Воркотов приятство что это
Смысл стихотворения «А сугробы подаются…» — Цветаева
Марина Цветаева — одна из самых выдающихся поэтесс в мире. Наряду с Анной Ахматовой она стала одной из первых всемирно известных авторов. Ее стихотворения всегда были проникнуты лиризмом и меланхоличной грустью. Талант начал проявляться у нее еще в 6 лет, тогда Марина начала писать на нескольких языках.
Она долго и упорно прорабатывала собственный стиль и ритм, пока не появился ее фирменный «почерк». Марина Цветаева из года в год совершенствовалась в поэзии, никогда не останавливая свое развитие. Именно поэтому ее стиль очень просто отличить от других «гениев слова». Стихотворение » А сугробы подаются» можно отнести к довольно ранней лирике, ведь известность пришла не сразу. Оно было написано в 1922 году. На фоне некоторых других стихотворений оно кажется не таким ярким, но это не значит, что оно лишено лиризма и красоты слога.
Смысл стихотворения «А сугробы подаются»
Уже по первой строке стихотворения «А сугробы подаются» становится ясно, что автор показывает нам конец зимы. Сугробы начинают таять, вьюги уходят. Это логично, ведь стихотворение было написано в конце февраля. В это время как раз начинаются первые оттепели. Сразу замечаем и стиль Цветаевой — «вьюг-твоих-приютство», «воркотов приятство». Из следующих строк мы можем легко понять, что автор не очень любит зиму.
Используется образ волка как символ завывающей бури, рокот ветра и тающего снега. Интересна ассоциация с дворянством, которое, как и зима, ушло. Теперь мы узнаем о том, что автор пережил зиму не в родном доме. Стихотворение заставляет задуматься о значении места для человека. Видно, что ни здешний климат, ни другие обстоятельства не помогают героине, а еще больше вгоняют в тоску и порождают желание вернуться в родные места. Так же и со словом «ворковать». Можем сделать вывод — героине раньше нравилось это место из-за кого-то, кто помогал ей пережить нелегкий этап ее жизни.
Но этот кто-то оставил ее, предал. Поэтому и сам человек, и место с ним связанное, неприятно героине. Это подтверждает и выражение «грех, снежком покрытый». Возможно, речь идет об измене или греховной любви. Эту связь прервал «раздор», и теперь вряд-ли кто-то третий узнает об этом событии. По упоминанию «верблюдов» мы понимаем, что героиня отправляется в какое-то теплое место. Она уже предвкушает дорогу, то теплое место, куда она собирается. Героиня просто хочет наконец стать счастливой. А весна и теплое солнце — как раз то, что ей нужно. Зимой ей не хочется делать что-либо для счастья.
Уже надоели постоянные метели, холод, вечера дома. В ее сердце уже расцвели первые весенние побеги. От радости из ее глаз текут слезы. Они, как и ручьи от сугробов, уносят печали, холод и тьму. Как известно, любой ручеек рано или поздно станет частью теплых вод. Так и героиня хочет наконец просто стать счастливой, «отогреться» от зимней грусти.
Смысл стихотворения можно трактовать в двух вариантах. Первый — героиня, находясь дома, изменила или вступила в нежелательную связь. И теперь, чтобы это не раскрылось для общества, она обязана уехать подальше от родного дома. Но это ей в радость. Второй же вариант отличается тем, что героиня пережидала зиму не дома, а теперь настала пора туда вернуться. Ее предал любовник, но она не расстраивается. Она рада вырваться из своих ледяных оков и вновь стать счастливой.
Этот смысл мы можем рассмотреть самостоятельно, просто прочитав строки. А вот что конкретно было на душе у Цветаевой и скрыто сейчас за емкими выражениями может объяснить, пожалуй, только она сама.
