что стало с шахтерами в чернобыле
Чернобыльские шахтёры
Как на самом деле работали чернобыльские шахтёры
Штаб оперативной группы Министерства угольной промышленности располагался в небольшом доме под номером 26 на улице Советской в городе Чернобыль, где до аварии находился районный отдел народного образования. В руководстве штаба пять человек. Возглавлял его министр угольной промышленности Украины Н. Сургай. Стены небольшой комнатки, где обосновался министр со своими помощниками, были увешаны чертежами, графиками, схемами. Сюда сходятся данные за каждый день, за каждую смену, за каждый час работы шахтеров.
– Наш коллектив насчитывает 388 человек, – Из них 154 горняка из Московского бассейна и 234 из Донбасса. Трудились одной дружной семьей, поэтому и дело спорилось. А задача перед нами, прямо скажу, была сложная. – Требовалось, прежде чем выйти под землей к основанию четвертого блока, проложить 136-метровый тоннель, провести по нему коммуникации и уложить рельсы для вагонеток.
Диаметр тоннеля небольшой, всего метр восемьдесят. Высотой примерно метр пятьдесят — метр шестьдесят. Далее камера примерно тридцать на тридцать. Специалисты Минсредмаша должны были в этой камере смонтировать холодильные установки. Правда за них почти всю работу шахтеры сделали. Главная трудность поначалу заключалась в радиации.
Там, где начинали работу, доходило до 3-4 рентген в час. Вход в тоннель находился со стороны третьего блока. Но когда вошли в забой, она установилась в допустимых нормах. Работу вели силами комплексных бригад, в каждую из них входили проходчики и механизаторы, электрослесари, машинисты кранов и бульдозеров. Эти бригады и осуществляли проходку тоннеля до так называемой плиты под реактором. Последние пять-шесть метров проходили вручную.
Работы шахтеры вели круглосуточно в восемь смен. Каждая трудилась по три часа. Любой член бригады знал, что он должен сделать за это время. Все смены объединены в «вахту». Срок работы на станции каждой «вахты» – пятнадцать дней. Всего было три отряда, которые выполняли задачу. По две недели каждый. Первый отряд практически прошел тоннель, второй доделывал тоннель и начал копать камеру, а третий уже ее доделывал и помогал монтировать холодильники.
Все работы велись в щадящем режиме — по три часа смена. Задание было — сделать всё за три с лишним месяца, а шахтеры сделали за месяц с небольшим. Почти в три раза быстрее! Там ставились такие рекорды, которые никогда не будут повторены. Ребята друг у друга лопаты отбирали. Смена приходит, а им говорят, еще наши две минуты.
Не все шахтеры проходили отбор. Брали самых лучших проходчиков. Тут как было – ночная смена вышла, дневная приехала, людей погрузили в автобусы снова домой: взять бритвы, с родными попрощаться.
Все шахтёрам выдавали респираторы лепестки, но их особо не надевали — в них было невозможно работать из-за того, что в тоннеле жарко и дышать было нечем. Сразу стоит сказать о том, что никто из шахтеров не работал голышом. Все проходчики были одеты в легкую белую робу, как у работников станции. За состоянием здоровья следили строго. Через день брали кровь на анализ. Если анализы плохие, к смене не допускали. Вообще организация была изумительная, кормление — тоже.
В итоге под реактором была смонтирована огромная бетонная система, начиненная трубами и специальной аппаратурой. Вся эта массивная конструкция должна была исключить опасность заражения грунтовых вод.
Я копал шахту после взрыва реактора. Дончанин вспоминает о 14-дневной смене в Чернобыле
Анна КУРЦАНОВСКАЯ, журналист
35 лет назад произошла самая масштабная техногенная катастрофа в истории человечества. 26 апреля 1986 года взорвался реактор четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС. В числе первых на ликвидации последствий аварии работал дончанин Игорь Ходосов.
