зачем люди придумали страшилки
«Гроб на колесиках уже не так пугает»: как в СССР появились страшилки и что делает крипипасту страшной. Рассказывает фольклористка
Зачем дети рассказывают друг другу страшные истории, почему некоторые из них пугают больше и какие страшилки придумывали советские пионеры?
Исследовательница фольклора Эста Матвеева рассказывает, как формируются современные страшные истории и почему они далеко не всегда пугают.
Эста Матвеева
Аспирантка Центра типологии и семиотики фольклора РГГУ
Что такое страшные истории и как они появились
Говоря о страшных историях, нужно начинать с так называемых пионерских страшных историй, которые еще называют классическим корпусом. Впервые их зафиксировала в середине 1960-х годов [ленинградская ученая] О.Н. Гречина. Позже их ввели в научный оборот вместе с термином «страшная история», куда и вошли многим знакомые истории про гробы на колесиках, желтые шторы, черные утюги и прочее.
Классический корпус сюжетно ограничен и более-менее фиксирован. Однако точное время и место его возникновения до сих пор не известны исследователям.
Отрывок из страшной истории про леггинсы-убийцы из архива Эсты Матвеевой:
«В общем, жила-была девушка, ей было лет 18. У нее была одна проблема: она была весьма полной. Ну то есть жирной, девушка жирной была жутко. Как-то раз она идет по городу и думает, как у нее все плохо, [какая] она жирная, и что нет у нее возлюбленного, ее гнобят. В общем, ей плохо, и тут она заходит в подворотню и видит там цыганку. А цыганка ей говорит: „Я смотрю, ты страдаешь, и смотрю, от избытка жира, я подарю тебе такие леггинсы, ты ходи в них на дискотеку и похудеешь“. Надела девушка эти леггинсы и пошла в клуб. Танцевала она там, танцевала, приходит домой, снимает их, смотрит в зеркало и понимает, что стала совсем худой. Она подумала, что это круто, и снова пошла на дискотеку. Но так получилось, что она опять зашла в подворотню. Там снова цыганка, и она обращается к девушке: „Ты похудела, так что теперь леггинсы не надевай“. Не послушалась девушка цыганку, надела леггинсы и пошла танцевать. Приходит домой, снимает леггинсы, смотрит в зеркало, а она скелет. И она умерла».
Еще есть масса, в том числе и по своей неоднородности, других историй той же жанровой прагматики, которые в классический корпус исследователями до некоторых пор не включалась.
До момента фиксации первых текстов в 60-х нет ни одного источника, в котором мы могли бы их найти. На самом деле, их просто не записывали: наука того времени не признавала и не видела пользы в изучении детских коллективов и бытующего в них фольклора. Тогда изучались лишь игры, сказки, песни и прочее.
При этом по косвенным источникам можно сказать, что жанр существовал и в первой половине XX века: информация о них зафиксирована в литературных мемуарах, воспоминаниях пожилых людей, чье детство приходилось на 40–50-е годы, газетах и журналах того времени, в некоторых случаях в художественной литературе. Однако их недостаточно для того, чтобы проследить истоки формирования корпуса этих историй.
Есть немалая вероятность, что распространение практики рассказывания страшных историй, наряду с более-менее фиксированным корпусом классических историй, связано с 1920-ми годами, когда впервые появились пионерлагеря. Уже в ранних выпусках газеты «Пионерская правда» можно найти описание практик бесед у костра и рассказывания «коллективных» историй. Тем не менее, до некоторых пор их тематика не подразумевает никаких страшных историй: там еще не фиксируется ни летающих простыней, ни красных глаз, ни другого.
Пересказ страшной истории про пастушка Гришку, опубликованной в газете «Пионерская правда» в 1927 году:
«Пастушка Гришку сильно напугали звуки, доносившиеся из склепа, когда он пас коров на кладбище. После этого случая по деревне начали ходить слухи про этот склеп, про старого барина, который будто бы стал выходить из него. Боялись все, но только пионеры продолжали ходить на кладбище и рассказывать там свои истории. Однажды они снарядились в город, где встретили двух приказчиков. Мужики рассказали им историю о том, как во время сильного дождя залезли пьяные в кладбищенский склеп, а под утро с охами и вздохами выбрались наружу. После чего наблюдали удаляющегося с криками пастушка. Пионеры рассказали всем в деревне эту историю, и слухи про старого барина прекратились».
Как именно истории, которые доказывали, что ничего страшного на самом деле нет, перешли к «страшным историям», неизвестно.
Что особенного в современных страшных историях и как крипипаста проникает в устную среду
В XXI веке классические страшные истории за редким исключением бытуют в естественной для них ситуации — по-видимому, в среде младших школьников. Можно предположить, что такие истории перестали удовлетворять детскую потребность в «страшном», подводя к постепенному обновлению репертуара: тот же гроб на колесиках из-за того, что пересказан несколько раз за множество лет, уже не так пугает.
