зачем ты послан был и кто тебя послал вид связи

Томашевский Б.: Пушкин. Книга первая
Глава III. Юг.
38. «Недвижный страж дремал на царственном пороге». «Зачем ты послан был и кто тебя послал?»

Одесский период жизни Пушкина сравнительно небогат лирическими произведениями, если, конечно, не считать стихотворений «Демон» и «Свободы сеятель пустынный». За год жизни в Одессе Пушкин главным образом занят был крупными замыслами: «Евгением Онегиным» и «Цыганами». К этому периоду относится стихотворение «Ночь», продолжающее цикл антологичных стихотворений (объединенных самим Пушкиным под общим заголовком «Подражания древним»). По-видимому, тогда же написано стихотворение «Телега жизни». Совершенства стиха достигает Пушкин в «Прозерпине», но стихотворение это не представляет собой чего-нибудь нового и является довольно близким переложением одного из «Превращений» Парни.

Наиболее значительным является написанное, вероятно, в Одессе стихотворение «Недвижный страж дремал на царственном пороге», которое не могло увидеть света при жизни Пушкина.

Стихотворение написано непривычными для Пушкина и уже несколько архаичными одическими строфами. Такими строфами в свое время перевел Ю. А. Нелединский-Мелецкий философскую оду Тома «На время» (1813) согласно французскому подлиннику:

Мне представляется повсюду разрушенье,
Смущенно око зрит везде опустошенье.
Се мхом обросшие гробницы давних лет;
Обломки там столпов; там падшие ограды;
Под пеплом целы грады.
Повсюду время свой напечатлело след.

Подобная строфа придавала стихотворению несколько торжественный, хотя и старомодный характер.

Пушкин изображает Александра в момент высшего торжества его реакционной политики, когда Священный союз, подавив повсюду революционные движения, являлся единственным вершителем судеб мира:

. и жребии земли
В увенчанной главе стесненные лежали,
Чредою выпадали
И миру тихую неволю в дар несли.

Александр торжествует: «Се благо, — думал он»:

Всё пало — под ярем склонились все главы.

Далее Пушкин переходит к историческому обозрению предшествующих событий, начиная с падения Наполеона. «Народы мира» торжествовали победу над Наполеоном. За этим падением последовали освободительные движения:

Давно ли ветхая Европа свирепела?
Надеждой новою Германия кипела,
Шаталась Австрия, Неаполь восставал,
За Пиренеями давно ль судьбой народа
Уж правила свобода,

Здесь Пушкин вспоминает конституционные движения в Германии 1818 и 1819 гг., сопротивление, которое оказывали южные (конституционные) германские государства политике Австрии в Союзном сейме («Шаталась Австрия»), окончившееся поражением конституционных государств: под нажимом России, Пруссии и Австрии Вюртемберг отозвал своего представителя, возглавлявшего в Союзном сейме оппозицию Австрии. Новый сейм, собравшийся 27 ноября 1823 г., уже не оказывал никакого сопротивления политике Меттерниха.

Тогда же, в ноябре 1823 г., французскими войсками окончательно подавлена революция в Испании. Революция в Неаполе была подавлена австрийскими войсками еще в 1821 г.

Пушкин изображает Александра как вдохновителя реакции, подавившей всякое проявление свободомыслия в Европе, всякое стремление к конституционным формам правления.

Давно ль — и где же вы, зиждители свободы?
.
Целуйте жезл России
И вас поправшую железную стопу.

Но торжество Александра смущает видение, напомнившее ему о прежнем его унижении. Перед ним является тень Бонапарта:

То был сей чудный муж, посланник провиденья,
Свершитель роковой безвестного веленья,
Сей всадник, перед кем склонилися цари,
Мятежной вольности наследник и убийца,
Сей хладный кровопийца,
Сей царь, исчезнувший, как сон, как тень зари.

В этой строфе уже складывается та формула, которую через несколько лет мы встретим в десятой главе «Евгения Онегина»:

Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, папою венчанный,
Исчезнувший как тень зари.

