зачем тютчев уехал в мюнхен
LiveInternetLiveInternet
—Музыка
—Цитатник
Ramon Pujol. Удивительное отражение. Ramon Pujol родился в Olot, Испания в 1947 году. С.
Только не удерживай и не запирай дверь. Жило было на свете Сердце. Он.
Художник Alain Senez. Alain Senez родился в 1948 году в Париже. Когда семь.
—Фотоальбом
—Метки
—Рубрики
—Приложения
—Ссылки
—Видео
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Друзья
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Трансляции
—Статистика
Федор Иванович Тютчев в Германии
Ко дню рождения поэта 5 декабря
Милый край и милые дамы: За что немки так сильно любили Федора Тютчева?
Больше двадцати лет Федор Тютчев прожил в Германии. Он посвятил «милому краю» множество великолепных стихотворений, а немки с ума сходили по поэту, который внешне вовсе не был похож на героя-любовника.
Поэтическая слава пришла к Федору Ивановичу Тютчеву поздно. Известность пришла к нему лишь в 53 года, когда появился его первый сборник. Надо сказать, что личной заслуги Тютчева в выпуске этого сборника было мало. Стихи свои он не спешил печатать, не «продвигал», говоря современным языком.
Тютчев не любил выступать с публичным чтением своих произведений, хотя особой застенчивостью не отличался. Наоборот, он пользовался репутацией светского острослова, любимца салонов, увлекательного собеседника. Но о себе рассказывать не любил. Даже в глубокой старости, когда люди охотно предаются воспоминаниям, Тютчев избегал бесед о своем прошлом. Поэтому сохранилось достаточно мало подробностей его жизненной и творческой биографии. Но кое что все же сохранилось.
В культурной столице Европы
Федор Иванович Тютчев родился 5 декабря 1803 года в родовом имении родителей, селе Овстуг Орловской губернии Брянского уезда. Рано пристрастился к чтению, очень быстро и легко осваивал иностранные языки. В двенадцать лет он уже переводил оды Горация, в шестнадцать поступил в Московский университет, а спустя три года уже окончил его. Перед ним открывалась блестящая карьера. Тютчев определился на службу в Государственную коллегию иностранных дел. В июне 1822 года дядя Тютчева граф Остерман-Толстой взял его с собой за границу. Ему удалось пристроить юношу сверхштатным сотрудником русской миссии в Мюнхене.
Баварская гроза в начале мая
«Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя. «
По протекции Бенкендорфа
Едва успев приехать в Мюнхен, 19-летний атташе русской миссии влюбился в четырнадцатилетнюю Амалию фон Штернфельд (Amalie von Sternfeld). Она была внебрачной дочерью графа Лерхенфельда и носила фамилию своих дальних родственников. Спустя год после того, как молодые люди признались друг другу в своей любви и поклялись пожениться, как только Амалия достигнет совершеннолетия, она получила право именоваться графиней фон Лерхенфельд. Это, как ни странно, означало крах всех мечтаний.
Для родителей юной графини сын надворного советника Федор Тютчев, происходящий из русской помещичьей семьи среднего достатка, был совершенно неприемлем в качестве зятя. На такой мезальянс они ни в коем случае не согласились бы. Во избежание скандала Тютчева отправили на полгода в отпуск в Петербург. Когда он вернулся в Мюнхен, Амалия по настоянию родителей уже вышла замуж за барона Крюденера, который был старше ее на 22 года. Тютчев смирился. Более того: после того, как он женился сам, они стали дружить семьями. В 1836 году барон Крюденер получил повышение по дипломатической службе и уехал посланником Баварского королевства в Петербург вместе с супругой.
В Нимфенбурге (Nymphenburg) – дворце, бывшей летней резиденции правителей Баварии, расположенном на северо-западе Мюнхена посреди одной из красивейших парковых зон города имеется галерея красавиц (коллекция из 36 портретов красивейших женщин Баварии в исполнении Йозефа Штилера, придворного живописца короля Людвига I. На одном из портретов изображена баронесса Амалия фон Крюденер, которую Федор Иванович Тютчев называл своей «самой давней любовью»)
Неверный Теодор
Вернемся, однако, в двадцатые годы 19 века. Довольно скоро после свадьбы Амалии Тютчев сочетался браком и сам. Его новой избранницей стала немка Элеонора Петерсон (Eleonore Peterson), урожденная графиня фон Ботмер (von Bothmer), вдова русского дипломата. Ей исполнилось 25 лет, она была на три года старше Тютчева.