В середине мая составе сводного отряда Министерства угольной промышленности СССР мужчина добровольно поехал в Чернобыль. Там он занимался выемкой породы из под реактора, чтобы создать бетонную подушку, защищающую подземные воды от попадания в них радиоактивных отходов.
В формате монолога 60-летний Игорь Анатольевич, который с началом войны переехал из Донецка в Днепр, вспоминает о времени, проведенные в Чернобыле и о том, как 14 дней возле реактора отразились на его здоровье.
Специалисты нашего стройуправления ездили по всему Союзу
Окончил техникум, получил специальность горный техник – электромеханик. И я по распределению оказался в городе Сланцы Ленинградской области. Работал на шахте «Ленинградская» подземным электрослесарем. Через время призвали в армию, служил тоже под Ленинградом. После дембеля вернулся в Донецк и трудоустроился на шахту №12 «Наклонная».
С 1982 году стал работать проходчиком в шахтопроходческом стройуправлении. Занимался строительством вертикальных шахтных стволов и выполнял спецзаказы Министерства обороны СССР. На тот момент специалисты нашего стройуправления ездили по всему СССР. В конце 1985-го был командирован в Хмельницкий.
Фотография была сделана на железнодорожном вокзале Хмельницкого буквально перед отъездом в Чернобыль. Игорь Ходосов посередине. Слева – механик участка, справа – проходчик
Мы не знали ничего о радиации и том, что она разрушает организм
Помню, как 12 мая 1986-го на утренней разнарядке наш начальник участка сказал, что получил из Донецка документ. Там значилось, что нужны добровольцы для работы на новом объекте. Особо он ничего не объяснил, что нужно будет в Чернобыле делать. Сказал – обычные проходческие работы. В принципе так оно и было.
С нашей проходки тогда в Чернобыль поехало где-то 27 человек. Нас туда не гнали силком, все по желанию. Мы были так воспитаны, патриотами своей страны. И поэтому когда сказали, что надо ехать – то поехали.
Мы не знали ничего о радиации и том, что она, проходя через человека, разрушает его организм. Не знали, чем потом нам всем аукнется долгое нахождение возле взорвавшегося реактора.
Удостоверение к нагрудному знаку ликвидатора аварии на ЧАЭС, которой выдали Игорю в 1988 году
По территории возили на бронестранспортере, но только первые дни дня
Мне на тот момент исполнилось 25 лет, средний возраст тех, кого направляли на ликвидацию в Чернобыль, был 28-36 лет. Я был в составе сводного отряда Министерства угольной промышленности СССР. Там были не только донецкие парни, а еще шахтеры из объединения «Тулауголь».
Вечером 13 мая прибыли в Чернобыль. Разместили нас в местной школе-интернате. А на следующий день уже приступили к работе.
От того места, где мы жили и до станции, расстояние было 18 км. Привозили на бронированном автобусе.
А уже по территории самой станции возили на бронетранспортере. Но это было первые три дня. Дальше – по разработанному маршруту мы уже на работу и с работы бегали по галерее, соединяющей третий и четвертый реакторы.
Бригада из шахтопроходчиков и работников инженерно-технической службы предприятия «Донецкшахтопроходка» и объединения «Тулауголь». Игоря Ходосова на фотографии нет
Свернул с маршрута – дозиметр сразу зашкаливал
Только тогда нам объяснили, что случилось и каких масштабов эта авария. У водителя бронетраспортера был дозиметр. Он возил нас по извилистому маршруту. Мы спросили, почему он так едет, разве прямо нельзя?
Водитель рассказал, что везде находятся остатки радиоактивного графита и если хоть на немного отклониться от намеченного маршрута, то дозиметр сразу будет зашкаливать. И он ради эксперимента свернул направо, и сразу стрелка прибора переместилась на максимум. Но мы все равно не понимали всей опасности, но предложили вернуться на маршрут и больше от него не отклоняться.
Когда нас привезли к месту, между третьим и четвертым энергоблоками, там уже работал экскаваторщик. Он выгребал песок. Сделал яму глубиной метров шесть. А дальше – уже была наша работа по сооружению выработки под фундаментом аварийного блока для возведения защитной плиты.