Призрак Наполеона является перед Александром не таким, каким стал побежденный император в дни изгнания; он видит не поверженного врага,

Мучением покоя
В морях казненного по манию царей,

а Наполеона на вершине его славы, победителя, перед которым склонялся Александр, Наполеона, каким он был при Аустерлице и в Тильзите. На этом обрывается стихотворение, которое Пушкин и не имел намерения продолжать. По-видимому, этот призрак, смутивший Александра, напомнил ему о непрочности торжества тех, кто попирает мир и презирает свободу.

Зачем ты послан был и кто тебя послал?
Чего, добра иль зла, ты верный был свершитель?

В этом отрывке Пушкин обращается к временам, непосредственно предшествовавшим революции:

Вещали книжники, тревожились цари,
Толпа пред ними волновалась,
Разоблаченные пустели алтари,
Свободы буря подымалась.

В таких словах Пушкин обрисовывает идеологическую подготовку революции, деятельность «философов», разрушавших своей проповедью устои трона и церкви.

Революционную бурю Пушкин характеризует в двух стихах:

И вдруг нагрянула. Упала в прах и в кровь,
Разбились ветхие скрижали.

И здесь-то является Наполеон и порабощает все народы. Пушкин рисует то падение общественной нравственности, которое последовало за поражением свободы. Эти стихи внушены впечатлениями от событий, сопровождавших победу реакции в 20-х годах:

За злато продал брата брат,
Рекли безумцы: нет свободы,
И им поверили народы.
И безразлично, в их речах,
Добро и зло, всё стало тенью,
Всё было предано презренью,
Как ветру предан дольний прах.

Фигура Наполеона была сильно романтизирована в эти годы в Западной Европе, отчасти под влиянием политики блока победителей, руководимого Священным союзом, вступившего на путь всё более откровенной и торжествующей реакции. Некоторые романтические черты присутствуют в характеристике Пушкина: «Земли чудесной посетитель», «Муж судеб». Но не романтические черты героя занимают Пушкина. Тема Наполеона для него — повод для исторических размышлений о причинах современного положения вещей. А это в свою очередь ведет к размышлениям о путях революции.

(«книжников»). Поражение революции сопровождается ложной проповедью противников свободы или тех, кто в ней изверился:

Рекли безумцы: нет свободы,

Эта тема обманутого народа уже расходится с основной мыслью стихотворения «Свободы сеятель пустынный», в котором Пушкин основывался на том, что народы были глухи к проповеди свободы. Из этого можно было сделать вывод о безнадежности борьбы. Между тем здесь намечается разоблачение обмана о несбыточности идеала свободы, утверждается возможность борьбы.

Источник

Зачем ты послан был и кто тебя послал вид связи

© Битов А., наследники, текст, 2021

© Гусева А., составление, 2021

© Оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2021

Перед вами – новая и последняя книга Андрея Георгиевича Битова. Он хотел дописать свой «Пушкинский том». И хотя до самой смерти Битов сохранял совершенно трезвый ум, он все же нашел себе помощника. Эту книгу ему помогала собрать писатель и сценарист Ася Гусева. Часть текстов была написана, а часть – наговорена на диктофон. Для Битова было принципиально разделять виды записи. В результате, получилась даже не книга, а скорее последний разговор Битова – и о Пушкине, и о себе.

Пушкин раскрывается в любом месте

Я хотел начать с конца.

Так я с конца и начну.

Вдруг, в 2017 году, по каким-то внезапным причинам я оказался в Грузии. У меня было эссе «Грузия как заграница», и я хотел его снимать, как фильм. Мне хотелось в Грузию – это любимая моя страна. И еще, конечно, хотелось повидать моего старейшего друга Резо Габриадзе, с которым мы много сотрудничали, – по Пушкину в том числе. Вдруг все так совпало, что я смог там оказаться – в благословенной Грузии моей.