Элеонора фон Ботмер, 1830-е
Венчались они в старинной мюнхенской церкви Св. Сальватора (Salvatorkirche), которая уже тогда принадлежала православной общине и сегодня является главным греко-православным храмом Мюнхена. Здесь, кстати, крестили и пятерых детей Тютчева, родившихся в Германии. Уже в наши дни в притворе церкви установили мемориальную доску с именами ее самых знаменитых прихожан. Среди них – «Teodor Tuttschev, russischer Diplomat und Dichter».
Элеонора Петерсон
Ernestine von Dörnberg
Вообще, можно только поражаться тому, как сильно любили Тютчева женщины. Конечно, он был очень образованным человеком, прекрасным собеседником, признанным светским острословом, «львом» аристократических салонов, но вот внешность. Тютчев был маленького роста, тщедушный, вечно зяб, часто простужался. Один из друзей Тютчева так описывал его: «О наружности своей он вообще очень мало заботился. Волосы его были большею частию всклокочены и, так сказать, брошены по ветру, хотя лицо всегда гладко выбрито. В одежде своей он был небрежен и даже почти неряшлив. Походка была очень ленивая, роста был небольшого. Но широкий и высокий лоб, живые карие глаза, тонкий выточенный нос и тонкие губы, часто складывающиеся в пренебрежительную усмешку, придавали его лицу большую выразительность и даже привлекательность. И чарующую силу сообщал ему его обширный, сильно изощренный и необыкновенно гибкий ум. В его обществе вы чувствовали сейчас же, что имеете дело не с обыкновенным смертным, а с человеком, отмеченным особым дарованием Божиим, с гением. «
Клотильда фон Ботмер, сестра Элеоноры 1830
Запрет на Маркса
Тютчев в Мюнхене
Гейне, проживший вторую половину жизни в изгнании, жаловался, что, произносимое по-французски, его имя – Henri Heine – превращается в ничто: Un rien.
Может быть, относительно небольшая известность Фёдора Ивановича Тютчева в Германии объясняется фатальной непроизносимостью его имени для немецких уст. О том, что Тютчев был полуэмигрантом и что его творчество невозможно интерпретировать вне связи с немецкой поэзией и философией, в бывшем Советском Союзе предпочитали помалкивать, но и в Мюнхене до сих пор мало кто знает о русском поэте, который прожил здесь, по его словам, «тысячу лет».
Весной 1828 года Гейне в письме из Мюнхена в Берлин спрашивал Фарнхагена фон Энзе, дипломата и писателя, в наше время более известного тем, что он был мужем хозяйки знаменитого берлинского литературного салона Рахели Фарнхаген, знаком ли он с дочерьми графа Ботмера. «Одна из них уже не первой молодости, но бесконечно очаровательна. Она в тайном браке с моим лучшим здешним другом, молодым русским дипломатом Тютчевым. Обе дамы, мой друг Тютчев и я частенько обедаем вместе».
Через много лет, уже покинув Германию (где на самом деле он провёл без малого 15 лет), Тютчев рассказывал: «Судьбе было угодно вооружиться последней рукой Толстого, чтобы переселить меня в чужие края». Имелся в виду троюродный дядя, герой войны с Наполеоном, потерявший руку под Кульмом, граф Остерман-Толстой, который выхлопотал для племянника место сверхштатного чиновника русской дипломатической миссии при баварском дворе. Отъезд состоялся 11 июня 1822 г.: из Петербурга через Лифляндию в Берлин и далее на юго-запад. В карете, лицом к дяде, спиной к отечеству, сидел 18-летний кандидат Московского университета по разряду словесных наук. На козлах подле кучера клевал носом старый дядька Тютчева Николай Хлопов. Недели через две добрались до Мюнхена.
На Оттоштрассе, дом № 248 (которого давно нет в помине, да и нынешняя улица Отто находится в другом месте), была снята простороная и дороговатая для юного чиновника 14 класса квартира, которую старый слуга, опекавший «дитё», обставил на старинный российский лад. В гостиной, в красном углу высели в несколько рядов иконы и лампады. Хлопов вёл хохяйство, сам готовил для барчука, встречал и угощал его немецких гостей. Вечерами в своей каморке он сочинял обстоятельные отчёты для родителей Фёдора Ивановича, владельцев родового имения в селе Овстуг Орловской губернии.
Русский дом, запах просвир и лампадного масла – и католическая Бавария, королевский двор и местный бомонд. В политических одах и статьях Тютчева, не лучшем из того, что он создал, он заявляет себя патриотом и славянофилом; в революционном 1848 году – свержение Луи-Филиппа в Париже, год мартовские события в германских землях – он пишет о «святом ковчеге», который всплывает над великим потопом, поглотившим Европу. «Запад исчезает, всё гибнет. ». Спасительный ковчег – Российская империя. В изумительном стихотворении «Эти бедные селенья. » (1855) говорится о Христе, благословляющем русскую землю. А в жизни Тютчев – западник, «у нас таких людей европейских можно счесть по пальцам», – пишет Иван Киреевский, который тоже обитал в Мюнхене на рубеже 20–30-х годов. Время от времени Тютчев наезжает в Россию, и выясняется, что он не в состоянии прожить двух недель в русской деревне. Это патриотизм à distance, любовь, которая требует расстояния. И ещё долгие годы спустя, вспоминая Баварию, он будет испытывать «nostalgie, seulement en sens contraire», ностальгию наоборот. Вон из возлюбленного отечества. Для этой странной антиностальгии у него находится и немецкое словечко – Herausweh.
Его стихи о природе – «Весенняя гроза» («Люблю грозу в начале мая. »), «Весенние воды» («Ещё в полях белеет снег. », «Зима недаром злится. », «Осенний вечер» («Есть в светлости осенних вечеров умильная, таинственная прелесть. »), признанные шедевры русской пейзажной лирики, – на самом деле навеяны верхнебаварскими ландшафтами, написаны после поездок на озеро Тегернзее. Свиданием с мюнхенской красавицей, баронессой Амалией Крюденер, урождённой Лерхенфельд, вдохновлено стихотворение «Я встретил вас – и всё былое. », которое создано за два года до смерти. Положенное на музыку в конце позапрошлого века одним забытым ныне композитором, оно стало популярнейшим русским романсом.
В Мюнхене юный россиянин, забросив служебные обязанности, и без того не слишком обременительные, быстро обзаводится друзьями. Гейне надеется с его помощью, через знакомства, приобретённые в доме Тютчева, получить профессуру в мюнхенском университете Людвига-Максимилиана. Барон Карл фон Пфеффель, камергер баварского двора, утверждал, что «за вычетом Шеллинга и старого графа де Монжелá Тютчев не находил собеседников, равных себе, хотя едва вышел из юношеского возраста». Огромный седовласый Шеллинг старше Тютчева почти на тридцать лет, это не мешает ему увлечённо спорить с бывшим московским студентом, который доказывает автору «Системы трансцендентального идеализма» несостоятельность его истолкования догматов христианской веры. Киреевский приводит слова Шеллинга: «Очень замечательный человек, очень осведомлённый человек, с ним всегда интересно поговорить».
Тютчев, на которого Гейне (по мнению Юрия Тынянова) ссылается, не называя его по имени, в одной из своих статей, первым начал переводить стихи Гейне на русский язык; с этих переводов пошла необыкновенная, верная и трогательная любовь русских читателей к Генриху Гейне. Среди многочисленных тютчевских переложений с немецкого есть даже одно стихотворение короля Людвига I. Но о том, что Тютчев – поэт, который не уступит самому Гейне, не говоря уже о его величестве, никто или почти никто в Мюнхене не подозревает; известность Тютчева – другого рода.
У Тютчева двойная репутация: блестящего собеседника и любимца женщин. Существует донжуанский список Пушкина (наверняка неполный) – листок из альбома одной московской приятельницы с начертанными рукой 30-летнего поэта именами тридцати четырёх дам разного возраста и состояния, одаривших его своей благосклонностью. Кое-что сближает Тютчева с Пушкиным: влюбчивость, способность воспламениться, проведя с незнакомкой десять минут, – как и малоподходящая для покорителя сердец внешность.
Тютчев был маленького роста, болезненный и тщедушный, с редкими, рано начавшими седеть волосами. Этот человек не отличался ни честолюбием, ни сильной волей, скорее его можно было назвать бесхарактерным. Карьера его не интересовала. О его рассеянности ходили анекдоты. Однажды он явился на званый обед, когда гости уже вставали из-за стола. На другой день жены Тютчева не было дома, некому было заказать обед, он снова остался без еды. На третий день его нашли в Придворном саду: он лежал на скамейке без чувств. Остроты Тютчева, его mots, расходились по салонам, но сам он был начисто лишён тщеславия, в том числе и авторского, писал свои вирши мимоходом, не интересовался публикациями и терял рукописи. Если бы ему сказали, какое место он займёт на русском Олимпе, он был бы удивлён.
Меньше всего он напоминал Дон-Жуана. И всё же это был тот случай, когда мужчины пожимают плечами, недоумевая, что может привлечь в этаком слабаке женщин, зато женщины оказываются под порабощающим гипнозом необъяснимых чар – блистательного ума.
При всём том Тютчев – отнюдь не певец счастливой, самоупоённой любви:
Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело.
Таков эпилог любви: груда золы. Любовь – это тёмный пожар, жестокая, неодухотворённая страсть, обнажающая ночную жизнь души. Немецкому и русскому читателю она напомнит «влажного бога крови» с его трезубцем из Третьей дуинской элегии Рильке. Такая любовь есть не что иное, как вторжение в нашу дневную жизнь шевелящегося под ней, словно магма под земной корой, «родимого хаоса»; и её жертвой всегда оказывается женщина.
Поразительное стихотворение, написанное в Мюнхене не позднее начала 1830 года (Тютчеву около 26 лет) и напечатанное в пушкинском «Современнике» в 1836 г., принадлежит времени, когда, кажется, ничего подобного в нашем отечестве не появлялось.
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьёт о берег свой.
То глас её: он нудит нас и просит.
Уж в пристани волшебный ожил чёлн;
Прилив расёт и быстро нас носит
В неизмеримость тёмных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, –
И мы плывём, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Как океан объемлет шар земной. Есть мир дня и мир ночи. При взгляде отсюда, из дневного и умопостигаемого мира, сон представляется мнимостью, – но лишь при взгляде отсюда. Можно взглянуть на действительность из сна, и тогда окажется, что именно он реален. Маленький островок суши – вот что такое действительность; вокруг – бездонный и безбрежный океан.
Можно показать с помощью объективных исследований, что сновидение, каким бы долгим и запутанным оно ни казалось, длится считанные секунды. Но время опять-таки существует только в дневном мире, где мы регистрируем электрофизиологическую активность клеток мозга; там, в пространстве сна, времени нет или оно по крайней мере имеет какую-то совсем иную природу.
Здесь нет необходимости рассматривать возможные философские и литературные источники поэтической онтологии сна у Тютчева, ссылаться на немецких романтиков или Шопенгауэра («Равномерность течения времени во всех головах убедительней, чем что-либо другое, доказывает, что мы все погружены в один и тот же сон. »), которого Тютчев, впрочем, в это время ещё не читал. Достаточно будет напомнить, что искусство даёт возможность соединить оба мира. Литература есть способ непосредственно показать, что сон и явь – это две по меньшей мере равноценные стороны нашего существа; литература может и должна ценить в снах то единственное состояние, когда мы способны взглянуть на наше существование очами некоторой высшей субъективности, примитивной в сравнении с нашим разумом, но стоящей над ним, как большое бледное солнце над уснувшими полями. Ибо если мы созерцаем сны о жизни, то сон в свою очередь созерцает нас. «Что за таинственная вещь сон, – писал Тютчев дочери спустя сорок лет после того, как было создано стихотворение «Как океан объемлет шар земной. », – в сравнении с неизбежной пошлостью действительности, какова бы она ни была. Мне кажется, что нигде не живут такой полной настоящей жизнью, как во сне».
Тютчев-поэт написал немного; за редкими исключениями (Толстой, Тургенев, Фет), современники считали его в лучшем случае талантливым дилетантом. В лучших своих творениях он принадлежал другому времени; державинская выспренность, классицизм восемнадцатого века соединяется в нём с прорывами в космическое сознание, которые сделали его поэзию внятной лишь много десятилетий спустя.
«Тайный брак», о котором упомянул Гейне, не был светской сплетней, но и не вполне отвечал действительности. Стихи Гейне из сборника «Neuer Frühling» («Новая весна») по крайней мере отчасти навеяны встречами в доме Тютчева; здесь в ранние весенние месяцы 1828 г. развивался роман с юной графиней Ботмер; что же касается её старшей сестры, эксцентрической красавицы Элеонорры, в домашнем обиходе Нелли, то ещё в начале 1826 года она обвенчалась с двадцатитрёхлетним Тютчевым.
Ей было 27. Причудливая причёска, овальное детское личико и пышные плечи на единственном портрете кисти неизвестного художника. Хотя первый муж Элеоноры, покойный Александер Петерсон, оставивший ей трёх сыновей (младшему не было и года), был дипломатом на царской службе, она не знала ни слова по-русски. Через жену Тютчев породнился с баварской знатью. Дом Тютчевых превращается в светский салон; старик Хлопов получает отставку и отбывает к родителям Фёдора Ивановича. Одна за другой, в дополнение к трём пасынкам, у Тютчева рождаются три дочери. Семья и рассеянная жизнь требут средств, жалованье младшего секретаря посольства невелико, родители присылают немного, и начальство в лице русского посланника в Мюнхене ходатайствует в 1832 г. перед министром иностранных дел о субсидии Тютчеву «для уплаты долгов и дабы держаться на высоте того общественного уровня, к коему он призван столько же своим служебным положением, сколько личными качествами».
Супружество можно называть счастливым. Тютчев сообщает друзьям, что жена любит его, «как ни один человек не был любим другим». Элеонора Фёдоровна полна забот о муже; оказывается, он подвержен приступам меланхолии, «занят своим ничегонеделанием»; она называет его «дитятя». Любит ли он её так же, как любим ею? Город потрясён ужасным известием. Узнав о новом увлечении мужа, Нелли пытается заколоться на улице кинжалом.
Всё обошлось, но в феврале 1837 года Элеонора Фёдоровна пишет свекрови в Россию: «Если бы Вы могли его видеть таким, каким он уже год, удручённым, безнадёжным, больным, затруднённым тысячью тягостных и неприятных отношений и какой-то нравственной подавленностью. Вы убедились бы так же, как и я, что вывезти его отсюда волею или неволею – это спасти его жизнь».
В мае (через три с небольшим месяца после гибели Пушкина) Тютчев с семейством приезжает в отпуск в Петербург. Здесь он получает другое назначение – в Турин, к сардинскому двору; оставив на время жену и детей, отбывает на новое место. В Турине невыносимо скучно. Внезапно приходит известие о том, что у берегов Северного моря, при подходе к Любеку сгорел русский пассажирский пароход «Император Николай Первый». Пожар (впоследствии описанный находившимся на борту Тургеневым) вспыхнул ночью; когда разбуженные люди выбежали на палубу, столбы огня и дыма поднимались по обеим сторонам трубы, пламя охватило мачты. Среди пассажиров находилась семья Тютчева.
Смерть Элеоноры в августе 1838 г. была, как считается, поздним следствием катастрофы. По семейному преданию, Тютчев вышел после ночи, проведённой у гроба Нелли, седым. Но через несколько недель, как мы узнаём из дневника Василия Жуковского, он снова влюблен – и где же? Разумеется, в Мюнхене.
Эрнестина Дёрнберг приходилась внучатой племянницей некогда знаменитому баснописцу Готлибу-Конраду Пфеффелю; другой Пфеффель, камергер, о котором упоминалось, был её братом. С портрета тридцатых годов, сильно стилизованного, на потомков с едва уловимой иронией взирает спокойная ясноглазая женщина в венце тёмных волос. Несси 29 лет (Тютчеву 36), несколько лет тому назад она овдовела.
Роман затеялся ещё при жизни Элеоноры. В конце 1837 года любовники встречались в Генуе. Об этом есть два стихотворения: «Так здесь-то суждено нам было. » («1-ое Декабря 1837») и «Итальянская villa». По-видимому, сразу после смерти жены встал вопрос о новом браке. Между тем Эрнестина в Баварии, он в Турине, где вдобавок приходится исполнять обязанности посланника, отозванного в Петербург. Причина отставки посланника – обострение отношений России с Сардинским королевством, вызванное весьма серьёзными обстоятельствами: супруга посланника имела неосторожность появиться при дворе в белой вуали, которую подобает носить лишь королеве и принцессам.
