Напрасно я убеждала их, что из меня все равно не получилась бы олимпийская чемпионка — нет у меня таких физических данных, как и целеустремленности, характера.
После того, как я ушла из гимнастики, мой вес начал постепенно нарастать, и сейчас я симпатичная толстушка, не отказывающая себе в пирожных и кофе со сливками. Я нашла себя в другой профессии, окончательно поняла, что спорт — это не мое; вышла замуж, родила ребенка и в целом чувствую себя вполне довольной своим положением, но вот отношения с родителями остаются прохладными. Иногда мне кажется, будто я, дочь, не оправдавшая их ожиданий, вроде как и не их дочь. А потому пусть мой ребенок сам выбирает свой жизненный путь.
Александра, 50 лет
— Мы с мужем с рождения являемся слабослышащими — это третья группа инвалидности. Что стало причиной недостатка, теперь уже никто сказать не сможет. Мы владеем языком глухонемых и между собой общаемся в основном на пальцах, но слышащих людей тоже понимаем — по губам, если они говорят медленно и внятно.
У нас речь с дефектами, но при желании можно распознать, что мы говорим. Наша дочь родилась совершенно нормальным ребенком, со слухом у нее все в порядке. У нас есть друзья, которые обучали своего сына азбуке немых, чтобы им было удобнее с ним общаться, и в результате мальчик, имея слух, обладал крайне малым словарным запасом и больше молчал. Потому мы не учили дочь разговаривать «на пальцах», а старались общаться с ней, как обычные люди.
Мы понимали, что ей тяжело: чтобы что-то нам сказать, надо поймать наш взгляд или дотронуться, проговаривать все очень четко, губами: случалось, Таня забывалась и говорила так даже с другими людьми. Мы видели, что порой она нервничает, что ее это раздражает. Однако она окончила школу с золотой медалью, ее всегда и везде ставили в пример. Потом поступила в вуз, в Санкт-Петербург, и мы сняли ей квартиру, чтобы она не жила в общежитии, хотя по финансам это было нелегко.
А потом, когда дочь приехала на каникулы, мы услышали: «У всех нормальные родители, а у меня — глухари! Мне просто стыдно, что вы такие». Мы были в шоке, испытали просто нереальную обиду. Мы ведь не виноваты, что у нас такой недостаток! Да, с нами нелегко общаться, у нас не столь широкий кругозор, как у других людей, но ведь мы же ее родители. Таня учится в Санкт-Петербурге четвертый год, и в последнее время не приезжала домой даже на каникулы.
У нее есть молодой человек, которого мы в глаза не видели, наверное, потому, что нашей дочери опять-таки стыдно за нас. Мы думаем, что Татьяна однозначно останется в Северной столице, а нас просто забудет. Знакомые советовали пригрозить ей, что мы перестанем платить за учебу, но мы не можем так поступить — ведь это все-таки наша дочь. А ее выбор — это выбор ее совести.
«Мне было не дано, зачем я родила?» Бесплодие, долгожданный ребенок – откуда у мамы депрессия
Примечание редакции: в этой статье не рассматривается религиозный и нравственный аспект проблемы экстракорпорального оплодотворения, речь идет о свершившейся ситуации беременности и рождения ребенка после долгого бесплодия и ее психологических особенностях. Проблеме ЭКО посвящены другие публикации «Правмира», мы также вернемся к ней в следующих статьях.
Бесконечные анализы, операции, искусственный климакс, инсеминации, массажи, криопротокол, два неудачных переноса. Четыре с половиной года мучений. Третий перенос, долгожданная беременность. Чудо. Из одного эмбриона – два. У нас будут близнецы. Победа, скоро получу свою награду, мои страдания закончатся.
На 32-й неделе – кесарево сечение. Я проваливаюсь в черную дыру, хочу умереть, улететь навсегда на другую планету без обратного билета.
Десять дней детской реанимации, еще месяц в патологии. Одна с двумя полуторакилограммовыми младенцами. Жизнь вмиг закончилась. Впереди – ничего. Кто-то готовится к Новому году, а я в больнице. Проклятое сцеживание, лактостаз, неинфицированный мастит. Я никогда не выйду отсюда. Дети отняли у меня все. А ведь мы с мужем их так хотели.