Буквально перед отлетом я взял рабочий том Пушкина, так называемый «Золотой том Томашевского» – истрепанный, поскольку он рабочий, я всегда с собой его вожу, и открыл «Кавказского пленника», которого читал аж в 49-м году, когда мне поручили доклад по Пушкину. Это было 70-летие Сталина и 150-летие Пушкина, и оба юбилея резонансно отмечались. Я добросовестно, как настоящий школьник того времени, прочитал, как мне показалось, всего Пушкина. Пропуская то, что мне было неинтересно. Я его и сейчас-то всего не прочитал, но вот тогда мне так показалось.

Я раскрываю «Кавказского пленника». И что же я читаю?

Это совпадение – мое собственное. Ведь даже отец мой не знал, что Битов – это черкесская фамилия и что в пятом поколении я – черкес.

Но именно на этих строках я раскрыл «Золотой том».

Открываю его в другом месте.

И натыкаюсь на ответ Филарета Московского, когда он простодушно переиначивает стихи Пушкина:

Эти стихи часто цитируются в примечаниях, их называют «любительской копией». Но, конечно, это не оспаривание чужой поэзии, это именно ответ, и ответ на том же языке.

Тут важно еще кое-что. Пушкин не всюду и не всегда датирует то, что пишет. Хоть он где-то и сказал: «У меня есть обычай ставить дату». Это не так. Но уж когда он ее подчеркнуто ставит, то это всегда важно. Таким образом, он для нас сохранил две даты по крайней мере. Это, по старому стилю, 19 октября и 14 декабря.

Тут на ответе Филарету сверху стоит «19 января». 19 января – это наше Крещение. Я как раз лечу в Грузию в январе. Этот ответ Филарету – удивительный ответ, который, я понял, отличается от всех виртуальных диалогов Пушкина с его пишущими современниками, гениальными пишущими коллегами, так сказать, которые я себе навыстраивал. Тут ответ другой – не виртуальный, а буквальный. То есть буквальный диалог состоялся: вот стихотворение Пушкина, вот ответ Филарета и опять стихотворение Пушкина:

Почему он так сурово отнесся к собственным стихам – непонятно. Но на фоне филаретовских стихов это совершенно не попытка свести счеты по поэтической линии. Это именно ответ духовному лицу, наставнику. Состоялся полноценный диалог.

Тогда-то я и подумал, а не ввести ли мне в золотой список тех, с кем Пушкин как бы переписывался, и духовное лицо, тем более что Филарет, митрополит Московский, был очень знаменит в своем времени, его проповеди перепечатывались, и, в общем-то, ему достаточно поклонялись при жизни – уж не меньше, чем поэтам. Не меньше славы у него было, чем у наших представителей «золотого века». Не ввести ли мне в «золотой век» лицо духовное с прямым диалогом, подумал я. И вдруг явственно понял, что этого диалога мне не хватает.

А после Филарета я подумал: «А что же и женщины ни одной у меня нет в диалогах?» А потому, что, по-видимому, эти диалоги все очень личные и никого не поднять мне на уровень этих фигур – Филарета и самого Пушкина. Не лепить же мне снежный ком из Смирновой-Россет и Екатерины Карамзиной или донжуанского списка. Пусть другие занимаются этим, пусть преувеличивают или приуменьшают.

Они замечательные были, эти женщины, недаром Пушкин так ценил женскую сторону. Он не просто любил женщин – он любил их, по-видимому, как собеседников, душу их любил. Мне близка формула Марины Цветаевой – «Поэт и красавица». Недаром Наталья Николаевна так занимает умы. Она действительно была красива. И погиб он, защищая ее честь. Но не только в красоте ведь было дело. Впрочем, эта история тоже очень личная, хоть и сыграла такую роль в судьбе Пушкина.

Я подумал вдруг, а не взять ли все-таки это признание Пушкина за правду: «Татьяна – это я»? Я тут же сочинил и набросал такое маленькое эссе для пушкинского лексикона «Пушкин – женщина». Поскольку у него это есть – есть у него и то и другое начало. Иначе он так хорошо не понимал бы жизнь. То есть он сыграл нам, представил и роль Великой Женщины.