Бок о бок сутки напролет трудились шахтопроходчики из Донбасса и Тулы, сотрудники предприятий «Донецкшахтопроходка» и «Мосбассшахтострой». Вслед за нами двигались бетонщики, прибывшие со строительства Рогунской ГРЭС.
Шахтростроители спасли здоровье и жизни миллионам людей
Работы были начаты с углубления котлована. В котловане нами был смонтирован проходческий щит, доставленный из Киева, и началась проходка штрека. Почти все работы велись вручную.
Штрек под аварийный реактор длиной около 130 метров был пройден и закреплен за 13 суток. На этом моя «командировка» в Чернобыль закончилась.
Мы уехали, а на наше место прибыли другие шахтостроители. Они уже вели работы по выемке горной массы объемом 2200 м3 под бетонную подушку, размер которой 30×30 метра.
Все было закончено к 28 июня, что позволило локализовать опасность попадания более 150-ти тонн остатков разогретого ядерного топлива в грунтовые воды, предотвратить загрязнение отходами водного бассейна Днепра и отвести угрозу жизни и здоровью миллионам жителей Украины и Европы.
Мемориал ликвидатором аварии на ЧАЭС в Донецке
За смену мы получали более 100 рублей. Это были очень серьезные деньги.
Я с ребятами из Тулы был в четвертой смене. После работы на станции проводили дезактивацию (принимали душ), переодевались, получали новый комплект костюма. Прыгали в автобус и ехали отдыхать в школу-интернат. Там общались, ели и спали. Нам давали какие-то йодосодержащие таблетки.
Употребляли ли мы алкоголь? Было немного. Ребята лишь однажды ездили за ним в Киев. Тогда же был «сухой закон», сумасшедшие очереди в магазинах. Но когда узнали, что для чернобыльцев, то пропустили и никто даже не противился. Это мне потом рассказывали те парни, которые ездили в столицу.
Понимал ли я всей серьезности той аварии? Конечно же, нет. На то время информация об аварии на ЧАЭС была закрытой. И честно скажу, меня она и не очень-то и интересовала. Я приехал, чтобы выполнять то, что лучше всего умел – копать подземные туннели. Министерство угольной промышленности, видимо, понимая всю важность работы шахтостроителей и возможные риски их здоровью, решило нас поощрить. За смену мы получали более 100 рублей. Кто жил в те времена, понимает, что это были очень серьезные деньги.
Наша смена, длившаяся две недели, закончилась 30 мая. Когда уезжали, нас полностью проверили на наличие радиации. Из всего фонили только мокасины, их там и оставил. Нас привезли в Донецк и сразу направили в больницу профзаболевания. Все было по желанию. Были ребята, которые говорили, что им это не нужно, мол, они себя нормально чувствуют. Я же решил проверить свой организм, свое здоровье. Сдал все анализы. Обнаружилось только небольшое повышение лейкоцитов.
Спустя два года умер первый человек из нашей бригады. Потом были еще смерти. На сегодняшний день где-то 40 процентов из тех, кто был со мной в те две недели, уже нет в живых. Но те, кто остался, все больные. И я в том числе. К концу 89-го у меня открылась язва желудка и стала сильно болеть голова. Дальше – отдышка. И в итоге собрался «целый букет» болячек. В основном у нас у всех сердечнососудистые и желудочно-кишечные заболевания. Очень радиация ударила на опорно-двигательные функции.
Игорь Ходосов в центре в костюме с нагрудными знаками
Ежегодно я обязательно 26 апреля приезжаю в Донецк. И этот год не исключение
Что касается чернобыльских пенсий, то тут есть серьезная несправедливость. Разница в размере пенсий для ликвидаторов, которые ехали в Чернобыль от производства и тех, кто от военкомата. Последним хорошо, им подняли, и сейчас минимальная пенсия составляет 8-9 тысяч гривен. А такие как я, командированным от производства, в среднем получают 5-6 тысяч. Мне лично обидно, работали все более-менее одинаково, все получили облучение. Такая разница — это серьезная недоработка правительства.