ВОРКОТАТЬ
Смотреть что такое «ВОРКОТАТЬ» в других словарях:
Воркотать — несов. неперех. разг. 1. Издавать мягкие, гортанные звуки (о голубях, кошках). 2. перен. Говорить негромко, монотонно; бормотать, ворчать (о человеке). Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000 … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой
воркотать — воркотать, воркочу, воркочем, воркочешь, воркочете, воркочет, воркочут, воркоча, воркотал, воркотала, воркотало, воркотали, воркочи, воркочите, воркочущий, воркочущая, воркочущее, воркочущие, воркочущего, воркочущей, воркочущего, воркочущих,… … Формы слов
воркотать — воркот ать, коч у, к очет … Русский орфографический словарь
воркотать — (I), воркочу/, ко/чешь, чут … Орфографический словарь русского языка
воркотать — кочу, кочешь; нсв. Нар. разг. 1. = Ворковать (о голубях, кошках). 2. Ворчать, брюзжать. ◁ Воркотанье, я; ср. В. кота … Энциклопедический словарь
воркотать — кочу/, ко/чешь; нсв.; нар. разг. см. тж. воркотанье 1) = ворковать (о голубях, кошках) 2) Ворчать, брюзжать … Словарь многих выражений
воркотать — ворк/от/а/ть … Морфемно-орфографический словарь
ВОРЧУН — В словаре Ушакова помещен ряд слов с основой ворк (ср. ворковать о голубях34 и переносно: вести вдвоем нежный влюбленный разговор ), относящихся к разным стилям речи и обнаруживающих своеобразные колебания в своих значениях. Так, в разговорных… … История слов
воркочу — ВОРКОЧУ, воркочешь. наст. вр. от воркотать. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова
Воркотание — ср. разг. 1. процесс действия по гл. воркотать 2. Звуки, возникающие в процессе такого действия. Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000 … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой
Воркотов приятство что это
и Александра Христофоровича
— К вам всем — что мне, ни в чем
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
Это — самая страшная из поэтических жизней,
а она у них, у настоящих, всегда страшна.
Со времени выхода моей книги «Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества. 1910–1922» прошло десять лет. В 1992 году должна была выйти вторая книга о Марине Цветаевой, где повествование доходило до конца: смерти поэта. Однако по вине санкт-петербургских издателей книга, полностью прошедшая все стадии подготовки к печати, так и не увидела свет.
За это время появились, разумеется, новые документы, материалы и свидетельства о жизни и судьбе Цветаевой, и я постоянно вносила в свою работу уточнения и дополнения.
В своем труде, который нужно считать итоговым, я пыталась впервые по возможности полно отразить жизненный и творческий путь одного из крупнейших русских поэтов двадцатого века — с момента выхода в Москве первого цветаевского сборника «Вечерний альбом» (конец 1910 года) — вплоть до кончины поэта 31 августа 1941 года в Елабуге.
По моему убеждению, самое важное и необходимое, но и самое трудное — проникнуть в творческую и житейскую психологию творца, рассказать о его быте и бытии, о его трудах и днях одномоментно, не отделяя одно от другого, а сливая воедино, — как всегда бывает в жизни. Только таким образом можно хотя бы в какой-то мере достоверно воскресить живую жизнь и судьбу любой творческой личности. Притом, я считаю, следует возможно больше предоставлять слово «герою» повествования: читателю ведь важно почувствовать, узнать и понять в первую очередь личность того, о ком пишет исследователь, и только потом — точку зрения самого исследователя, — а не так, как это десятилетиями насаждалось в нашем дурном литературоведении.
Стремление явить, говоря словами моей «героини», живое о живом я считаю своей главной задачей. И успех ее осуществления, безусловно, зависит от того, насколько непрерывно, без пропусков и умолчаний ведется рассказ.
Несмотря на то, что цветаевский архив закрыт до начала следующего столетия, я старалась написать книгу таким образом, чтобы все изложенное в ней было выстроено в последовательную, вплоть до месяцев, а подчас и дней, — панораму творений и жития поэта.
Я использовала материалы о Цветаевой, продолжавшие выходить постоянно, вплоть до дня, когда пишу эти строки. Все материалы, как опубликованные, так и не видевшие свет, тщательно выверены.
Чтобы не утяжелять текст, я не даю отсылок на источники, однако в конце книги приводится список основных материалов, использованных мной в работе.