В своих дневниках («Путешествие и дневник. Статьи», с. 99–100) Кюхельбекер пишет: «Поэт в своей восьмой главе похож сам на Татьяну. Для лицейского товарища, для человека, который с ним вырос и его знает наизусть, как я, везде заметно чувство, коим Пушкин переполнен, хотя он, подобно своей Татьяне, и не хочет, чтобы об этом чувстве знал свет».

По-моему, прекрасные слова!

Кюхельбекер мог разглядеть… Пусть меня простят за привлечение такой ненаучной линии, как гороскопическая, но все-таки Пушкин – Близнец, а это фигура раздвоенная. Мне давно казалось, что хоть Пушкин и был очень мужественный человек и смелый, даже чересчур, все же одного мужского таланта на него было мало. Было в нем еще и сильное женское начало. В Близнеце это есть – нечто андрогинное. И это было подмечено достаточно точно любящим человеком, безусловно не желающим Пушкину никакого зла, – Кюхельбекером.

Какой частью Пушкин вошел в Евгения Онегина? Неизвестно. Какой частью он вошел в Татьяну? Тоже неизвестно. Это очень меткое, безревностное замечание, наблюдение поэта, пусть невеликого, но поэта и друга, за другом и великим поэтом.

И тогда неожиданно становится понятным стихотворение «Труд», которое написано, по-видимому, по окончании «Евгения Онегина» в первую Болдинскую осень, странное стихотворение – гекзаметрическое, неровное, квадратное:

Источник

Зачем ты послан был и кто тебя послал вид связи

Стихотворения. Сказки. Поэмы

Серия «Библиотека всемирной литературы»

Разработка художественного оформления серии А. Бондаренко

Оформление суперобложки Н. Ярусовой

В оформлении суперобложки использованы фрагменты работ художников Василия Тропинина, Ивана Айвазовского и Ореста Кипренского

© Сурат И.З., статьи, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Сказать о Пушкине, что он первый среди русских писателей, – значит не сказать ничего. Сразу заняв центральное место на русском Парнасе, он уже для современников приобрел значение национального символа – и до сих пор не уступил это единственное место никому. Он стал не только «солнцем нашей поэзии» (В. Ф. Одоевский), но и «солнечным центром нашей истории» (И. А. Ильин), фокусом национального сознания. Объяснить и понять это тем более трудно, что Пушкин был только художником, он, по словам Гоголя, «дан был миру на то, чтобы доказать собою, что такое сам поэт», «что такое в существе своем поэт». И во всем и до конца жизни оставаясь поэтом, он именно в этом качестве далеко вышел за рамки литературы, и саму литературу далеко вывел за ее рамки, закрепив надолго царственный статус слова в русской культуре.

Не секрет, что за пределами России Пушкина по-настоящему не признают и в общем не понимают. При переводе, даже самом тонком и точном, на другие языки он слишком многое теряет – уходит особая пушкинская глубина слова и стиха, с мерцанием бесконечных смыслов и перекатами интонационных волн. Что не переводится – это и есть Пушкин. Все дело в том, что Пушкин – это прежде всего явление русского языка, с которым непонятно: то ли Пушкин его формировал, то ли он дал нам Пушкина, это апофеоз русского языка, а вместе с ним и того национального склада, который в языке заключен. Россия нашла себя в Пушкине, и вспышка его гения совпала с золотым веком ее культурного развития.

При этом Пушкин – первый европеец в русской литературе. Не в смысле влияний, которые он перерастал мгновенно, а в смысле поразительной свободы, с которой он вошел в единое пространство мировой литературы, где чувствовал себя как дома. Никогда не быв за границей, он в творчестве стал подлинным гражданином мира, легко осваивая языки различных национальных культур и эпох – осваивая их в русском слове, он и русскую литературу выводил на мировую дорогу.