Целыми днями реву. Не могу контролировать себя, ничего не хочу, только умереть. Наконец, мы дома. Еще месяц не могу прийти в себя. Ищу поддержку. Нахожу ее в интернет-сообществе среди таких же несчастных. Оказывается, у меня послеродовая депрессия. Общение помогает, конечно, но после родов прошло почти полгода, а у меня все еще бывают жесткие откаты с ненавистью к себе, своему телу, непринятием материнства и себя в новой роли. Может быть, когда-нибудь я смогу насладиться материнством, понять, кто я теперь?
– Казалось бы, удачное ЭКО – гарантия радостного и здорового материнства. Бесплодная женщина не просто мечтает о ребенке, ради этого она делает с собой невозможное. Неужели депрессия может возникать на фоне такой беременности?
– Бесплодие – довольно сложная тема. Есть ощущение, что раз столько усилий сделано, чтобы забеременеть и родить, значит, люди точно очень хотят иметь ребенка. Все это кажется залогом прекрасного родительства. Увы, только кажется.
Как показывают исследования, у бесплодия есть как физиологические, так и психологические факторы. А за желанием родить ребенка при бесплодии могут стоять очень разные потребности и конкурирующие мотивы. Совсем не обязательно, что мотив будет направлен на ребенка и заботу о нем. Иногда это может быть, например, желание укрепить отношения с супругом.
Когда я проводила исследование в Центре планирования семьи им. Кулакова, большой процент пациенток отделения ЭКО были жительницами Северного Кавказа (Дагестана и Чечни). В этих республиках, где по сей день существует традиционная мусульманская культура, материнство сильно меняет статус женщины. У жены и матери очень разное положение и степень влияния в обществе, власть. Для таких женщин родить ребенка – не просто стать мамой, это главным образом смена положения в семье, изменение социального статуса.
Я сталкивался с историями, когда такие женщины были замужем всего год-два, детей не было, у окружающих это вызывало серьезные вопросы. Свекровь могла в открытую искать новую невестку своему сыну. Нравы на Кавказе довольно суровы.
В более светском обществе мы слышим лишь отголоски подобного отношения. Однако все, кто прошел через бесплодие, признаются, что сталкивались с вопросами, в том числе от малознакомых людей: «Ну что, когда дети? Почему не рожаете, вы случайно не чайлдфри?»
– Сама процедура ЭКО как-то влияет на развитие депрессии?
– Как простой фактор она ни на что не влияет. По риску послеродовой депрессии при ЭКО – существенных различий со спонтанными беременностями нет. Небольшой сдвиг статистических данных связан с другими вещами, например, чем больше время ожидания ребенка, тем выше риск развития депрессии.
– Что же значимо и играет роль в развитии послеродовой депрессии?
– Например, идеализация материнства, которая происходит при долгой истории бесплодия. «Я так долго к этому шла, такое преодолела, значит, все будет замечательно. Я буду лучшей мамой на свете, дети – это абсолютное счастье». Но идеализация по сути есть отвержение реальности. Это крайний полюс нашего отношения.
Мы знаем, в материнстве соседствуют как трудности, так и радости. Когда человек отказывается замечать одну из сторон (не принимает сложности, которые могут возникнуть), идеализирует вторую, он создает почву для депрессии. Все неожиданное мы переносим с трудом. Даже ребенку, которого ведут к стоматологу, родители стараются рассказать, что будет происходить в кабинете зубного. Это позволит смягчить стресс, который он испытает. Игнорирование и идеализация не помогают психологически подготовиться к переменам. Несовпадение ожиданий с реальностью становится питательной почвой для любой постродовой депрессии и депрессии вообще.
Вторым значимым фактором является сдвиг мотива на цель, как говорят психологи. Конечным мотивом в родительстве является ребенок и отношения с ним. Когда есть сложности с тем, чтобы забеременеть, женщина невольно переносит внимание на процесс беременности. Концентрируясь, перестает думать о том, что может быть дальше.
В рисуночной методике исследований, которую я проводила в Центре планирования, отсутствие перспективы родительства проявляется очень ярко. Я просила забеременевших после долгой истории бесплодия женщин изобразить будущее – «я и мой ребенок». Не всегда и не у всех, конечно, но часто в рисунках моих респонденток ребенок вообще не присутствовал.
Они настолько сосредоточены на вынашивании и родах, что процесс заботы о младенце пропадал из их поля зрения.
Бывает, процесс заботы просто не интересен женщине. Причем это касается и женщин, способных легко забеременеть. Факт материнства для них имеет значение, а процесс заботы – нет. Такие женщины изображают детей уже выросшими, идущими с букетом и портфелем в школу.
Есть у депрессии и третий фактор. Нехватка ресурса. Так много сил и времени (часто люди идут к своей цели десятилетиями) было положено на долгожданную беременность и роды, а тут вдруг цель достигнута. Думалось, что на этом мучения закончатся, но проблемы только начались. Например, оказывается, надо заботиться о младенце каждый день, и не один месяц, но сил-то уже нет. Многие пары признаются: «Мы прошли вместе эти десять лет сложных попыток и манипуляций, но брак распался, потому что оказалось, что ребенок – это не то, чего мы ждали и хотели».
Четвертый значимый фактор – тяжесть лечения и чувство тревоги. Сложными могут оказаться не только многочисленные попытки забеременеть, выносить и родить. Опыт перинатальных потерь на поздних сроках у женщин бывает чудовищным. Любая неудачная беременность эмоционально переносится крайне тяжело. От историй, через которые женщинам пришлось пройти, порой стынет кровь. С каждой новой беременностью тревога закономерным образом нарастает, становясь общим фоном и почвой для депрессии.
Существует психологический механизм защиты: боясь что-то потерять, мы стараемся до конца не верить в происходящее, как бы скрывая от себя существующий факт. Исследования показывают, что многие беременные женщины (после пренатальных потерь) вплоть до окончания беременности не верят, что с ними на самом деле это происходит. Они не готовятся к материнству, не простраивают перспективу собственного будущего. К этому добавляется привычная тревога из-за угрозы выкидыша. Уже родившим женщинам ребенок может казаться кем-то сверххрупким, с которым может произойти что-то непоправимое.
– Есть ли различие в течении депрессии у женщин после ЭКО по сравнению с депрессией при естественном зачатии?
– Такой разницы нет. Сама процедура ЭКО никак не влияет, в отличие от истории бесплодия, которую я уже упоминала.
Например, женщина может сразу знать, что шансы родить у нее невелики. Это может быть связано с наследственными заболеваниями, перенесенной внематочной беременностью, после которой у нее удалили одну из труб, то есть часть репродуктивной системы. В этом случае женщина психологически готова к борьбе, ведь еще до того, как запланировать беременность, она знает о своих проблемах со здоровьем. Такие пары сразу же идут на процедуру ЭКО, и длинной истории бесплодия у них нет. Как следствие, психологически исход (с точки зрения развития депрессии) скорее будет более благополучным.
Если же пара больше пяти лет не может родить ребенка, то это серьезным образом влияет на психологическое состояние женщины, отношение к себе самой, на отношения в паре. Галина Филиппова, специалист по психологии материнства, утверждает, что есть психологическая связь между бесплодием и множественными попытками ЭКО. Чем больше неудачных попыток (больше трех), тем выше риск, что причиной является психологическое, а не физиологическое состояние женщины. А это значит, если все-таки родить удастся, риск развития депрессии очень высок.
– Если человек продолжает упорно двигаться к цели, если ничто его не сломило, значит, он закален и психологически устойчив. Разве не так?
– Женщины после ЭКО – это не однородная группа. Эксперименты с собственным телом, безусловно, не всех делают крепче и закаленнее. Адаптированных к трудностям, гибких, устойчивых немало. Если судить по моему исследованию – ⅓ испытуемых благополучно переносят послеродовой период. Эти женщины настолько рады рождению ребенка, что легко принимают любое, даже самое трудное материнство. В моем исследовании участвовала женщина, которая всю беременность пролежала на сохранении. Ребенок родился преждевременно, с ним были сложности, но она оказалась удивительно стойкой и была так рада малышу, что никакая депрессия ее не коснулась.