В своем изначальном виде термин «крипипаста» использовался для обозначения крипи-текстов, опубликованных на соответствующих тредах и далее путем репостов распространяющихся по соцсетям. Согласно этой логике, любые тексты — истории про призраков в заброшенных домах, бесплотных духов, отвратительных зомби, безумных маньяков и прочих характерных для страшного фольклора персонажей — могут именоваться крипипастой, если будут постоянно поститься и репоститься в интернете. Снова и снова.
Отрывок из крипипасты про Слендермена:
«С замиранием сердца я подошла и сорвала записку. На ней огромными буквами было написано единственное слово: „БЕГИ“. Кровь застыла в жилах, и сердце начало учащенно биться, когда я поняла, что сзади меня стоит ОН. Лесную тишину прорезал громкий крик; фонарик с камерой вывалились из рук. Я повернулась, чтобы убежать. Он стоял передо мной. И я поняла… это конец. Последнее, что я помню, это резкое головокружение и дикую боль, пронзившую всё мое тело. И лицо. Холодное, пустое, страшное лицо».
Наряду с большим количеством ничем не примечательных текстов в крипипасте выделяют некоторых персонажей, ассоциирующихся в устной среде в первую очередь с видом сайтов, на которых их распространяли. И это при том, что очень часто персонаж или сюжет — заимствование из других отслеживаемых источников.
Так, Слендермен — безликий персонаж в черном костюме с галстуком и длинными конечностями, обитающий в лесу и промышляющий кражей детей при помощи своих щупалец, был создан участником интернет-форума Something Awful в 2009 году в рамках конкурса Create Paranormal Images. Образ в том числе благодаря крипипасте приобрел широкую известность, он стал персонажем компьютерных игр, фан-артов.
Теперь довольно часто при упоминании крипипасты дети вспоминают именно Слендермена, а также не менее знаменитых Джеффа Убийцу, Смеющегося Джека, Оффендрмена и Бена-утопленника.
Однако если в самом начале практика подразумевала письменный обмен историями, в какой-то момент они вместе с модой на термин «крипипаста» начинают проникать в устную среду, рассказываться детьми наравне с другими текстами страшного фольклора. Здесь непонятно только, что теперь сами дети начинают подразумевать под крипипастой, которую так активно рассказывают.
Чем страшные истории пугают и почему не всегда вызывают страх
Идеального рецепта создания действительно страшной «страшной истории» нет. Я уже не говорю о том, что существуют большие сомнения в том, что тексты подобных детских историй действительно имеют отношение к такой эмоции, как страх. На деле здесь замешан гораздо больший спектр эмоций и их оттенков: это может быть волнение, тревога, интерес, возбуждение, любопытство, удивление и даже смех.
Тем не менее, существуют попытки понять, какие из этих историй больше, а какие меньше эмоционально воздействуют на участников «страшной» практики. В своей работе я выделяю «лексические маркеры страха», то есть слова, словосочетания, в некоторых случаях полноценные предложения, которые сообщают о реакции человека, чаще всего главного персонажа событий, на эмоциональный раздражитель: «у него душа ушла в пятки», «от страха он не мог сказать ни слова», «ему было так страшно, что волосы встали дыбом» и прочее.
Отрывок из крипипасты про клоунов:
«Я не успел толком рассмотреть его, как увидел на земле записку. Мое сердце сжалось, а душа ушла в пятки. В записке было написано: „БЕГИ!“. Я побежал что есть мочи к этому сараю. А за мной бежали они. Трое людей в масках клоунов. Они бежали и смеялись, размахивая ножами. Я едва успел укрыться в этом сарае, но я знаю, что это ненадолго. Они найдут меня. Они смеются и говорят о том, что сделают с моим телом. Мне страшно. Вот один из них подобрался очень близко к месту моего обитания. Это конец».
Согласно моим наблюдениям, так как эти элементы можно спокойно включать и выключать из текста, их количество в речи рассказчика увеличивается соразмерно степени его включения в ситуацию рассказывания. Чем он больше ориентирован на эмоциональный отклик слушателей, тем вероятнее в его словах будут присутствовать «маркеры страха».
Их выделение, на мой взгляд, могло бы помочь при разграничении текстов, которые, по мнению рассказчика, способны вызвать эмоциональную реакцию, от текстов, которые в рамках конкретно взятой ситуации не выполняют функцию, предусмотренную жанром, то есть пугания.
Тем не менее до тех пор, пока не будет изобретен способ, позволяющий нам мерить эмоциональную реакцию рассказчика или слушателя страшной истории на исполняющийся текст, все рассуждения о лексических маркерах, о «страшном» и «нестрашном», по-видимому, действительно могут звучать голословно. В этом случае даже наблюдение за исполнением практики не совсем релевантно, так как мы имеем дело с игровой формой взаимодействия, при которой слова и действия не всегда соответствуют реальным эмоциями участников.
Как страшные истории влияют на детей
В 2014 году две 13-летние девочки из штата Висконсин совершили попытку ритуального убийства своей одноклассницы: они хотели принести ее в жертву Слендермену. Подростки опасались, что если они этого не сделают, то убийца придет за ними, так как основная его функция в текстах страшных историй – кража и убийство детей.