Игорь Ходосов в музее «Памяти ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС», который находится в общеобразовательной школе №11 в Донецке. Апрель, 2021 год.
Ежегодно я обязательно 26 апреля приезжаю в Донецк. И этот год не исключение. Прихожу к мемориалу чернобыльской славы участникам ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, что возле «Золотого кольца». Это один из крупнейших в Украине монументов, в память о ликвидаторах аварии. Известно, что около восьми тысяч дончан побывали в Чернобыле, кроме шахтеров, еще пожарные, медработники и военные. Потом все ликвидаторы идут на природу, где мы общаемся, вспоминаем те времена, и, конечно же, поминаем тех, кого с нами уже нет…
Что не так с сериалом «Чернобыль». Объясняет физик-ядерщик
Мне немного жалко себя, потому некоторые знания физики и атомной техники не позволяли смотреть мне «Чернобыль» спокойно. Мои чувства были больше такие: «Ну как так!» Или фейспалм. Хотя к финалу я смирился с упрощениями и неверными деталями — все-таки это художественный фильм. Да и по масштабу задача перед авторами стояла непростая — они смогли в пять серий вместить огромную историю крупнейшей ядерной аварии.
В «Чернобыле» хватает нелепостей. Но оговорюсь сразу, тема сложная, а люди, которые пытаются объяснить ядерную физику, в любом случае достойны уважения. В сериале есть примеры качественного изложения сложных понятий. Например, в финале на суде Легасов довольно точно поясняет работу реактора с помощью цветных карточек.
Но если говорить о технических неточностях, то давайте по пунктам.
Если подытожить, то основные моменты ликвидации аварии показаны — тушение реактора, эвакуация, подкоп под реактор, очистка территории. Все это было, хотя было и много чего еще. Но я уверен, что многие сцены можно было показать и без художественных доработок, они выглядели бы не менее драматичными. Ведь история с женой пожарного Игнатенко показана очень точно, и она одна из самых ярких в сериале.
Кстати, в финале показаны титры с описанием «реальных» последствий. Якобы Россия скрывает число реальных жертв и продолжает говорить лишь о 31 погибшем. 31 человек погиб в первые месяцы — это те самые пожарные и работники станции, которые ликвидировали последствия взрыва и пожара. Всемирная организация здравоохранения на 20-летие аварии говорила о возможных 4000 отдаленных смертей среди 600 000 ликвидаторов, связанных с радиационными последствиями аварии. И эти цифры Россия не оспаривает. Но один из мифов Чернобыля — что он привел к сотням тысяч смертей, если не миллионам. И погибшие на «Мосту смерти» в финальных титрах — тоже, скорее всего, миф, так как радиационная обстановка в Припяти, по воспоминаниям Легасова, до эвакуации населения была в приемлемых рамках. Так что даже эвакуацию начали заблаговременно, понимая, что ситуация будет ухудшаться.
Таким образом, в сериале «Чернобыль» фактической правды — пятьдесят на пятьдесят. С оговорками, но авторы хорошо поймали атмосферу времени. Я рад, что такой сериал вышел. Если половина из тех, кто посмотрит его, начнет искать дополнительную информацию, — будет хорошо. Потому что о таких трагедиях, о своей непростой истории надо знать правду, а не те мифы, с которыми мы до сих пор живем. И хорошо, что HBO берется за эту тему, потому что на правду от НТВ, снимающего сейчас сериал о Чернобыле, я не очень надеюсь.