Шекспироведы уже полтора века спорят о том, кто, собственно, написал пьесы Шекспира, был ли их автором скромный актер родом из Стрэтфорда, или мы имеем дело с великой мистификацией. О Пушкине такой спор невозможен, и не только потому, что он к нам ближе и жизнь его документирована несравнимо лучше. Главное, потому, что он предстает нам как живая личность, не отделимая от сочинений, в которых эта личность выразилась со всей полнотой. И этот близкий нам человек прошел за свои 37 лет головокружительный путь и оставил уникальный опыт, который можно воспринять, изучая в единстве жизнь и слово Пушкина.

Александр Пушкин родился 26 мая 1799 года в Москве в семье Сергея Львовича Пушкина и Надежды Осиповны Пушкиной, урожденной Ганнибал. Свой род он вел от прусского выходца Радши, попавшего в Россию во времена Александра Невского – от него пошли ветви знатных дворянских фамилий, среди которых были и Пушкины, сыгравшие заметную роль в русской истории. С другой стороны были Ганнибалы, происходившие от сына абиссинского князя, вывезенного мальчиком из Африки; воспитанник и любимец Петра I, он вошел в силу при Елизавете, а дети его породнились с древними русскими родами. Пушкин всегда чувствовал за собой это родовой многовековый шлейф и оглядывался на него, считая «уважение к мертвым прадедам» основой личного достоинства дворянина.

Семья Пушкиных была не чужда литературным интересам. В доме бывали В. А. Жуковский, Н. М. Карамзин (малолетний Александр, по воспоминаниям отца, «вслушивался в его разговоры и не спускал с него глаз»), дядя Василий Львович был известным поэтом – все это с детства вовлекло Пушкина в мир современной словесности, но подлинное его рождение как поэта произошло в Царскосельском Лицее, куда он был определен в 1811 году и где провел в кругу близких, любимых друзей шесть лет, которые впоследствии вспоминались и воспринимались как самые счастливые в жизни.

Юный Пушкин воспитывался «среди святых воспоминаний», военных памятников Царского Села, в непосредственной близости ко двору – и чувствовал себя в эпицентре всей европейской истории: «Чему, чему свидетели мы были! / Игралища таинственной игры, / Металися смущенные народы; / И высились и падали цари…» Его историческое и патриотическое сознание сформировалось как будто враз, в те дни, когда мимо лицейских стен «текла за ратью рать» – на войну с Наполеоном. В 15 лет в Царскосельском парке он вспоминает звонкими стихами века русской славы, данной ему здесь в наследство. Эти стихи – «Воспоминания в Царском Селе», – прочитанные 8 января 1815 года на лицейском экзамене в присутствии восхищенного Державина, сделали его знаменитым.

Там же, в Лицее, при всей неровности того образования, Пушкину открылась не только история, но и вся европейская культура, хоть и усвоенная зачастую по вторичным источникам. «Читал охотно Апулея, / А Цицерона не читал», – вспоминал он о лицейском времени в «Евгении Онегине». Но мы-то знаем, что читал, – и не только Цицерона, но и Канта, и Сенеку с Тацитом («Под стол ученых дураков!» – сказано о них в лицейском стихотворении «Пирующие студенты»), не говоря уж о художественной литературе, древней и новой. Именно в Лицее, благодаря его гуманитарной ориентации и некоторым европейски образованным профессорам (А. П. Куницын, А. И. Галич), этот мир мировой культуры открылся перед ним, лег к его ногам.

Пушкина родила молодая Россия, только что победившая Наполеона, – бодрая страна, уже не только прорубившая окно, но и распахнувшая дверь в Европу, страна, в которой кипела энергия преобразований, давшая реформатора М. М. Сперанского, а потом декабристов. На этой энергической волне возрастал и Пушкин, увлекшийся после Лицея политикой и ловивший новые социальные идеи. Но он был прежде всего поэт, и под его пером эти различные идеи, иногда противоречившие друг другу, получали такую публичную поэтическую силу, о какой могли только мечтать породившие эти идеи радикальные умы.