В ответ на это появился новый виток интернет-нарративов на соответствующих криписайтах. В них рассказывали истории о людях, совершающих похожие ритуальные убийства с самыми различными мотивировками: получить силу Слендермена, стать похожим на Слендермена, подружиться с ним и другое.
Эта ситуация — крайний случай того, как страшные истории влияют на детей. В действительности всё не так страшно, но тема широко обсуждается до сих пор: споров о пользе и вреде самих текстов страшных историй и практик, при которых они рассказываются, очень много.
Одни исследователи говорят, что страшные истории могут негативно воздействовать на неокрепшую психику ребенка. Другие же — их, по-видимому, большинство — утверждают обратное. В защиту пользы страшных текстов приводят терапевтическую функцию: вербализуя свои страхи, ребенок тем самым от них избавляется.
Почему люди верят в легенды про «распятых мальчиков» и жвачки с наркотиками и как меняются городские страшилки? Рассказывает антрополог
Как появляются городские легенды, почему многие верят во врачей-убийц и «распятого мальчика» и какие страшилки люди рассказывают друг другу сейчас?
«Бумага» поговорила с научным сотрудником Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС, одним из авторов книги «Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР» Анной Кирзюк о современных городских легендах и о том, как они меняются.
Как появляются городские легенды и почему так просто поверить в «группы смерти»
— Легенды появляются, потому что люди в них нуждаются. Городская легенда зачастую содержит некий скрытый и социально-значимый месседж, который выражает наши страхи или желания.
Возьмем для примера историю про «группы смерти», где молодых людей якобы доводят до самоубийства. В России действительно существует проблема подростковых суицидов, процент которых довольно высок (по данным Следственного комитета, в 2018 году в России было почти 800 случаев; это на 14 % больше, чем в 2017 году — прим. «Бумаги»).
Это большая социальная проблема, но она существует независимо от игр. У нее множество причин, докопаться до которых рядовому человеку сложно. Гораздо проще поверить, что во «ВКонтакте» есть злодеи, которые доводят наших детей до самоубийства. А главное, все понимают, что надо сделать, чтобы подростки перестали погибать. В разгар паники по поводу «групп смерти» в некоторых школах проводили собрания, на которых педагоги советовали родителям обращать внимание, что дети делают в интернете, под какими паролями заходят и с кем общаются. Получается, благодаря этой страшной истории родители наконец получали моральное право следить за своими детьми.
Не менее популярны легенды о смертельно опасных играх, появившихся в подростковой среде. Например, «Беги или умри», суть которой якобы заключается в том, что надо успеть перебежать дорогу перед близко идущей машиной. Или «Фея огня», в которой маленьким девочкам некие злодеи в интернете предлагают открыть в квартире газ, зажечь спичку и таким образом стать феей Винкс. Подобные истории рассказывали и в 90-х годах — якобы после какой-то ужасной игры в компьютерном клубе дети совершают самоубийства.
Почему в крупных терактах обвиняют сотрудников спецслужб, а в эпидемиях — врачей
— Большой блок современных легенд появляется из-за тревоги перед чужаками. Сюда относятся истории про незнакомцев, которые в кинотеатрах или ночных клубах заражают ничего не подозревающих людей ВИЧ-инфицированными иголками. В советское время, когда слова «ВИЧ» вообще никто не знал, говорили, что больные туберкулезом люди разбрасывают на детских площадках марли, пропитанные мокротой. А еще рассказывали, что больные сифилисом пьют из общественных стаканов для газировки.
В 2017–2019 годах мы постоянно видим в соцсетях предупреждения об опасном американском или израильском парацетамоле с проволокой внутри. Этот сюжет тоже не нов: в 1953 году были легенды о врачах, которые якобы дают пациентам таблетки с проволокой, а еще заражают детей через прививки и снабжают аптеки ватой, зараженной тифом.
После терактов и масштабных катастроф появляются легенды и слухи, связанные с недоверием к властям. Например, после пожара в торговом центре «Зимняя вишня» в Кемерове в интернете стали активно распространяться слухи, что власть скрывает истинное количество жертв. Потом появились легенды, будто по жилым домам ходят полицейские и люди в штатском и заставляют очевидцев стирать видео и фотографии с пожаром. И, наконец, пошли слухи, что власть не просто скрывает количество жертв, но сама устроила этот пожар. Якобы охранники [в торговом центре] или полицейские блокировали путь к выходам из горящего здания.
Как придумать легенду, которая сработает
— В июле 2014 года, в разгар военного конфликта на востоке Украины, в социальных сетях начали писать о «распятом мальчике» из Славянска. 12 июля сюжет о нем показали в вечернем эфире «Первого канала». Эта история получила широкое распространение. В том числе потому, что она вызывала у аудитории сильные эмоции.
Американский психолог Крис Белл и его коллеги из Стенфордского университета сформулировали так называемую теорию «эмоционального отбора»: чем более сильные эмоции вызывает легенда – например, чем она более отвратительна и страшна, — тем лучше она запоминается и быстрее распространяется.