«В любой момент ждешь, что заживо сгоришь» Почему 51 человек погиб в Кузбассе? Отвечают шахтеры «Листвяжной»
В четверг, 25 ноября, в кузбасской шахте «Листвяжная» погиб 51 человек — 46 шахтеров и 5 спасателей. Так в стране узнали то, о чем знают, кажется, в любом шахтерском городке: руководство подобных предприятий принуждает горняков идти под землю в таких условиях, в которых работать запрещено. Оборудование специально устроено так, чтобы отключаться при срабатывании датчиков, замеряющих уровень метана. Однако, как говорят шахтеры, ради планов по добыче угля на все меры безопасности начальство закрывало глаза и требовало от них день за днем идти в забои, рискуя в любой момент взорваться. Вместо того чтобы провести публичное расследование, власти, как говорят журналисты, запретили работникам «Листвяжной» разговаривать с прессой. В этом убедился корреспондент «Ленты.ру» Дмитрий Окунев, который сейчас находится в Кемеровской области. Тем не менее ему удалось поговорить с горняками о том, по каким законам живут шахты Кузбасса.
Авария произошла из-за полнейшего беспредела со стороны руководства. Везде случаются взрывы, а деньги закроют людям глаза на что угодно. Надеются, наверное, что авария либо случится не при них, либо получится небольшой. Я работал на нескольких шахтах и нигде не сталкивался ни с чем подобным. К примеру, «Полысаевская» — мокрая, а «Листвяжная» — сухая, и все там более современное.
Здесь я уже два года. Первые полтора года все было вроде нормально. Но в последние четыре месяца многое поменялось в худшую сторону. Признаться, испытал шок, когда увидел мигание фонариков, что происходит при определенной концентрации газа.
Но при повышении уровня газа не выключалось электричество. Слышал про заклеенные датчики, но сам такого не видел. Иначе попросту бы не пошел в шахту. Я бы и другому не дал датчик заклеить, и сам бы не стал.
В такие моменты в голову лезут очень нехорошие мысли. В любой момент ждешь, что заживо сгоришь
Пытаемся, конечно, как-то себя подбодрить. Но как можно шутить, когда ты не в своей тарелке и знаешь, что в любой момент может произойти авария. Все индивидуально. Кто-то, может, часто в таких условиях работал и привык. Я — нет. Для меня вообще дико, что допустили такую концентрацию газа.
Я не верю, что директор не знал об этой ситуации. Вряд ли кто-то взял бы на себя смелость все скрывать. Думаю, он в любом случае был в курсе. Я даже видел в интернете, что он говорил: «Работайте до одного процента [содержания метана], а потом останавливайтесь». Но, по словам ребят, начальник звонил им с другим требованием: «Давайте спускайтесь, норму подняли до двух процентов».
У нас разумные были только дизелисты — когда газ поднимался до одного процента, они отказывались работать, дизели не заводили. Начальник давал указание — горнорабочий, который вместе с дизелистом, садился и ехал на место. Вот так
Каждый из нас прекрасно знает, что может случиться. Проходили это во время учебы. Работать страшно, но зарплата хорошая и не надо далеко ездить. Получили наряд, переоделись и поехали.
Не так просто поменять работу, не потеряв в размере оклада. Податься-то некуда. За последние 20 лет у нас уничтожены все фабрики и заводы. Остались только шахты, разрезы и магазины.
Все шахтеры говорили одно и то же: мол, рано или поздно «они» там доиграются. Вот и доигрались. Потому что это не может длиться вечно. Рано или поздно стрельнет кабель или что-то еще. У нас железная коробка как-то коротила. Или может случиться форс-мажор в виде выброса газа. В общем, дело случая. Но надо постараться накопить такой объем, чтобы вся шахта взлетела на воздух!
Самая газовая шахта у нас — «Чертинская». На каждую смену идут с инспектором, газа невероятно много. А у нас терпимо. Если проветривать, то все нормально. Чтобы не было проблем, нужно проветривать и не нарушать технику безопасности. Все компании частные, государству до них дела нет. У нас про шахтеров вспоминают только, когда аварии случаются.