Сердечно благодарю за помощь: М.И. Белкину, Н.Н. Бунина, Р.Б. Вальбе, В.С. Гречанинову, Е.В. Калмыкову, Ю.П. Клюкина, Е.Б. Коркину, Веронику Лосскую (Франция), Л.А. Мнухина, М.Е. Пашковскую, В.Б. Сосинского, О.М. Степанова, Александра Сумеркина (США), Веронику Туркину-Штейн (США), Л.М. Турчинского.
Часть первая. Россия
Юность поэта (1910–1915)
Когда Марина Цветаева отдала в печать свою первую книгу «Вечерний альбом», ей только что — 26 сентября (по старому стилю) — исполнилось восемнадцать лет…
Четыре года назад она потеряла мать.
Сгоревшая тридцати восьми лет от чахотки, Мария Александровна Мейн, высокоодаренная, грустная и романтическая, с «измученной душой», навсегда осталась болью в сердцах ее двух дочерей — Марины и Анастасии. Матери своей, М. Л. Бернацкой, она не знала: та умерла, когда ребенку не исполнилось и трех недель. Подчиняясь горячо любимому и деспотически любящему ее отцу, Александру Даниловичу Мейну, Мария Александровна отказалась в юности от встреч с дорогим ей человеком (он был женат), а потом вышла замуж за Ивана Владимировича Цветаева, сорокачетырехлетнего профессора Московского университета, вдовца с двумя детьми: дочери Валерии было восемь, сыну Андрею — год. Их мать, Варвара Дмитриевна Иловайская, дочь известного историка, всего год назад скончалась; Иван Владимирович продолжал тосковать и любить ее. Так что драматизмом, можно сказать, был пронизан воздух дома номер восемь по Трехпрудному переулку, где жила семья Цветаевых…
Когда умерла Мария Александровна, Марине и Анастасии было соответственно четырнадцать и двенадцать лет. Одиночество, в котором оказалась Марина Цветаева, усугубило трагический склад ее натуры.
Отец? В отроческие годы любовь к нему не могла восполнить пустоты, образовавшейся в душе, и утолить тоску по недостающей ласке. К тому же Иван Владимирович, вторично овдовевший, был целиком погружен в свои бесчисленные обязанности — профессорские — в университете, директорские — в Румянцевском музее и самые заветные, ставшие смыслом его жизни: по строительству грандиозного Музея на Волхонке — впоследствии знаменитого Музея изобразительных искусств. Будучи бессильным влиять на детей, он многое предоставил в их воспитании, так сказать, «на волю волн». Добрый, рассеянный, сосредоточенный на своих делах — и старый, вернее, устаревший, консервативный — таким, вероятно, виделся он детям. Пройдут годы, прежде чем они, и в первую очередь Марина Цветаева, поймут, что такие, как их отец, составляли гордость и славу русской культуры. Сын бедного сельского священника, учившийся на последние гроши, феноменально скромный и бескорыстный труженик, Иван Владимирович сделался известным ученым-классиком, античником, являвшим собою цвет российской интеллигенции. Поймет Цветаева и то, что всей своей человеческой сущностью она обязана в равной степени и отцу и матери. Безоглядная поглощенность главным делом жизни, каковым для нее станет Поэзия, — не-женская воля к труду — все это она получит в «наследство» от отца…
Сейчас, в 1910 году, она еще мало увидела и узнала, однако о ней уже можно было сказать:
Жизнью Марины Цветаевой с детства и до кончины правило воображение. Воображение, которое пробудили книги и их герои, вымышленные и реальные. Без различия эпох, к которым они принадлежали, а также от того, существовали они в действительности или были выдуманы, — все они вполне равноправно жили в душе юной Цветаевой. Прекрасное знание с раннего детства французского и немецкого расширяло границы проникновения в неведомые эпохи и характеры.
Простое и хотя бы приблизительное перечисление того, что прочла Цветаева к восемнадцати годам, показалось бы неправдоподобным по количеству и разнообразию. Пушкин, Лермонтов, Жуковский; Лев Толстой и Степняк-Кравчинский; немецкие и французские романтики; Гюго, Ламартин, Ницше; Жан-Поль Рихтер; романы Чарской и пьесы Ростана; Гейне; Гёте, его сочинения и книги, с ним связанные: «Переписка Гёте с ребенком» Беттины фон Арним (урожденной Брентано), «Разговоры с Гёте» Эккермана; книги, связанные с Наполеоном, в частности, его «Письма» к Жозефине… Впрочем, лучше остановиться. Прибавим к этому, что книги, прочитанные Цветаевой в ранние годы, встали бы на полках (по хронологии знакомства с ними) в абсолютно «лирическом» беспорядке, потому что ее чтение, запойное и самозабвенное, было, особенно после кончины матери, вполне бессистемным…
Цветаевой : А сугробы подаются, Скоро расставаться.
Сугроб теремной, боярский, Столбовой, дворянский, Белокаменный, приютский Для сестры, для братца : А сугробы подаются, Скоро расставаться.
> ; Расколдован, разморожен Путь, ручьям запродан.
Не думаю что точно, но может быть подаются.
Воркотов, приятство, рьянство, приютский, запродан, ворожбы, статься.
Если помог, отметь мой ответ как лучший, удачи).
Рифма к слову сугробы?
Рифма к слову сугробы.
Эпитеты к слову сугроб?
Эпитеты к слову сугроб.
Белые, небо, сугробы, набросало составьте предложение?
Белые, небо, сугробы, набросало составьте предложение.
Цветаевой : А сугробы подаются, Скоро расставаться.
Сугроб теремной, боярский, Столбовой, дворянский, Белокаменный, приютский Для сестры, для братца : А сугробы подаются, Скоро расставаться.
> ; Расколдован, разморожен Путь, ручьям запродан.
Сугроб однокоренные с ним слова?
Сугроб однокоренные с ним слова.
Ближний сугроб или ближней сугроб?
Ближний сугроб или ближней сугроб?
+ Орфограмма и проверка.
Метель, сугроб по подежам?
Метель, сугроб по подежам.
Ребят, почему в этом предложении нет запятой перед да?
Ребят, почему в этом предложении нет запятой перед да?
Фразеологизм к слову сугроб?
Фразеологизм к слову сугроб.
Влез(Сказуемое) Он(подлежащее) Осмотрелся(Сказуемое) Вильнул(сказуемое) Слизнул(сказуемое).
А где схема? Без неё помощи не будет.
Извени пожалуйста, но схема по которой мы должны решать.
Ты умеешь играть в волейбол.
1) Шампунь 2)Пустышка 3)Незнаю) 4)Такого нету 5)Прогуливание 6)Ранец 7)Русский сахар.
Воркотов приятство что это
Еще и еще — песни
Слагайте о моем кресте!
Еще и еще — перстни
Целуйте на моей руке!
Такое со мной сталось,
Что гром прогромыхал зимой,
Что зверь ощутил — жалость,
И что заговорил — немой.
Мне солнце горит — в полночь!
Мне в полдень занялась звезда!
Смыкает надо мной — волны
Прекрасная моя беда.
Мне мертвый восстал из праха!
Мне страшный совершился суд!
Под рев колоколов на плаху
Архангелы меня ведут.
Мы быстры и наготове,
Мы остры.
В каждом жесте, в каждом взгляде, в каждом слове, —
Две сестры.
Своенравна наша ласка
И тонка,
Мы из старого Дамаска —
Два клинка.
Прочь, гумно и бремя хлеба,
И волы!
Мы — натянутые в небо
Две стрелы.
Мы одни на рынке мира
Без греха,
Мы — из Вильяма Шекспира
Два стиха.
Мы — весенняя одежда
Тополей.
Мы — последняя надежда
Королей.
Мы на дне старинной чаши,
Посмотри:
В ней твоя заря, и наши
Две зари.
И, прильнув устами к чаше,
Пей до дна.
И на дне увидишь наши
Имена.
Светлый взор наш смел и светел
И во зле.
— Кто из вас его не встретил
На земле.
Охраняя колыбель и мавзолей —
Мы — последнее виденье
Королей.
Некоторым — не закон.
В час, когда условный сон
Праведен, почти что свят,
Некоторые не спят:
Всматриваются — и в скры-
тнейшем лепестке: не ты!
Некоторым — не устав:
В час, когда на всех устах
Засуха последних смут —
Некоторые не пьют:
Впытываются — и сти-
снутым кулаком — в пески!
Некоторым, без кривизн —
Дорого даётся жизнь.
Всё так же, так же в морскую синь —
Глаза трагических героинь.
В сей зал, бесплатен и неоглядн,
Глазами заспанных Ариадн
Обманутых, очесами Федр
Отвергнутых, из последних недр
Вотще взывающими к ножу…
Так, в грудь, жива ли ещё, гляжу.
«КОГДА-НИБУДЬ, ПРЕЛЕСТНОЕ СОЗДАНЬЕ. »
(из цикла «Але»)
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным — так далекó-далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню — на руке моей рабочей —
Серебряных перстней, — чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту.
Как в страшный год, возвышены Бедою,
Ты — маленькой была, я — молодою.
Так, высоко́ запрокинув лоб,
— Русь молодая! — Слушай! —
Опровергаю лихой поклёп
На Красоту и Душу.
Над кабаком, где грехи, гроши,
Кровь, вероломство, дыры —
Встань, Триединство моей души:
Лилия — Лебедь — Лира!
Развела тебе в стакане
Горстку жжёных волос.
Чтоб не елось, чтоб не пелось,
Не пилось, не спалось.
Чтобы младость — не в радость,
Чтобы сахар — не в сладость,
Чтоб не ладил в тьме ночной
С молодой женой.
Как власы мои златые
Стали серой золой,
Так года твои младые
Станут белой зимой.
Чтоб ослеп-оглох,
Чтоб иссох, как мох,
Чтоб ушёл, как вздох.
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Прощай, вьюг-твоих-приютство,
Воркотов приятство.
Веретен ворчливых царство,
Волков белых – рьянство.
Сугроб теремной, боярский,
Столбовой, дворянский,
Белокаменный, приютский
Для сестры, для братца…
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Ах, в раззор, в раздор, в разводство
Широки – воротцы!
Прощай, снег, зимы сиротской
Даровая роскошь!
Прощай, след незнам, непытан,
Орлов белых свита,
Прощай, грех снежком покрытый,
По снегам размытый.
Горбуны-горбы-верблюдцы –
Прощай, домочадцы!
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Голытьбе с любовью долог
День весенний, звонный.
Где метель: покров-наш-полог,
Голова приклонна!
Цельный день грызет, докучня,
Леденцовы зерна.
Дребезга, дрызга, разлучня,
Бойня, живодерня.
День – с ремень, ноченька куца:
Ни начать, ни взяться…
А сугробы подаются,
Скоро расставаться…
В две руки беру – за обе:
Ну – не оторвуся?
В две реки из ям-колдобин –
Дорогие бусы.
Расколдован, разморожен
Путь, ручьям запродан.
Друг! Ушли мои ворожбы
По крутым сугробам…
Не гляди, что слезы льются:
Вода – может статься!
Раз сугробы подаются –
Пора расставаться!
Врылась, забылась — и вот как с тысяче-
футовой лестницы без перил.
С хищностью следователя и сыщика
Все́ мои тайны — сон перерыл.
Сопки — казалось бы прочно замерли —
Не доверяйте смертям страстей!
Зорко — как следователь по камере
Сердца — расхаживает Морфей.
Вы! собирательное убожество!
Не обрывающиеся с крыш!
Знали бы, как на перинах лёжачи
Преображаешься и паришь!
Рухаешь! Как скорлупою треснувшей —
Жизнь с её грузом мужей и жён.
Зорко как лётчик над вражьей местностью
Спящею — над душою сон.
Тело, что все свои двери заперло —
Тщетно! — уж ядра поют вдоль жил.
С точностью сбирра и оператора
Все́ мои раны — сон перерыл!
Вскрыта! ни щёлки в райке, под куполом,
Где бы укрыться от вещих глаз
Собственных. Духовником подкупленным
Все́ мои тайны — сон перетряс!