Кроме того, популярность получают те легенды и слухи, которые содержат некий важный для сообщества месседж. Например, легенда о «распятом мальчике» подтвердила уже сформированное у аудитории «Первого канала» мнение, что украинцы — это изверги, способные на любое злодеяние.
Важно еще и то, что в основе «новости» лежит очень древний и узнаваемый фольклорный сюжет о кровавом навете: евреи берут нашего христианского младенца — это почти всегда мальчик — и издеваются над ним. Например, помещают в бочку с гвоздями, тыкают ножами, режут, чтобы из него вытекла вся кровь. Все слышали подобные истории, они глубоко сидят в нашей культурной памяти — именно это и обеспечивает успех легенды о «распятом мальчике».
Кстати, похожая легенда ходила во время Первой мировой войны. Весной 1915 года в газетах Великобритании и Канады появилась новость, что немцы якобы поймали канадского молодого солдата и распяли его на стене, где он истек кровью. В некоторых историях канадцев было трое, а стена менялась на дерево или крест. Солдаты рассказывали об этом друг другу в госпиталях, писали в письмах домой. В итоге это привело к большому патриотическому подъему — всем хотелось отомстить извергам-немцам. Хотя точно мы этого не знаем, но можем предположить, что эта легенда намеренно распространялась властями и журналистами, чтобы повысить количество добровольцев, желающих отправиться на фронт. Можно долго доказывать, какие немцы или украинцы злодеи, а можно просто рассказать историю о распятом мальчике.
Что такое городская легенда сейчас и почему ожившие покойники нас больше не пугают
— Современная легенда — это короткая история с установкой на достоверность. Обычно она подается как рассказ о событиях, которые имели место в реальности.
В традиционной легенде действуют персонажи сверхъестественного мира — Богородица, Иисус, ожившие покойники, черти, дьявол. Они вторгаются в наш мир и помогают нам или, наоборот, вредят. В современной легенде их место занимают обычные люди. А само действие разворачивается в хорошо знакомых нам реалиях.
Чтобы ответить на вопрос, почему так происходит, надо увидеть разницу между городской и сельской коммуникацией. В сельской культуре очень сильны личные связи: люди друг друга знают, помогают в беде, вместе празднуют свадьбы и хоронят мертвых. В отличие от деревни, жители которой более-менее социально однородны, принадлежат к одной этнической группе и конфессии, город наполнен незнакомцами. Они «другие» — этнически, конфессионально или социально. Эта инаковость и анонимность вызывает тревогу и рождает большое количество городских легенд.
В СССР городские легенды собирали сотрудники органов госбезопасности. Для них это был важный инструмент измерения общественных настроений. Изучая эти тексты, они понимали, что люди думают о власти и как относятся к ее решениям. Без внимания не оставались даже самые нелепые слухи. Например, в 1920 году крестьяне говорили, что их заставят платить новый налог — по два фунта тараканов (это около 400 граммов) с человека.
В современной России городские легенды собирают фольклористы, и делают это исключительно из академического интереса. Мне неизвестны случаи, чтобы государство как-то активно интересовалось фольклором и вмешивалось в процесс его изучения.
В России только в 2014 году появилась исследовательская группа «Мониторинг актуального фольклора», которая целенаправленно и на регулярной основе исследует городские легенды. Для сравнения, американские фольклористы систематически занимаются городскими легендами, начиная с 1960-х годов.
Как ученые исследуют городские легенды?
— Прежде всего мы общаемся с людьми. Это могут быть как заранее спланированные интервью, так и сбор информации в естественной среде: у всех нас есть друзья, знакомые, которых можно поспрашивать на предмет знакомства с теми или иным современными легендами.
Например, исследуя сюжет о «наркожвачках», мы говорили с обеспокоенными родителями, которые делились этой легендой в соцсетях, с учителями, детьми. Алгоритм беседы описать сложно, он зависит от собеседника, коммуникативной ситуации. При изучении «групп смерти» один из участников нашей исследовательской группы мониторил «суицидальные» сообщества онлайн: заходил под выдуманными никами и наблюдал, что там происходит. Мы опрашивали своих детей и их одноклассников, а также просили знакомых сообщать нам всё, что они услышат о «группах смерти». Так, коллеги нам рассказали, что на родительских собраниях учителя просили их быть бдительными и следить, чтобы дети не вступали в «группы смерти».
При помощи специальных инструментов (мы используем базу данных «Интегрум») мы можем увидеть, как та или иная история распространяется в СМИ, соцсетях, и как она меняется. Отслеживая распространение текста онлайн и офлайн, мы получаем объемную картину, узнаем, почему люди рассказывают друг другу ту или иную легенду.
Сайт психолога Ольги Осташко
Психолог Ольга Осташко — индивидуальные и семейные консультации, психологическая работа с детьми и подростками, женские психологические тренинги
Нужны ли детям страшилки?
О вреде и пользе страшных мультиков, сказок и игрушек
В хит-парадах самых популярных фильмов, мультиков и книг всех времен мы с вами заметим немало ужастиков. А если продавцов в детских магазинах перед очередными праздниками спросить, какие игрушки раскупаются быстрее всего, то мы наверняка услышим, что наравне с безобидными плюшевыми зверушками с полок сметают монстров Lego Hero Factory и кукол Школа Монстров (MonsterHigh). Многие родители с удивлением и ужасом обнаруживают, что в фантастических историях детям порой интереснее вовсе не герои, спасающие мир, а злодеи, чудища, безумные ученые и роботы, мечтающие этот мир поработить или уничтожить. Одна из причин этого — мода: у кого-то в классе появилась новая стильная игрушка, и тут же всем невыносимо захотелось такую же. Но эта причина не единственная.
Страшилки — откуда они и зачем?
Вспомним «Колобка». Эту сказку рассказывают малышам с первых лет жизни. По сути, она о гибели главного героя из-за его беспечности и склонности покичиться ловкостью. В «Коньке-Горбунке» царь, прыгнув в котёл с кипятком, сварился — эпизод, достойный фильма ужасов. Сестрицу Аленушку ведьма утопила в пруду, в сказках Афанасьева, Андерсена и братьев Гримм много убийств, страшилищ и жутких подробностей. Сюжеты большинства этих сказок появились гораздо раньше, в древних преданиях народов разных стран, и их образы и символическое значение — это тема для отдельной статьи.
Не лучше ли было бы уберечь детей от всех этих тревожащих переживаний, оставив только добрые сказки, где все дружат, где нет боли, смерти, несправедливости?
Конечно, можно и уберечь, если мы планируем вырастить однобокую личность. Но с первых лет маленькому человечку предстоит расти в меняющемся и далеко не однобоком мире. И как ни крути, а без перемен не будет развития и взросления, без ошибок не поумнеешь, без встречи с предательством не прочувствуешь важности дружбы и поддержки, без встречи со смертью не осознаешь ценности жизни.
О том, что боль, потери, трудности, преодоление страхов, работа над собой — это пути обретения себя, счастья, гармонии с миром, подробно и убедительно поведала в своей книге «Бегущая с волками» юнгианский психотерапевт Эмилия Эстес Пинкола. Она десятилетиями собирала предания и сказки народов мира, чтобы разобраться в их непростой сути и целительном воздействии на человека. Среди них очень много страшных, есть более жесткие версии знакомых нам с детства «причесанных» сказок. И, как ни парадоксально, чем жестче сказка, чем опасней злоключения персонажа, тем сильнее катарсический, исцеляющий эффект для ее читателя!
Взглянув на сказки внимательней, мы обнаружим, что они — уникальный ориентир в хитросплетениях судьбы. Сказка — метафора жизни в помощь взрослеющему человеку, зашифрованное послание о трудностях и путях их преодоления. Язык сказки увлекателен, он понятен в любом возрасте и может быть воспринят, даже когда не работают другие способы донести до человека правду жизни. А страшная сказка точно не оставит равнодушным, она зацепит и в трудные времена напомнит, что есть смысл даже в том, что кажется беспросветным, что отчаиваться нельзя. Стоит ли лишать подрастающее поколение этой подсказки и категорически запрещать страшное?
Где таятся настоящие опасности
Иногда действительно стоит. Потому что помимо поучительных страшных историй есть такие, которые созданы попросту совсем не для детей, или для детей другой культуры (скажем, в Японии отношение к мертвым и миру духов очень сильно отличается от нашего, потому японские произведения на эту тему могут оказаться непонятными и шокирующими для нашего зрителя). А есть и рожденные недобрыми, нездоровыми и безответственными умами, в том числе из желания заработать на тяге юных зрителей и читателей к острым ощущениям. Такие опусы вряд ли научат чему-то кроме удовольствия от чьей-то боли и других малоприятных вещей.
Как отличить одно, поучительное, от другого, разрушительного, вопрос непростой, решить его могут специальные консилиумы с привлечением специалистов в области культуры и детской психологии. В помощь нам, в попытке объективно оценить степень нравственно-психологической опасности художественных произведений, в разных странах разработаны системы рейтингов. Многим известна система рейтингов американской киноассоциации[1]. А не так давно, осенью 2012 года, была принята аналогичная система и у нас — возрастная классификация информационной продукции в России[2], и теперь все телеканалы и производители медиапродукции обязаны ее маркировать, а дело родителей — эти оценки заметить и взять на вооружение при принятии решения, стоит ли знакомить с этим продуктом ребенка.
Страшилки в разных возрастах
Жуткие истории могут надломить психику маленького ребенка и оставить рану в душе на всю жизнь. Поэтому в этой статье мы даже не станем обсуждать возможность показа ужастиков детям до 6-7 лет — это очень деликатная тема.