Я не знаю точные намерения руководства. Ходили слухи, что на разрезе компании «СДС-Уголь» произошла авария, поставки сорвались и план переложили на нашу шахту. Но точно не знаю, правда ли это. Факт в том, что к нам согнали две бригады. Люди приехали даже с шахты под Кемерово. Нужно было срочно запустить вторую лаву (подземная очистная горная выработка значительной протяженности — «Лента.ру»), чтобы качать уголь одновременно двумя лавами. То есть компании сильно требовался уголь — не знаю, из-за контрактов или еще из-за чего-то. Тех, с кем я работаю, вызывали на допрос, спрашивали, чем они занимались.
Не знаю, что будет дальше. Какого бы мне хотелось наказания для виновников аварии? Соответствующего их вине.
Оборудование на «Листвяжной» нормальное. В других шахтах примерно такое же. Да, есть старые комбайны. Их используют там, где нет смысла гнать проходческий комплекс, он там просто не развернется. Есть и новые, которые способны за сутки пройти очень много метров горной выработки.
Не знаю, как долго можно еще эксплуатировать тот пласт, на котором произошла авария. Но как раз на днях мы должны были вскрывать новый пласт и начинать выработку. То есть там раскопали котлован, добрались до угля.
Почему в России не обеспечат такой же уровень безопасности, как на шахтах Германии? У нас рабочий не может топнуть ногой и отказаться от работы. Начальник такой штраф назначит, что шахтер тысяч 20 потеряет. Все упирается в вероятность наказания. И даже если ты куда-то пожаловался — все равно ничего не будет. У нас даже после аварии получают условные сроки. Инспекторы не всегда ходят в шахты… Положение бесправное, ты мало что можешь сделать. Вроде какие-то права есть, но на деле их применить тяжело.
Да и профсоюз в последнее время не так активен, как когда-то. Сейчас уже люди не поднимутся, как в 1990-е. У нас даже если просто с плакатом постоишь — сразу скрутят. Профсоюзы никуда не суются — получают свой процент и все. Всех посадили в кредитную кабалу, каждый боится за свое место и лишний раз ничего не скажет.
Внешне все не настолько плачевно: деньги платят, задолженностей нет. Вот когда я из армии вернулся, мой отец не видел зарплаты шесть-семь месяцев. Выдавали то тапками, то телевизорами, то холодильниками. И нам было нечего есть: холодильник открываешь, а там только заготовки с огорода и больше ничего. Тапки-телики продавали или меняли. Отец, помнится, полученный холодильник на мотоцикл обменял.
Снова пойти в шахту будет непросто. Но ничего, спускались же люди после аварии 2004 года. Я работал с шахтером, у которого там погиб отец. А сейчас у него самого был выходной.
Есть надежда, что какое-то время не будет нарушаться техника безопасности. После первой аварии все поначалу соблюдалось, делалось то, что и должно. Затем поменялся владелец. Плюс от директора зависит очень многое.
«Мастера газовой безопасности говорили: У-у-у, ребята! Мы пошли»
На «Листвяжной» я работаю четвертый год. В день перед трагедией отработал смену и ушел в отпуск. Ничего подозрительного я не заметил, все было как обычно. Газ в шахте был уже на протяжении двух-трех месяцев. Датчики не срабатывали. Не знаю, почему. Нам говорили: «Ехать на добычу». И люди ехали.
Начальство было в курсе происходящего, каждый день приходило на лаву. Замдиректора был в шахте за сутки до взрыва. Он все прекрасно видел и знал о газе. Однако руководству требовался уголь.
До взрыва уже случались пожары. И мы их тушили. Точно знаю, это было 3 и 15 ноября. Они приезжали, сидели, все порешали. В те разы ничего страшного не произошло. А потом все уехали обратно.
В общем, сначала работали при двух-трех процентах содержания метана, затем — при четырех, чуть позже — и вовсе при семи-восьми. Доходило до того, что остановят комбайн, немного проветрят — и дальше поехали
Проветривание было слабое. Воздуха не хватало. Протянули вентилятор, но и этого оказалось недостаточно. Концентрация газа оставалась повышенной и после этого. Все обо всем знали заранее. Но людям говорили: «Не будет угля — ничего не получите». Надо сделать план.