Точно гору несла в подоле —
Всего тела боль!
Я любовь узнаю по боли
Всего тела вдоль.
Точно поле во мне разъяли
Для любой грозы.
Я любовь узнаю по дали
Всех и вся вблизи.
Точно но́ру во мне прорыли
До основ, где смоль.
Я любовь узнаю по жиле,
Всего тела вдоль
Стонущей. Сквозняком как гривой
Овеваясь гунн:
Я любовь узнаю по срыву
Самых верных струн
Горловых, — горловых ущелий
Ржавь, живая соль.
Я любовь узнаю по щели,
Нет! — по трели
Всего тела вдоль!
Минут годы, и вот означенный
Камень, плоским сменённый, снят.
Нашу гору застроят дачами, —
Палисадниками стеснят.
Говорят, на таких окраинах
Воздух чище и легче жить.
И пойдут лоскуты выкраивать,
Перекладинами рябить.
Перевалы мои выструнивать,
Все овраги мои вверх дном!
Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь
Дома — в счастье, и счастья в дом!
Счастья — в доме, любви без вымыслов,
Без вытягивания жил!
Надо женщиной быть — и вынести!
(Было-было, когда ходил,
Счастье — в доме!) Любви, не скрашенной
Ни разлукою, ни ножом.
На развалинах счастья нашего
Город встанет — мужей и жён.
И на том же блаженном воздухе
— Пока можешь ещё — греши! —
Будут лавочники на отдыхе
Пережёвывать барыши,
Этажи и ходы надумывать —
Чтобы каждая нитка — в дом!
Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь
Крыши с аистовым гнездом.
Виолончелью, скрипом
Дверей и звоном рюмок,
И лязгом шпор, и криком
Вечерних поездов,
Выстрелом на охоте
И бубенцами троек —
Зовёте вы, зовёте
Нелюбленные мной!
Но есть ещё услада:
Я жду того, кто первый
Поймёт меня, как надо —
И выстрелит в упор.
Снова стрелки обежали целый круг:
Для кого-то много счастья позади.
Подымается с мольбою сколько рук!
Сколько писем прижимается к груди!
Где-то кормчий наклоняется к рулю,
Кто-то бредит о короне и жезле,
Чьи-то губы прошептали: «не люблю»,
Чьи-то локоны запутались в петле.
Где-то свищут, где-то рыщут по кустам,
Где-то пленнику приснились палачи,
Там, в ночи, кого-то душат, там
Зажигаются кому-то три свечи.
Там, над капищем безумья и грехов,
Собирается великая гроза,
И над томиком излюбленных стихов
Чьи-то юные печалятся глаза.
Не штык — так клык, так сугроб, так шквал, —
В Бессмертье что час — то поезд!
Пришла и знала одно: вокзал.
Раскладываться не стоит.
На всех, на всё — равнодушьем глаз,
Которым конец — исконность.
О как естественно в третий класс
Из душности дамских комнат!
Где от котлет разогретых, щек
Остывших. — Нельзя ли дальше,
Душа? Хотя бы в фонарный сток
От этой фатальной фальши:
Папильоток, пеленок,
Щипцов каленых,
Волос паленых,
Чепцов, клеенок,
О—де—ко—лонов
Семейных, швейных
Счастий (kleinwenig!) *
Взят ли кофейник?
Сушек, подушек, матрон, нянь,
Душности бонн, бань.
Не хочу в этом коробе женских тел
Ждать смертного часа!
Я хочу, чтобы поезд и пил и пел:
Смерть — тоже вне класса!
В удаль, в одурь, в гармошку, в надсад, в тщету!
— Эти нехристи и льнут же! —
Чтоб какой-нибудь странник: «На тем свету. »
Не дождавшись, скажу: лучше!
Площадка. — И шпалы. — И крайний куст
В руке. — Отпускаю. — Поздно
Держаться. — Шпалы. — От стольких уст
Устала. — Гляжу на звезды.
Так через радугу всех планет
Пропавших — считал-то кто их? —
Гляжу и вижу одно: конец.
Раскаиваться не стоит.
6 октября 1923
*
Немножко (нем.). — Ред.