Ещё не истёк срок траура. Несси беременна. Решено венчаться за границей. Тютчев бросает дела, запирает посольство и тайком уезжает в Швейцарию. Результат этой самовольной отлучки (вдобавок поэт умудрился по дороге потерять дипломатические шифры) плачевен: конец служебной карьеры, и без того не блестящей. Он принужден подать в отставку и возвращается в Мюнхен.
Не верь, не верь поэту, дева;
Его своим ты не зови –
И пуще пламенного гнева
Страшись поэтовой любви!
Его ты сердца не усвоишь
Своей младенческой душой;
Огня палящего не скроешь
Под лёгкой девственной фатой.
Поэт всесилен, как стихия,
Не властен лишь в себе самом;
Невольно кудри молодые
Он обожжёт своим венцом.
Вотще поносит или хвалит
Его бессмысленный народ.
Он не змиёю сердце жалит,
Он, как пчела, его сосёт.
Твоей святыни не нарушит
Поэта чистая рука,
Но ненароком жизнь задушит
Иль унесёт за облака.
В Петербурге, куда Тютчев переехал с семьёй, окончательно покинув Германию в середине сороковых годов, его ждала последняя любовь к Леле, 24-летней воспитаннице Смольного института благородных девиц Елене Александровне Денисьевой, от которой было у него двое детей и которую он похоронил. Эрнестина Тютчева надолго пережила их обоих; она покоится в Новодевичьем монастыре в Петербурге рядом с мужем. Где лежит Денисьева, я не знаю.
Ф.И. Тютчев в Мюнхене.
Кто из нас не помнит с начальной школы:
«Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом…»
«Зима недаром злится,
Прошла её пора –
Весна в окно стучится
И гонит со двора…».
Да, это Тютчев Фёдор Иванович. А вот многие ли знают, что приведённые выше стихотворения написаны в Германии, где он провёл около 20-ти лет. Вот об этом периоде его жизни я и хочу рассказать.
Фёдор Иванович Тютчев с июле 1822 г. после окончания Московского университета приехал в Мюнхен. Его приняли на дипломатическую службу сверх штата, т. е. без содержания в. Здание российской миссии находилось на Herzogspitalstrasse
12. Здание благополучно сохранилось по сей день.
Мюнхен Тютчеву пришёлся по душе. После суровой природы России мягкий климат Баварии и альпийские пейзажи воодушевляли юношу на высокую поэзию. Здесь родились известные стихи: «Люблю грозу в начале мая…», «Зима не даром злится…» и другие шедевры природной лирики. У Тютчева появились знакомства в высшем свете. Он бывал на королевских приёмах. Рождались стихи о любви, философии жизни. Он много переводил из европейской поэзии, особенно немецкой.
Российскую миссию не редко посещали иностранные дипломаты. Так Тютчев познакомился с юной сестрой своего немецкого коллеги, графиней Амалией Лерхенфельд (в замужестве Крюденер.)
Дворец Лерхенфельд находится в пяти минутах ходьбы от здания миссии.
Амалия станет единственной женщиной, с которой Тютчев сохранит романтические отношения на всю жизнь. Ей будет посвящено стихотворение «Я помню время золотое…» (1834), названное Некрасовым лучшим стихотворением о любви в русской поэзии.
Выйдя замуж за российского дипломата барона Крюденера, Амалия будет блистать в высшем свете Петербурга, ею будут увлечены Пушкин, Бенкендорф, царь…
От дворца Лерхенфельдов до пивной «Хундскугель» (Hotterstrasse 18) тоже рукой подать. Когда-то в этой пивной, которая считается старейшей в Мюнхене (1440 год открытия), частенько засиживались два друга – Федор Тютчев и Генрих Гейне.
Кабачок называется «Собачий шар», что и на вывеске изображено.
К сожалению, не смогла зайти в этот кабачок — было закрыто до 17 часов. Читала, что там интересное оформление, рассказывающее об истории этого кабачка и к тому же настоящая баварская кухня.
Табличка, подтверждающая, что кабачок действительно существует с 1440 года. В 17-м и 18-м веках расширен за счет верхних этажей и переоборудован.
Через дорогу от него стоит огромный желтый дом Рехберга. Мемориальная табличка на фасаде сообщает, что в 1827-28 гг. в этом доме жил Генрих Гейне. Тютчев не только бывал в гостях у друга, но и сам позже жил здесь с семьей. Дом Рехберга – единственный дом Тютчевых в Мюнхене, существующий в наши дни.