Хотя и для таких малышей есть довольно мягко обходящиеся с детской психикой произведения. Например, помимо «Корпорации монстров» и «Тоторо», о которых мы еще поговорим, есть забавная книга «Груффало» Джулии Дональдсон и одноименный мультфильм — история о мышонке, который так боялся идти в лес мимо хищных зверей, что придумал страшного монстра, которым всех благополучно пугал… пока сам его однажды не встретил. Финал в этой истории довольно неожиданный, почитайте или посмотрите мультик!
И, к слову, мультфильм «Ежик в тумане» Юрия Норштейна тоже можно назвать страшилкой для малышей, — чем не триллер в жанре саспенс этот одинокий путь Ежика в ночи к Медвежонку? Но именно в этих тревожных моментах в сочетании с моментами переживания красоты и заключена изюминка этого мультфильма. Он учит чувствовать.
Начиная со школьного возраста, по мере укрепления психики, развития самоконтроля, эмоциональной саморегуляции ситуация меняется, дети готовы воспринимать более сложные сюжеты и персонажей. Наступает пора активного общения со сверстниками, и тут поводами для разговоров у детей нередко становятся темы душещипательные, ребята пытаются друг друга удивить, напугать, «взять на слабо». Родители всё еще остаются значимыми и нужными людьми для своих детей, но теперь они рискуют превратиться в чужих, если вовремя не примут изменений в жизни детей и не научатся говорить с ними на одном языке, признавая право на собственные интересы, в том числе на страшилки, на выбор неприятных героев.
А затем наступает подростковый возраст — пора перехода во взрослую жизнь, требующая подтверждения, что ребенок эмоционально, интеллектуально, личностно окреп и готов перейти на следующую ступень. Это время острого переживания темы смерти. Она и раньше волновала ребенка, но теперь его, уже подросшего, тянет к этому, как магнитом. Недаром многие подростки уходят в готическую субкультуру, смотрят фильмы о вампирах и еще более будоражащие, далеко не безобидные ужастики. Это и пора осознания своей инаковости, пора трудностей во взаимопонимании с родными. Всё это нередко подталкивает взрослеющих детей искать волшебные дверцы, чтобы уйти в другой мир, пусть и незнакомый и зачастую опасный, как это произошло с Коралиной, героиней сказки Нила Геймана и одноименного мультфильма (а в русском переводе — «Коралина в стране кошмаров»). Уйти от вечно занятых своими делами родителей и обрести новых — не вполне обычных, но очень заботливых, и пусть у них пуговицы вместо глаз, но это что-то новое взамен всему надоевшему привычному. С Коралиной произойдет немало жутковатых приключений, прежде чем она, с большим трудом, но всё же вернется в свои мир и взглянет на него и на своих родителей по-другому. И, возможно, эта любопытная и отважная девочка поможет кому-то из настоящих детей — зрителей, — не совершая побегов и безумных поступков, увидеть что-то по-новому в своей жизни.
Страшно? Страшно интересно!
Если пообщаться с ребенком поближе и задать ему несколько вопросов на тему его любви к книжным и мультяшным злодеям, то можно узнать много неожиданного. Например, зловещий предводитель галактической армии Дарт Вейдер из фантастической саги «Звездные войны» может привлекать вовсе не тем, что он могущественный злодей, а тем, что остатки человечности в нём не дали погибнуть его сыну, Люку Скайуокеру, ценой собственной жизни Вейдера. Главный злодей диснеевского мультсериала «Финес и Ферб» — безумный профессор Хайнц Фуфелшмерц — по сути и не злодей вовсе, а довольно комичный персонаж, даже очаровательный в своих странностях и нелепых попытках завоевать вымышленное Триштатье, и в конце каждой серии его постигает неудача, так что его попросту жалко.
Динозавры — еще один предмет фанатической увлеченности многих детей. Взрослым эти гигантские и далеко не всегда симпатичные вымершие животные обычно кажутся только пугающими. Дети же потрясены их размерами и своеобразной ужасной красотой, грандиозностью.
Детям больше интересно, чем страшно. А даже если было страшно, то потом, героически досмотрев страшилку до конца, дети смогут гордиться тем, что не испугались того, чего боятся даже их родители! Примерно такова природа тяги и к другим монстрам и динозавроподобным существам.
Тревожные звоночки
Но всё хорошо в меру, говорил Аристотель. И если вы заметили, что ваш ребенок смотрит ужастики слишком часто или всем игрушкам предпочитает только монстриков, пора задуматься. Что за тревожная ситуация его беспокоит и вынуждает отрабатывать и проживать её снова и снова? Не в учебе ли дело? Не в отношениях ли с одноклассниками и учителями? А может, в вашем общении с ним не всё ладно? Если ребенок смотрит страшилки запоем, значит, что-то в этом его глубоко волнует, какая-то внутренняя задача не находит иного решения.