За это он и угодил в ссылку – в мае 1820 года был переведен по министерству иностранных дел, в котором формально числился на службе, в Кишинев, в канцелярию генерала И. Н. Инзова. Это было его первое большое путешествие по Российской империи, по Кавказу и Крыму, давшее целую гроздь так называемых «южных поэм» – «Кавказский пленник», «Братья-разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы». С Юга же начинается и полноводная пушкинская лирика со всем ее тематическим разнообразием, отражающим разнообразие и широту его стремительно развивающейся личности. Он по-прежнему увлечен освободительными идеями, в особое возбуждение его приводит греческое восстание против турецкого владычества, и он мечтает, вырвавшись из ссылки, участвовать в этой революции и, может быть, погибнуть, как погиб впоследствии Байрон, за свободу греков. Жизнь он ведет не ссылочную, бурную, с любовными увлечениями, дуэлями, побегами в цыганский табор, поездками по Бессарабии, в Одессу и к декабристам в Каменку. Тем временем слава его растет – после выхода в свет поэмы «Руслан и Людмила» (1820), вызвавшей бурю споров, от него ждали новых свершений, и дождались: в начале сентября 1822 года выходит из печати «Кавказский пленник» – поэма, которую Пушкин больше года не решался выдать публике, будучи не вполне ею доволен. В. П. Горчакову в ответ на его замечания он писал осенью 1822 года: «Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века».

Источник

Рекли безумцы нет Свободы, И им поверили народы.

«Зачем ты послан был и кто тебя послал?
Чего, добра иль зла, ты верный был свершитель?
Зачем потух, зачем блистал,
Земли чудесный посетитель?

Вещали книжники, тревожились цари,
Толпа пред ними волновалась,
Разоблаченные пустели алтари,
Свободы буря подымалась.

И вдруг нагрянула. Упали в прах и в кровь,
Разбились ветхие скрижали,
Явился Муж судеб, рабы затихли вновь,
Мечи да цепи зазвучали.

И горд и наг пришел Разврат,
И перед ним сердца застыли,
За власть Отечество забыли,
За злато продал брата брат.
Рекли безумцы: нет Свободы,
И им поверили народы.
И безразлично, в их речах,
Добро и зло, все стало тенью —
Все было предано презренью,
Как ветру предан дольный прах.»
АСП

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

§ 95. Знаки препинания в сложносочинённом предложении

Запятая в сложносочинённом предложении ставится:

1) между частями сложносочинённого предложения, соединёнными соединительными (и, да, ни. ни), противительными (/i>а, да, но, однако, зато, тоже), разделительными (или, либо, ли. ли, то. то, не то. не то) союзами: Вчера зацвела черёмуха, и весь город тащил себе из лесу ветки с белыми цветами (М. Пришвин);

2) между безличными предложениями, входящими в состав сложносочинённого, если они неоднородны по своему составу: В комнате было душно, и мне захотелось выйти на свежий воздух;

3) между номинативными предложениями, если их больше двух: Ночь, тишина, и звёзды, звёзды... Ср.: Мороз и солнце, день чудесный. (А. Пушкин)

Запятая в сложносочинённом предложении не ставится:

1) между частями сложносочинённого предложения, если в нём имеется общий для обеих частей второстепенный член: Во время частых зимних штормов в порту ревели басами океанские пароходы и скрипело от ветра окно (К. Паустовский);

2) между частями сложносочинённого предложения, выраженными двумя вопросительными или двумя восклицательными предложениями, которые объединены общей интонацией: Зачем ты послан был и кто тебя послал? (А. Пушкин)

Точка с запятой в сложносочинённом предложении ставится:

Между его частями, которые значительно распространены и имеют внутри себя знаки препинания: Обыкновенно Вернер исподтишка насмехался над своими больными; но раз я видел, как он плакал над умирающим солдатом. (М. Лермонтов)

Тире в сложносочинённом предложении ставится:

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *