Чем отличаются слова «воскрешение» и «воскресение»? Примеры?
До Христа воскрешением занимались Пророки. Это был только лишь прообраз Воскресения Христова.
После Него были уже Апостолы.
Всего таких упоминаний в Священной истории мы имеем 8 не считая Самого Господа Иисуса Христа.
Воскрешающей силой обладали даже кости одного из Пророков.
На сайте азбука ру, все эти факты сведены в такую табличку:
Святитель Спиридон, епископ Тримифунтский согласно его житию, воскрешал 3 раза.
1 раз собственную дочь
2 раз сына женщины и саму эту женщину.
Смысл один. Разница только в контексте. Воскресение в современном русском всегда несет сакраментальный православный смысл, пишется с большой буквы. Употребляется только в отношении Христа.
В качестве вывода можно сказать следующее:
В большой беде мыслитель уровня такого, поскольку он не замечает очевидного простого
факта : обжорство и перенаполнение желудочно-кишочечного тракта
загонят этого обжору в сон. Сил и энергии лишится он.
это не только лишь его дела и помыслы, стремления, слова,
но тот невидимый заряд живой, что двигает не только телом, но и душой самой.
И каждый в справочниках по рефлексотерапии может сам найти
меридианы, по которым циркулирует энергия земная чи.
Желающие могут даже
Это поможет даже скептику
Ну, разница в том, что слово «человек» не имеет множественного числа (слово «человеки» разговорное, потому не в счёт), а слово «люди» не имеет единственного числа.
Многие носители русского языка путаются в очень похожих существительных воскресение и воскрешение и, соответственно, глаголах воскресать и воскрешать. Давайте разберемся.
Воскресение происходит от глагола воскресать, это процесс или результат действия этого глагола. Совершенная форма – воскреснуть. Это непереходный глагол, то есть его нельзя применить по отношению к субъекту. Можно воскреснуть/воскресать самому, но нельзя воскреснуть/воскресать кого-либо.
Воскрешение же происходит от глагола воскрешать. Совершенная форма – воскресить. Этот глагол уже переходный, то есть можно воскресить/воскрешать кого-либо. Заметим, что в совершенной форме буква Ш меняется на С, делая этот глагол почти неотличимым от воскресать. Видимо, здесь и коренится ловушка, создающая путаницу.
Можно сказать, что воскресение/воскресать – процесс пассивный. Человек воскресает сам. Воскрешение/воскрешать – процесс активный. Воскрешают кого-то другого. Здесь уже есть и объект, и субъект действия.
Это примерно такая же разница, как между глаголами вставать и поднимать. Встает человек сам, но поднимает другого. Первый глагол – непереходный, пассивный; второй – переходный, активный.
Какое существительное выбрать, когда мы хотим применить его к какому-то лицу (например воскре..ение Христа?) Принципиальной разницы нет, и формально ни один вариант не будет ошибкой (по той же аналогии: вставание Христа и поднятие Христа). Однако воскрешение – слово несколько небиблейское. Например, в Синодальном переводе Библии оно не употребляется ни разу (хотя есть родственные ему глаголы, без которых часто не обойтись). С другой стороны, слово воскресение в разных словоформах употребляется 44 раза. Во многих других переводах картина аналогичная.
Сегодня мы поговорим о таком понятии, как воскрешение. Легенды и мифы народов древности, Священное Предание и современная массовая культура описывают это явление, доказывая желание человечества повернуть вспять законы природы.
Каждый из нас хоть раз слышал (а многие не раз задумывались) о таком понятии, как воскрешение или воскресение. Церковные учения под этим емким словом подразумевают процесс возвращения человека из мира умерших в мир живых. Понимание воскрешения есть и у естественных наук. Медицина имеет более прозаические толкования данному явлению: выход из состояния летаргического сна, комы, клинической смерти, а также простого обморока или сильной потери сознания.
Своим происхождением слово «воскрешение» обязано греческому языку, в котором схожее по произношению слово имело значение «восстановление». Однако единодушия по этому вопросу у лингвистов не существует: в качестве исходных корневых морфем принято считать такие древнеславянские слова, как кресь (здоровье), краса (красота), кресать (высекать огонь). Впрочем, для нас важнее то, что именно подразумевается под воскрешением человека из мертвых: восстановление физиологических свойств организма или символическое восстание (вставание) из мертвых.
Воскресение мертвых в древних мифологиях
Первые упоминания о воскрешении после смерти относятся к 17-18 векам до н. э. Именно тогда была написана древнешумерская поэма «Эпос о Гильгамеше». В одной из ее глав описывается нисхождение богини Иштар в царство мертвых. Когда привратник нижнего мира отказался открыть ей врата, Иштар, разгневавшись, пригрозила поднять мертвых «чтоб живых пожирали».
В древнеегипетской мифологии Осирис, убитый своим братом Сетом, был воскрешен из мертвых богиней Исидой. Для этого бог Анубис – шакалоголовый проводник умерших в загробный мир – собрал рассыпавшиеся куски тела Осириса, после чего забальзамировал и спеленал его.
Древние греки в своих легендах часто описывали воскресение как возврат к жизни из состояния смерти. Самым известным из них является бессмертный миф об Орфее и Эвридике: после смерти жены Орфей спустился в царство мертвых и своим пением так очаровал Аида и Персефону, что они согласились вернуть Эвридику в царство живых – фактически воскресить ее.
Картина Орфей и Эвридика, Питер Пауль Рубенс, 1836 г., масло
Легенда об Асклепии – мифическом лекаре – гласит, что он достиг столь больших высот в лекарском деле, что научился воскрешению из мертвых. Однако древние боги посчитали, что таким образом люди сравнятся с ними, а бог смерти Танатос вообще лишился добычи. В итоге великий врач был сам ниспослан в царство умерших, однако он сумел противостоять и собственной смерти, став впоследствии богом врачевания.
Культура Древнего Китая зафиксировала достаточное количество случаев событий, близких по своей природе к воскрешениям. Впрочем, описанные китайцами понятия достаточно сложны для европейцев: речь скорее идет о некоей форме бессмертия, возможной благодаря циклично происходящим смертям или состояниям «оставленного тела», весьма близким к смерти.
Воскрешение и воскресение в Библии
Очевидно, стоит разделять довольно схожие между понятия воскрешение и воскресение. Наиболее распространенной трактовкой различия между ними является тот факт, что воскрешение – это активное действие, направленное на восстановление человека (иногда животного) из мертвых. Воскресение же является т. н. пассивным действием. В соответствии с этой трактовкой принято считать, что в Библии воскрешение упоминается несколько раз, а вот воскресение – только единожды. Понятно, что во втором случае речь идет о событии, известном нам как Воскресение Христа.
Но не будем забегать вперед и поговорим о воскрешениях. Их Библия приписывает пророкам, апостолам и святым, а также самому Иисусу. Воскрешение Лазаря Христом (кстати, его описывает только Иоанн Богослов) произошло через четыре дня после смерти Лазаря от неизвестной болезни. Придя к пещере, в которой был похоронен Лазарь, Иисус начал молиться, и после его слов «Лазарь, иди вон!» тот вышел из пещеры, обвитый погребальными пеленами.
Немногим известно, что Лазаря впоследствии изгнали из Иудеи. Вместе с другими святыми он прибыл на Кипр, где был рукоположен и прослужил епископом до самой своей смерти. Принято считать, что после своего воскрешения Лазарь прожил 30 лет и был похоронен в Ларнаке. В IX веке часть мощей Лазаря была перенесена в Константинополь, а в следующем столетии на месте его могилы в Ларнаке была построена церковь. В 70-х годах прошлого века при раскопках в храме Святого Лазаря была найдена мраморная рака с останками, идентифицированными как мощи святого.
Картина Воскрешение Лазаря, Хосе де Рибера, 1616 г., масло
Священное Предание рассказывает о не менее чем ста случаях божественного воскрешения. Немало таких предании перечислено и в аятах о воскрешении в Коране. Такие воскрешения приписываются как самому Аллаху, так и действующим от его имени пророкам.
Воскресение Христа является наиболее знаковым событием, описанным в книгах Нового Завета, главной доктриной, на которой базируется сама идея Христианства. Воскресение Христово – настолько монументальное, что для его обсуждения даже формата целой статьи будет недостаточно. Поэтому просто ограничимся напоминанием о том, что в русском языке в честь Христова Воскресения назван последний день недели – тогда как в германской группе воскресенье (Sonntag, Sunday) с некой долей язычества названо днем солнца.
Воскрешение в современной культуре
Немало художественных произведений, созданных в XIX-XXI веках, описывают возвращение умерших в мир живых. Сразу же приходит на ум роман Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». Главный герой этого произведения Виктор Франкенштейн, стремясь к познанию природы человека, собирает некое его подобие из фрагментов мертвых тел. Впрочем, воскрешение чудовища Франкенштейна повергает в ужас самого его создателя.
Воскрешение также является частью большинства сюжетных ходов в произведениях о вампирах, навеянных историями о графе Дракуле – мифическом персонаже, созданном по мотивам преданий о графе Владе III Цепеше. Достаточно сомнительные исторические факты послужили плодотворной почтой для создания массы произведений – литературных и кинематографических – описывающих воскрешение вампиров и возвращение из в мир мертвых при помощи святой воды и распятия.
Современный кинообраз, Влада III Цепеша (Дракулы)
В последние годы баснословно популярными стали сюжеты о зомби – мистических персонажах современной культуры, также представляющих собой «творческую» переработку и адаптацию идеи об оживлении мертвецов, существующей в рамках магической практики Вуду. По разным версиям, слово зомби происходит от нзамби, означающего душа мертвеца на языке банту, либо от западноафриканского жамби – привидение.
Литературные и кино-реализации образов зомби вряд ли можно отнести к разряду шедевров. Тем не менее, такие ленты, как «Я – легенда» (2007 г., реж. Фрэнсис Лоуренс), «Мировая война Z» (2013 г., реж. Марк Форстер), серия «Обитель зла» (2002 – 2017 гг., реж. Пол У. С. Андерсон), вернее их феноменальны коммерческий успех, подтверждают сохранение у нас интереса к воскрешению – загадочному и плохо объяснимому явлению, теперь уже не столько божественного, сколько техногенного характера.
С информацией о похоронных бюро и ритуальных агентах предлагаем ознакомиться в разделе Похоронные бюро нашего справочника
Воскресение Христово в отличие от воскресения Лазаря
По Евангелию от Иоанна, воскрешение Лазаря было ближайшим поводом к народному торжеству при входе Господа Иисуса Христа во Иерусалим (см.: Ин.12:18 ), а этот вход, в свою очередь, явился как бы предначатием страданий Господа и следующего за ними Воскресения.
В строгом соответствии с евангельским повествованием и Богослужебный устав нашей Православной Церкви указывает праздновать воскрешение Лазаря в субботу, накануне Входа Господня во Иерусалим, и устанавливает между этими праздниками самую тесную связь. Для них обоих назначен один тропарь («Общее воскресение. »). Да и вообще в службе этих праздников оба воспоминания как бы переплетаются между собою. Вместе с тем службы этих двух праздников являются как бы прологом к службам Страстной седмицы и предвестниками Светозарной Пасхи.
Тесная связь – и историческая, и идейная – Лазарева воскресения и Воскресения Христова не должна, однако, закрывать для нас существеннейшей разницы между этими двумя событиями, разницы, делающей их явлениями – каждое совершенно, почти до противоположности особого порядка.
Принадлежность воскресения Лазаря к порядку явлений здешнего мира дала возможность и евангелисту описать воскресение Лазаря со всеми подробностями, как и всякое другое событие из земной жизни Господа Иисуса Христа. Из этого описания мы узнаем некоторые весьма характерные черты. Например, чтобы вызвать Лазаря из гроба, нужно было сначала отвалить камень, закрывавший вход во гроб: тело Лазаря по-прежнему подчинено было условиям материальной жизни. В ответ на творческое: «Лазаре, гряди вон!» – Лазарь, правда, вышел из гроба, хотя и был связан погребальными пеленами («чудесем чудо уверяя»), но освободиться от пелен не мог без посторонней помощи.
Евангельское повествование о воскрешении Лазаря дало совершенно определенную историческую тему и для церковной поэзии и иконографии. Воображение поэта или художника может, конечно, расцветить эту тему какими-нибудь второстепенными деталями. Например, изобразить смятение ада и смерти, получивших повеление отпустить Лазаря и предчувствующих, что это поведет к необходимости потом отпустить и других мертвецов. Поэт может попытаться раскрыть внутренние переживания воскрешаемого Лазаря и подобное. Но все эти детали сводятся к основной теме и, в сущности, ничего к ней прибавить не могут. Тема же эта, в частности для иконографа, вполне конкретная: открытый гроб и спеленутый Лазарь, выходящий из гроба на глазах у предстоящего народа. Никаким колебаниям или домыслам в вопросе о том, как Лазарь вышел из гроба, нет места: евангельское повествование дает на этот вопрос совершенно определенный ответ.
Не то мы видим в отношении Воскресения Христова. Прежде всего, ни один евангелист не говорит, как воскрес Христос. Евангелисты повествуют лишь о явлениях уже Воскресшего Господа, само же событие Воскресения не описывают.
Как будто ближе всех подходит к самому моменту Воскресения Христова святой евангелист Матфей, повествующий о сошествии молниеносного Ангела, который отвалил камень от двери гроба и «седяще на нем. От страха же сего сотрясошася стрегущии и быша яко мертви» ( Мф.28:2–4 ).
Этот евангельский рассказ дает позднейшим художникам тему для изображения Воскресения Христова. Согласно Евангелию, они изображают Ангела, сидящего на камне, отваленном от гроба, и стражей, в страхе поверженных или разбегающихся. И к этому подлинно евангельскому материалу делают весьма существенное добавление уже от себя, от своего домысла: изображают тут же и Самого Воскресшего исходящим из гроба со знамением победы. Получается впечатление, будто камень отвален от гроба для того, чтобы дать возможность Воскресшему выйти из гроба, подобно тому как это нужно было при воскрешении Лазаря, и будто неверующие воины-стражи были очевидцами Воскресения Христова и приведены были в ужас не столько видом Ангела, сколько Самого Воскресшего.
Нетрудно видеть, как глубоко искажается евангельский рассказ такой его художественной передачей или, точнее, произвольным перетолкованием. По Евангелию, Ангел отвалил камень от двери гроба не для того, чтобы дать выход Господу воскресшему, а, наоборот, чтобы показать, что Его уже нет во гробе: «несть зде: воста бо», и чтобы дать «ищущим Иисуса распятого» возможность своими глазами удостовериться в пустоте гроба, взглянув на место «идеже лежаше Господь». Значит, Воскресение уже совершилось раньше сошествия Ангела, раньше, чем отвален был камень, – совершилось не доступное никакому взору и непостижимое. Поэтому и воины не могли быть свидетелями Воскресения. Евангелист ясно дает понять, что пришедшие ко гробу мироносицы были свидетельницами не только землетрясения, сошествия Ангела и прочего, но и самого ужаса бегущих. Мироносицы были тут же. Ангел, как бы противополагая их устрашенным воинам, говорит: «Не бойтесь вы» – и потом только еще обещает мироносицам, что они увидят Господа в будущем. Если же мироносицы не видели Воскресения, то тем более не могли видеть его воины. Притом дальнейшее поведение воинов было бы мало понятно, если бы они были очевидцами Воскресения? Сотник, бывший свидетелем только кончины Распятого, пришел к сознанию: «Воистину Сын Божий бе сей». Могли ли бы остаться незатронутыми в своем равнодушии очевидцы Воскресения? Во всяком случае, после пережитого едва ли бы они так легко пошли на подкуп. Ведь нет оснований предполагать в воинах такой же ожесточенности, как в первосвященниках и книжниках. Воины, подобно сотнику, скорее исполняли только свою службу и не были лично заинтересованы, как были заинтересованы враги Христовы. Другое дело, если воины не видели Воскресшего, – тогда они твердо знали только одно, что тела Распятого не оказалось во гробе. Вопрос шел лишь о том, как объяснить исчезновение тела, кто и как унес его из гроба; и не так трудно уже было, особенно за сребреники, уговорить свою совесть склониться к басне книжников.
Таким образом, в противоположность воскресению Лазаря Евангелия не дают нам фактического материала для изображения или описания самого события Воскресения Христова: никто не видел, как Господь воскрес и как Он вышел из гроба. Позднейшие художники, изображающие Воскресшего выходящим из гроба, передают в лучшем случае лишь идею события, а не его фактическую сторону.
Православная наша Церковь в своей богослужебной поэзии и иконографии всегда остается верной евангельскому повествованию.
В пасхальном каноне мы поем: «Сохранив цела знамения (печати) Христе, воскрес еси от гроба» (Песнь 6:1). Не только не был отвален камень, но и печати, на нем лежавшие, не были тронуты, когда совершилось Воскресение Христово. И «жизнь из гроба воссияла», еще «запечатану гробу». Воскресший вышел из гроба так же и вошел к Апостолам «дверем заключенным», не открывая их; вышел из гроба без каких-либо внешних признаков, которые мог бы заметить посторонний наблюдатель. «Во гробе заключен описуемою (подчиненною обычным пространственным формам и прочим условиям посюсторонней жизни) плотию Твоею, неописуемый (свободный от посюсторонних форм и недоступный земному наблюдению) воскресл еси Христе» (Канон недели Фоминой. Песнь 3:2). В частности, «не чувствоваша, когда воскресл еси, стрегущии Тя воини». Подобно Рождеству от Девы, Воскресение Христово остается тайной, «запечатанной испытующим» (недоступной земному исследованию), и является, как чудо, лишь «верою кланяющимся таинству» Воскресения (стихира «на хвалитех» 5-го гласа). Обычный исследователь пустого гроба может открыть лишь то, что знали и воины: что Погребенного уже нет во гробе; а что Он воскрес, и как воскрес – это есть чудо, которое открывается лишь верующим.
Соответственно этому и подлинно церковная иконография, занимавшаяся, как мы видели, внешней, физической стороной воскресения Лазаря (выход Лазаря из гроба), почти забывает такую тему (выход из гроба), когда переходит к изображению Христова Воскресения, и любит изображать преимущественно духовную сторону Христова Воскресения, его потустороннюю сущность: сошествие Господа Победителя во ад, освобождение Адама и Евы и других узников ада и подобное.
Не говоря о том, как воскрес Господь, евангелисты повествуют о явлениях Воскресшего. Но и в этом отношении обнаруживается существеннейшее различие между воскресшим Господом и Лазарем. Лазаря по воскресении мог видеть всякий. Можно было даже нарочно сходить в Вифанию, чтобы посмотреть на него, тогда как о явлениях воскресшего Господа Апостол Петр прямо говорил, что «Бог даде Ему явлену быти не всем человеком, но (только) нам, свидетелем преднареченным от Бога» ( Деян.10:40–41 ).
Господь Иисус Христос являлся только тем, кому хотел или кто пребыл с Ним в Его напастех ( Лк.22:28 ) и этим пребыванием и общением с Ним во время Его земной уничиженной жизни приготовил себя и к созерцанию славы Христовой и Его Царства (одиннадцать Апостолов, Божия Матерь, мироносицы и другие ученики), или же тем, чье «упорное прание противу рожна» благодати Он хотел сломить и кого из гонителя решил превратить в свой сосуд избранный ( Деян.9:5–15 ).
Наряду с такой способностью быть по желанию невидимым или видимым не во всех привычных подробностях воскресшее тело Спасителя имело свободу проникать чрез всякие вещественные преграды, не разрушая их. Как вышел Спаситель невозбранно из запечатанного гроба, не тронув ни камня, ни печатей, так и к Апостолам вошел «дверем заключенным», не открывая их. Вообще прославленная плоть Сына Божия была с земной точки зрения настолько тонка материально, так свободна от обычных нам грубо-вещественных несовершенств и ограничений, что при первом явлении Господа Апостолы сначала «мняху дух видети» ( Лк.24:37 ). Чтобы рассеять это мнение, им необходимо было не только «видеть руце и нозе Его», не только «осязать Его и видеть. имуща плоть и кости» – необходимо было, чтобы Явившийся данную самими Апостолами «рыбы печены часть и от пчел сот. взем пред ними яде» ( Лк.24:39,42,43 ). Только после этого «возрадовашася ученицы (доподлинно убедившись), что видят своего прежнего Учителя Господа», распятого, погребенного и, значит, воскресшего ( Ин.20:20 ).
Таким образом, Воскресший Господь хотя и возвратился на некоторое время к земной жизни, но уже не принадлежал, в сущности, этому посюстороннему миру даже по Своей телесной природе. Правда, прославленная плоть Богочеловека оставалась и по Воскресении прежней Его плотию, заимствованной у первого ветхого Адама, со всеми ее прежними индивидуальными признаками (внешний образ, голос и до «язв гвоздинных» на руках и ногах, и до прободенного ребра включительно); но это была плоть уже преображенная, одухотворенная, освобожденная от грубой вещественности посюстороннего мира и от других последствий прародительской клятвы – одним словом, это была плоть уже второго, нового Адама, перешедшая от тления в нетление, начавшая жизнь будущего века. Евангелисты, имевшие задачей прежде всего свидетельствовать об истине Воскресения, не говорят специально о таком преображенном состоянии телесной природы Воскресшего Богочеловека – они лишь заставляют своими повествованиями предполагать это состояние. Прямее и подробнее раскрывается этот вопрос у святого Апостола Павла в 15-й главе Первого послания к Коринфянам.
Апостол прежде всего устанавливает теснейшую или, лучше, неразрывную связь Воскресения Христова и будущего воскресения мертвых и взаимную зависимость веры в первое и веры во второе. «Аще мертвии не востают, то ни Христос воста» ( 1Кор.15:16 ). Без воскресения мертвых не будет ни цели, ни смысла для Христова Воскресения, как равно будут бесцельны и бессмысленны и проповедь апостольская, и вся вообще вера христианская, именно: Самому Христу не нужно было ни воплощение, ни Воскресение, и если «Христос воста от мертвых», то только для того, чтобы быть «начатком умерших» (ст.20), быть первым в бесконечном ряду умерших, воскресающих для Жизни Вечной. Как от Адама все получили смертную природу и умирают, так, соединившись со Христом, «вси оживут». Но непременно «кийждо во своем чину: начаток Христос (помимо Христа, нет воскресения), потом Христовы» (по-гречески: «οί του Χριστου»; в славянском тексте не совсем точно: «Христу веровавшии», ст.23), то есть свои Ему, всецело Ему принадлежащие, жизненно с ним слившиеся. Значит, «воскресение жизни» ( Ин.5:29 ) не есть как бы некоторое объективное последствие воскресения, механически распространяющееся на весь род человеческий независимо от личного отношения людей ко Христу: воскресение жизни может быть уделом только «Христовых», объединившихся со Христом в новое, возрожденное человечество, воскресающее для жизни вечной, а далее – общее восстановление (апокатастасис), когда Сын «предаст царство Богу и Отцу. да будет Бог всяческая во всех» ( 1Кор.15:24,28 ).
В Евангелии от Иоанна Господь Иисус Христос более конкретно показывает, кто эти Христовы, как они такими становятся и почему они могут участвовать в воскресении. «Плоть Моя истинно есть брашно, и кровь Моя истинно есть пиво», вводящее в человека начало новой, вечной жизни. Именно: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает, и Аз в нем» как полнота и источник жизни. Поэтому, «якоже посла Мя живый Отец, и Аз живу Отца ради; и ядый Мя, и той жив будет Мене ради». Значит, «ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный», потому что имеет в себе Меня – Источник жизни, как ставший со Мною как бы органически единым. Именно, как такого, «Аз воскрешу его в последний день» ( Ин.6:55–57,54 ).
«Но речет некто: како востанут мертвии? с каким же телом придут?» ( 1Кор.15:35 ). Апостол отвечает сравнением: «сеется голо зерно», ничтожное по величине и не имеющее ни вида, ни доброты; а «Бог дает ему тело. и каждому семени свое тело». Вышедшее из зерна растение, конечно, одно с зерном, даже едино с ним по существу, но несравнимо с ним по богатству форм, красоте, развитию; оно живет уже совсем другой жизнью. «Так и воскресение мертвых: сеется в тление, востает в нетлении; сеется не в честь, востает в славе; сеется в немощи, востает в силе; сеется тело душевное, востает тело духовное» (ст.37,38,42–43). Человек восстает, конечно, с прежней телесной своей природой, но природой преображенной, освобожденной от всех немощей и несовершенств (как последствий греха), а главное – нетленной, принадлежащей уже не душевному (плотскому, смертному) миру, а духовному.
Первый мир ведет свое начало от первого Адама, а второй – от второго. Первый Адам «бысть в душу живу», по своей телесной природе он принадлежал к животному миру и как (последствие греха) не поднявшийся над перстию, из которой был создан, подлежал смерти, возвращению в персть. Последний Адам, Воскресший, – Дух Животворящ. Он и по Своей человеческой природе совершенно свободен от всех несовершенств и ограничений животной или душевной жизни и не только не раб персти, но «Господь с небесе. Яков перстный, такови и перстнии; и яков небесный, таци же и небеснии» (ст.45,47–48). Рождаясь от первого Адама, люди вслед за ним служат персти и умирают; наоборот, следуя Воскресшему Христу, люди должны стать небесными и жить вечно.