При этом ⅔ испытуемых, увы, менее благополучно переносят послеродовой период и чаще впадают в депрессию. Идея об идеализации материнства как факторе риска послеродовой депрессии пришла ко мне как раз во время лонгитюдного исследования. Я изучала психологическое состояние во время беременности и через год после родов.
Многие женщины попадают в ловушку: раз столько преодолела, точно буду прекрасной матерью. Оказывается, это не гарантия благополучного взросления младенца, собственного спокойствия, здорового отношения к ограничению активности… Обычно женщины говорят: «Я очень хотела ребенка, я его люблю. Но у меня депрессия». Но ошибочно связывать любовь к ребенку и депрессию.
Депрессия возникает не из-за отсутствия любви, а из-за сложностей, которые не заканчиваются родами.
Кстати, те, кто идеализировал материнство, у кого была долгая история неудачных беременностей и потерь, чаще отказывались участвовать в диагностике через год. Возможно, потому что говорить о материнстве им было слишком сложно.
– Идеализировать материнство неправильно, а что правильно?
– Я проходила курс психологов-спасателей МЧС. Один из важных принципов, которым руководствуются психологи – не давать ложных надежд и искать ресурсы внутри человека. Если человек находится под завалом, спасатель должен рассказать ему о том, что будет происходить: «Мы тебя достанем, положим на носилки, донесем до кареты скорой помощи, отвезем в больницу, там тебя посмотрят и помогут». Таким образом, мы психологически закладываем необходимость организма терпеть, убеждаем человека отыскивать ресурс внутри себя, дожидаясь спасения.
Человеку важно знать, когда наступит облегчение. Если сказать – «сейчас вытащим, и все будет хорошо» – с высокой степенью вероятности он умрет. Так же с послеродовой депрессией. Если сказать, что завтра (после родов) станет лучше, хотя на самом деле не станет лучше даже через неделю, это обернется самыми неприятными последствиями. Одни сложности закончатся, начнутся другие, но будут и радости. Важно запастись помощью и поддержкой на послеродовый период.
– «Я могу позволить себе все. Даже если не могу родить, я за все заплачу. Сделаю сто ЭКО и рожу, потому что хочу и планирую». Есть ли связь между депрессией и отношением к ребенку как к проекту?
– Это и есть сдвиг мотива на цель. Женщине нужен факт наличия ребенка (это меняет ее статус), а не забота и отношения с ним. Уже само по себе это почва для депрессии. Иногда в таких случаях ребенка передают кому-то на воспитание (бабушкам, няням), самоустранившись от заботы о нем полностью.
Отсутствие помощи всегда усугубляющий фактор при депрессии. Но даже если кто-то помогает, это не значит, что депрессии не будет. С материнского места невозможно сойти. Женщины, которые отдают детей на воспитание, могут испытывать чувство вины за то, что не получается быть матерью.
Есть аксиома – мать любит ребенка. Но бывает так, что женщина рожает и не испытывает к малышу никаких чувств. И это невыносимое испытание. Человек может чувствовать себя «монстром», «ужасным и недоделанным», «не настоящей женщиной», не очень понимая, что привязанность развивается во времени и любовь тоже приходит.
Ярким признаком депрессии является мысль – «лучше бы этот ребенок родился у кого-то другого», «я не справляюсь, зачем он у меня появился, лучше бы родился у моей доброй соседки».
– Хотя репродуктивные технологии известны с конца 70-х годов XX века, можно сказать, что к рождению детей из пробирки отношение все еще скептическое. Несостоятельная женщина (бесплодная), искусственный ребенок. Это как-то влияет на психологическое состояние матери?
– На сегодня накоплено очень много данных о детях из пробирки, процедура совершенствуется. Ничего страшного с ними не происходит. Такие же дети, ничем не хуже и не лучше, чем рожденные от спонтанных беременностей. Так что этот факт на возникновение депрессии скорее не влияет.