В доме на Herzogspitalstr12. во время одного из раутов 1826 г. Фёдор Иванович познакомился с графинями Ботмер — сёстрами Элеонорой и Клотильдой
Графиня Клотильда фон Ботмер (1809-1882) – одна из прекрасных, и не только внешне, женщин, которой многие поэты посвящали стихи.
Через 44 года Тютчев посвятит Клотильде стихи с эпиграфом — «К. Б.» Композитор Л. И. Малашкин в 1880 г. на эти слова создаст романс-элегию «Я встретил вас, и всё былое…» о неутраченном чувстве двух давно уже немолодых людей.
. Обе сестры имели виды на Тютчева. Но более энергичная Элеонора прекратила недолгий роман Фёдора с младшей сестрой.
Элеонора, графиня Ботмер, в первом браке Петерсон, первая жена поэта Фёдора Ивановича Тютчева
…Элеонора переехала к Тютчеву. Гейне называл Элеонору «бесконечно очаровательной, негласно замужней за молодым русским дипломатом Тютчевым». Фёдора и Элеонору не смутит, что Элеонора старше Тютчева на три года, что она уже мать троих детей, что Фёдор живёт на средства, присылаемые родителями. Как только Тютчев будет введён в штат миссии и станет получать зарплату, он обратится за разрешением на брак, и 27 января 1829 г. они обвенчаются по православному обряду в мюнхенской греческой церкви Св. Сальватора.
Сложно снимать — улицы довольно узкие- самый центр города. Поэтому делала фото с разных сторон.
21 апреля / 3 мая 1829 г. Элеонора родила дочь Анну, первенца Тютчевых, будущую жену писателя Ивана Аксакова. Элеонора родит Тютчеву ещё двух дочерей, Екатерину и Дарью
Все они и двое детей Тютчева от второго брака, Мария и Дмитрий, будут крещены в этом храме.. Построенная в 1493-94 г.г. церковь никогда не перестраивалась и в войну практически не пострадала. С 1829 года и по сей день она принадлежит греко-православной церкви.
С 1832 по 1837 гг. Тютчев и его жена Элеонора живут в доме номер 1 на Каролиненплац. Из старой застройки нынче на площади ничего практически не сохранилось. Пожалуй, кроме Монумента.
28 августа/9 сентября 1838 г. Элеонора скончалась в Турине от сильной простуды. Самые яркие произведения мюнхенского периода были созданы Тютчевым в годы его брака с Элеонорой. Памяти первой жены он посвятил стихотворение «Ещё томлюсь тоской желаний…» (1848).
Баронесса Эрнестина Пфеффель — богатая красавица — после кончины супруги Тютчева бросилась утешать поэта, в которого была искренне влюблена. Вдова, познакомившись с Тютчевым, не только выучила русский язык, но и полюбила Россию. Особенно ей нравилось родовое имение Тютчевых в Овстуге, и баронесса часто оставалась там на зиму вместе с дочерью Марией. При этом кроме троих собственных детей на ее плечи легла забота и о трех дочерях Тютчева от предыдущего брака.
Эрнестина совершенно затмила неяркую, но преданную Элеонору. Через три месяца после кончины последней состоялась тайная помолвка Тютчева с Эрнестиной, а 17 июля 1839 года они обвенчались по православному обряду в швейцарском Берне, в церкви при Русском посольстве.
16 сентября 1844 г. Тютчевы выехали из Мюнхена в Петербург. В Россию вернулся уже не инфантильный юноша, а отец пятерых детей, опытный политик, известный поэт и публицист. Его творчество стало явлением не только российской, но и мировой культуры.
Во время проведения «Дней Москвы в Баварии» 3 июля 1999 г. на доме Herzogspitalstrasse 12, бывшем здании российской дипломатической миссии, где работал Тютчев, была установлена мемориальная доска в честь великого русского поэта,
11 декабря 2003 года в старинном мюнхенском парке, который неофициально называют «Сад поэтов», во время юбилейных празднеств, посвящённых 200-летию со дня рождения Ф. И. Тютчева, был торжественно открыт памятник русскому поэту (скульптор А. Ковальчук).
Надпись: «Он служил России как дипломат в Мюнхене и всему человечеству как поэт и философ».
Этим фактом Бавария признавала себя второй родиной Тютчева, а его творчество — составной частью немецкой культуры.