Помните диснеевский мультик «Лило и Стич»? У гавайской девочки Лило была одна любимая игрушка: это сшитый ею человечек, весь в заплатках, потрепанный, похожий на зомби. Теперь давайте вспомним историю жизни этой девочки: ее родители погибли в автокатастрофе, со старшей сестрой отношения не складываются, сверстницы Лило не любят, зло смеются над ней. Что для неё этот самодельный человечек? Замена ушедших родителей, единственный друг и собеседник.. до той поры, пока не появится шебутной инопланетный монстрик Стич. И этот заплатанный человечек, и неуправляемый маленький разрушитель Стич — оба они отражения Лило с её непростым характером и непростой судьбой, все они изгои, не вписывающиеся в общество, пока не найдут своих, пока в них не разглядят их уникальность и не полюбят со всеми их шероховатостями и странностями, со всем их несовершенством.
Присмотритесь: возможно, и ваш ребенок чувствует в себе какое-то несовершенство и оттого ищет себе игрушки и персонажей под стать?
Как быть взрослому?
Многих родителей пугает тяга их детей к уродливому и страшному. Некоторые боятся, что страшная история и неприятные персонажи воспитают жестокого и циничного человека. Но так ли всё однозначно? Стоит ли сразу ставить запреты, не разобравшись в степени опасности?
Если ваш ребенок всё-таки просит посмотреть или почитать страшилку, познакомьтесь с ней вначале сами. Возможно, там есть тема, которую стоит обсудить с ребенком, что-то важное, чему история могла бы научить?
Если ребенок решил погрузиться в страшилки, постарайтесь быть рядом. Наблюдайте за ним. Если ему станет по-настоящему страшно, если его сердце колотится, если он бледнеет, решите вместе, не пора ли прекратить погружение в мир ужастиков и успокоиться, на время переключиться на что-то другое.
И вообще было бы неплохо, если бы во время или после страшного мультика или книжки вы могли обсудить плоды творческих усилий режиссеров, мультипликаторов и писателей вместе с детьми. «Ну как, страшно было? А как ты догадался, что монстр не настоящий? Давай придумаем, что еще можно было сделать, чтобы спасти мир от того злодея? А ты бы что для этого сделал? А кто бы тебе помог из друзей?» — вот и мостик от придуманных кем-то историй к жизни вашего ребенка.
И, конечно, не нужно смотреть и читать страшилки вечером, перед сном, особенно детям впечатлительным.
Шутите на тему монстров, если видите, что ребенок со страхом не может справиться. Если ребенку кажется, что в доме ночами бывает страшный монстр или Баба Яга, вы можете согласиться и добавить, что приходит это чудище вовсе не для того, чтобы попугать или украсть малыша, а чтобы полакомиться любимым малиновым джемом из шкафчика на кухне, и вообще оно очень стеснительное и само побаивается детей — примерно как это было в «Корпорации монстров».
Но всё пугающее оборачивать в шуточную обертку не стоит. Например, тему смерти, потери близких людей. Некоторые темы заслуживают более деликатного обращения.
Что делать, если взрослый не любит ужастики, а ребенок без них не может?
Если вам неприятны страшные истории, вы можете рассказать ребенку об этом, поделиться сомнениями. Признаться, что вы с детства боялись страшилок, — и кто знает, быть может, именно ваш ребенок поможет вам избавиться от ваших детских страхов? Но не стоит навязывать своё мнение, относительно ужастиков тоже, — убеждать, что всё это плохо и неправильно. Так вы рискуете потерять единомышленника и друга, а ребенок будет искать себе понимания на стороне, и, скорее всего, найдёт.
Судьбоносные ужастики
25-30 лет спустя те самые дети, посмотревшие тогда «Босоногого Гэна»[3], активно обсуждают его на интернет-форумах. Равнодушных оказалось мало. Кто-то писал, что получил нервный срыв и смотреть фильм было ошибкой. Кто-то признавался, что вышел из кинозала, не досмотрев и до середины, и об этом не жалеет. Кто-то считает этот фильм очень значимой вехой в своем личностном развитии, подготовившей к будущим трудностям. Кто-то требует фильм спрятать, чтобы не травмировал психику людей. Кто-то убежден, что это необходимо увидеть каждому, чтобы не случилось второй Хиросимы. «Гэн» до сих пор вызывает бурные споры, как и трагичный мультфильм японского режиссера анимации Исао Такахата «Могила светлячков» о голоде в Японии времен Второй Мировой.
Ложка меда в бочке дегтя
Но не всё так печально и есть хорошие новости для тех, кто любит страшилки, но боится их смотреть: существует пара способов смягчать ужастики.
Во-первых, можно сделать страшного героя милым, симпатичным и безобидным. Такими нам показали чудищ в «Корпорации монстров» студии Дисней. Они не просто не опасны, они вдобавок и сами боятся малышей. Детям весело увидеть таких чудовищ и совсем не страшно. Очаровательными для зрителя становятся одноглазый шарообразный Майк Вазовски с кожей нежно-зеленого цвета и его подружка Сьюзен с шипящими змейками на голове, шерстяной клыкастый великан Салли. Их будни, их манера общения и шутки очень похожи на наши. Герои быстро становятся нам родными и понятными. Это, пожалуй, один из самых удачных мультиков в плане преодоления детских страхов.