Этим объясняется, почему Лазарь, воскресший в тленном теле, не мог выйти из гроба без предварительного отваливания камня; почему пелены, которыми было обвязано его тело при погребении, остались на теле и продолжали его связывать и по воскресении, нужно было их развязать, чтобы освободить Лазаря. В противоположность этому воскресшая плоть Жизнодавца свободно вышла из гроба и из пелен, даже не затрагивая их; все это осталось где-то далеко внизу и потеряло силу удерживать Воскресшего, принадлежащего уже другому миру. Нельзя представить себе, чтобы Воскресший Господь, восстав от смертного ложа, сбросил с себя погребальные пелены, как сбрасывают одежду или как Лазарь освобождался от пелен. Если допустима здесь какая аналогия, то скорее лучше представить себе лед, обвязанный пеленами. От тепла лед тает и вода уходит из пелен, оставляя их по-прежнему связанными; они уже не могут удержать воду. Так и пелены погребенного Христа оставались в гробу связанными в том виде, как они облекали тело Погребенного, но последнего в них уже не было. Не на это ли хочет указать евангельское повествование, когда упоминает, что «сударь лежал особь свит на едином месте». Не значит ли это, что сударь остался свитым в повязку, которая обвивала главу Христову. Тогда было бы вполне понятно, почему «другий ученик» с первого же взгляда на лежащие пелены «и виде, и верова» ( Ин.20:8 ). Он сразу увидел, что здесь произошло совсем не то, что сначала подумала Мария Магдалина; отнюдь «не взяша Господа от гроба, и не вем, где положиша Его» (ст.2). В пределах земных возможностей нельзя было взять Погребенного из пелен (притом пропитанных клейкими веществами и, вероятно, слипшихся) без того, чтобы не развязать пелен (а может быть, разорвать их). Значит, Господь исшел из гроба «в воскресение жизни» ( Ин.5:29 ) и погребальные пелены просто потеряли возможность держать в себе преображенную плоть Воскресшего, как уже перешедшую в другой мир.
Эта принадлежность воскресшей плоти к потустороннему миру объясняет и то, почему Господь был видим только теми, кому Он хотел явиться, и только тогда, когда этого хотел. Притом Он являлся лишь «преднареченным от Бога» ( Деян.10:41 ), которые были уже «οί του Χριστου» – Христовы: хотя были еще в смертной плоти, но душою жили уже жизнью будущего века и потому были приготовлены к восприятию его откровений. Но опять-таки и эти люди видели Воскресшего лишь под особым каждый раз воздействием Его благодати, дававшим им способность к этому восприятию.
Вот почему Святая Церковь начинает свой пасхальный канон приглашением: «Очистим чувствия (от всего греховного, суетного, тленного, потому что только тогда) и узрим (хотя бы мысленно, духовно) Христа – Христа, блистающего неприступным (для плоти и крови) светом Воскресения», и услышим Его: «Радуйтеся». В таком духовном созерцании славы Воскресшего Господа и в преискреннем с Ним общении, собственно, и состоит блаженство Вечной жизни в Царстве Небесном. Поэтому в восьмой песни мы поем: «Приидите. в нарочитый день Воскресения Царствия Христова приобщимся». Но так как, пока мы облечены смертной плотию и принадлежим здешнему миру, всякие такие созерцания, всякое духовное наслаждение Царствием Христовым представляют собой только зарю будущего дня, только слабое предвкушение будущих благ, то пасхальный канон заканчивается молитвой: «О Пасха велия и священнейшая, Христе! О мудросте, и Слове Божий, и Сило! Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего».
14/27 апреля 1933 года, Москва
Источник: Сергий (Страгородский) Воскресение Христово в отличие от воскресения Лазаря 14/27 апреля 1933 года, Москва Журнал Московской Патриархии в 1931-1935 годы. — М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2001, с. 181-189.
sestrapingwina posting in 
pishu_pravilno
воскресение / воскрешение
Картина Орфей и Эвридика, 
Картина Воскрешение Лазаря, 
Современный кинообраз,