Впрочем, если окружение настолько не поддерживает женщину, если она слышит от близких: «У тебя будет больной ребенок», «Зачем ты это сделала», «Ты – недомать, сама не можешь родить», конечно, это тяжело и легко может спровоцировать депрессию. К счастью, я практически не сталкивалась с таким негативным отношением. Для мегаполиса оно нехарактерно.
Помню, правда, один пост в социальных сетях, где говорилось, что от ЭКО рождаются аутисты. Но ЭКО там стояло в ряду и через запятую с прививками и прочими мигрирующими мифами.
Бывает, когда ребенок заболевает (а он рожден в результате ЭКО), окружающие могут говорить:
«Зачем рожали, вам не было дано, вот вы сами и виноваты в его болезни».
Здесь можно только разводить руками и жалеть людей с их антигуманным отношением к другим. Что значит – дано или не дано? Вот кому-то дано было умереть от укуса змеи или кровотечения, а врачи спасли. И что теперь?
Депрессии при ЭКО куда чаще возникают из-за самоедства и мысли «Материнство – не мое, не для меня». Потеря за потерей приводят как раз к идее «не дано». Это главный мотив такой депрессии. «Зачем я в это ввязалась?» «У меня так долго не получалось, потому что мне не дано», – говорят женщины в опросах. При всех сложностях, которые есть везде и всегда, адаптироваться к материнству трудно всем. Но из-за отголосков ли общественного отношения к ЭКО, из-за низкой ли самооценки, стартом депрессии для многих является неверие в себя как в мать. Такие женщины больше себя критикуют, строже к себе относятся, считают себя неудачницами, даже своих детей считают более капризными, например, чем матери, родившие при спонтанной беременности.
– В традиционных семьях от женщины ждут рождения детей. Правильно ли я понимаю, что депрессия даже при ЭКО возникает от того, что они чувствуют себя заменимыми?
– Не совсем так. Девочку растят и воспитывают как будущую мать и домохозяйку, которая будет сталкиваться с трудностями воспитания. Ее социальная функция сводится к материнству. Когда я давала диагностический опросник «на конкурирующие ценности» таким женщинам, среди прочих ценностей упоминались: работа, семья, хобби, общение, карьера, образование. Они возвращали мне опросные листы со словами: «Не поняла, что здесь заполнять?!» Для них есть лишь одна ценность – семья и дети.
Другое дело, что в традиционных культурах вина за бездетность ложится полностью на женщину. Там не допускается мысли, что причина может крыться в мужчине, хотя доказано, что мужское бесплодие – такое же распространенное явление, как и женское. Ты – виновата, и точка. Спонтанная ли беременность или в результате ЭКО, для них уже не так важно. Главное, чтобы был ребенок. Источником бед и причиной депрессии в таких семьях является не ЭКО и даже не отсутствие помощи, не резкая смена обстановки (была офисным работником, теперь заточена в четырех стенах с орущим младенцем), а отношения в расширенной семье. У невестки всегда подчиненное положение, она должна всех обслуживать, никто с ней не считается, жалеть ее, особенно заботиться не станет.
– Поддержка семьи, нацеленной на рождение ребенка, гарантирует отсутствие послеродовой депрессии?
– Во-первых, не все женщины посвящают близких в подробности своей беременности. Во-вторых, близкие, в том числе мужья, поддерживают по-разному.
Кто-то может говорить: «Дети – это счастье, а ты киснешь, прекрати немедленно» или «А ну возьми себя в руки, смотри, какой чудесный ребенок», «Какая еще депрессия, чего выдумала, мы так долго к этому шли», «Подсчитай, сколько денег в твое ЭКО вбухали, сколько стараний, что значит тебе тяжело?!»
Не стоит забывать, что процент двоен при ЭКО очень высок. Близнецы – всегда дополнительный фактор риска.
К сожалению, близкие способны как серьезно поддержать, так и многократно усилить депрессивное состояние женщины. Даже простой беби-блюз, который характерен для большинства женщин после родов, может превратиться в настоящую глубокую депрессию, если родственники «поддерживают» словами «соберись, тряпка».