В свое время мэтр японской анимации Хаяо Миядзаки снял полнометражный мультфильм «Мой сосед Тоторо» о большом, зубастом и довольно могущественном духе леса, с которым подружилась маленькая девочка Мэй. В этом добром и очень красивом мультфильме есть много моментов преодоления неприятностей, как часто бывает у Миядзаки: болезнь мамы, поиски пропавшего ребенка. И это еще один пример мультфильма, на отлично справляющегося с детскими страхами и тревогами. Неспроста плюшевый Тоторо стал одной из самых популярных игрушек в мире. Даже в Диснеевском мультике «История игрушек» один такой Тоторо стоит на полке в детской.
Второй прием — комизм. Он позволяет убавить остроту переживания страшных и неприятных сторон жизни, ведь чувство юмора — один из самых эффективных защитных механизмов личности. Он чудесным образом преобразует негативные переживания в положительные, делая страшное смешным, а странное — забавным. И тут мы не можем не вспомнить о «Семейке Адамсов», не теряющей популярность уже больше полувека. История Адамсов существует в виде телесериалов, мультфильмов, полнометражных кинофильмов и за время своей жизни на экранах стала настолько популярной, что разлетелась на цитаты и породила множество пародий, а сама инфернальная семейка со всеми своими причудами, пожалуй, одна из самых психологически благополучных благодаря умению её членов уживаться друг с другом и с миром.
Есть целые мультсериалы, посвященные страхам и попыткам их угомонить с помощью комичных ситуаций и ужимок героев. Помните мультики про говорящего пса «Скуби-Ду»? Все эпизоды сняты по общей схеме: появляется таинственный монстр, всех пугающий или что-то крадущий. Скуби-Ду, его неуклюжий хозяин-разгильдяй Шегги и их друзья начинают расследовать это загадочное дело, время от времени неуклюже унося ноги от жуткого злодея, и, наконец, путем логических рассуждений раскрывают его секрет. И всегда оказывается, что никакой это не монстр, а просто переодетый негодяй, освоивший спецэффекты. Что испытывает зритель в этот момент? Облегчение. И понервничали, и посмеялись от души, и успокоились. Напряжение снято.
Еще один похожий мультсериал — французский «Элиот Кид». Это история о мальчике с богатым воображением. Оно настолько богато и он настолько убедителен, что друзья легко верят в его фантазии о том, что школьная медсестра на самом деле ведьма, охотящаяся за детьми, а эколог, берущий пробы воды, — это злодей, мечтающий заразить все водоемы города. Малыш устраивает на мнимого преступника охоту и… оказывается в нелепой ситуации, когда выясняется правда. Но пока он, как истинный агент Малдер, доискивается до истины, юные зрители вместе с друзьями Элиота успевают пережить пробирающие до мурашек приключения, каких не бывает в жизни.
В этом всё и дело. Страшилки, как прививки, вводят в нас небольшие, посильные дозы страха, чтобы в будущем мы могли справиться с куда большими опасностями и неприятностями, а еще лучше справляться с ними, включая чувство юмора, оптимизм и здравый смысл, как это делают герои «Скуби-Ду».
Итак, нужны ли детям страшилки?
Давайте подведем итоги. Если страшилки в человеческой культуре появились, то это неспроста. Они — метафора жизни, краткий курс перипетий судьбы с уклоном в мрачные её стороны. Они — способ принять негативное в жизни и в себе. Они позволяют на время уйти к опасным приключениям от неприятностей, от скучных и предсказуемых будней, нотаций, невнимания со стороны близких, учебных перегрузок, разборок со сверстниками, и зачастую вместе с главным героем увидеть жизнь по-новому. Но в избыточном количестве — а порог восприимчивости к страшному у каждого свой — они могут серьезно навредить.
Сказки, мультики, фильмы и игрушки нужны разные, и добрые, и очаровательные, и страшные, и странные, потому что жизнь разная, ситуации и люди встречаются в ней тоже разные. Будут неприятности, будут потери, будут неоднозначные события. И хорошо если мы подготовим к этому ребенка — приемлемыми способами, но, главное, не забывая, что каждый из нас заслуживает внимания, поддержки, принятия и права на собственный опыт и внутренний мир, каким бы непонятным для нас он ни был.
[1] Например, рейтинг G (general audiences — можно смотреть всем без ограничений), PG (parents guidance suggested — можно смотреть только с родителями), PG-13 (parents strongly cautioned — детям до 13 лет можно смотреть только с родителями) и т.п., подробнее — на официальном сайте рейтингов Американской киноассоции: http://www.filmratings.com/
[3] На всякий случай заметим, что по системе оценки фильмов в разных странах у этого мультфильма рейтинг «Босоногого Гэна» — от 12 лет (Англия, Франция), от 15 лет (Швеция), до 17 лет только с родителями (США). Подробная информация для родителей — на сайте IMDB.com: http://www.imdb.com/title/tt0085218/parentalguide?ref_=ttspec_ql_stry_5
специально для сайта Ольги Осташко