разъяснения по вопросам обеспечения единообразия судебной практики дают
Единообразие судебной практики. Часть первая. Обобщения (обзоры) судебной практики кассационных судов общей юрисдикции
Принцип единообразия судебной практики в гражданских делах реализуется, в первую очередь, через обзоры и обобщения судебной практики «на местах». В условиях российской действительности публикация обобщений и обзоров имеет огромное значение. Для того, чтобы играть по правилам, субъекты права должны не только знать и правильно понимать эти правила, но и быть уверенными, что при аналогичных обсоятельствах применение права со стороны публичных органов будет предсказуемым.
Разумеется, обязанность по изучению и обобщению президиумы выполнют, да вот только это работа «в стол»: в абсолютном большинстве случаев результаты обобщения не публикуют, ограничиваясь формулировской вроде «утверждены результаты работы судебных коллегий по административным, гражданским и уголовным делам, по устранению нарушений действующего законодательства, выявленных в суде кассационной инстанции при рассмотрении жалоб на вступившие в законную силу судебные решения судов, входящих в кассационный округ».
На наш взгляд, для того,чтобы дисциплинировать судей, необходимо установить обязанности по периодичности обобщений и по публикации результатов обобщений. При этом, если конкретное дело разрешено вопреки правовой позиции, выраженной в обобщении, то необходимо установить обязанность по подробному изложению мотивов судебного акта с обязательной обезличенной публикацией в новом обзоре (желательно с научным комментарием президиума конкретного КСОЮ).
К вопросу о дисциплинарной ответственности судей за нарушение единообразия судебной практики
Вернуться к опубликованному 14.02.2020 года на портале закон.ру очень интересному и содержательному интервью Александра Верещагина с Артемом Карапетовым и Юлием Таем относительно формального и фактического статуса правовых позиций Верховного Суда РФ, их прецедентного или квазипрецедентного значения в контексте единообразия судебной практики, меня подстегнуло высказанное спустя два месяца в юридической прессе предложение о введении дисциплинарной ответственности судьи за нарушение такого единообразия, весьма вероятно в качестве альтернативного варианта тщетных надежд на процессуальную революцию.
В апрельской статье «Дисциплинарная ответственность судьи за нарушение единства судебной практики»[1] аналитик Института экономических стратегий Отделения общественных наук РАН, эксперт НИИ Корпоративного и проектного управления С.И. Луценко предлагает закрепить механизм дисциплинарной ответственности судьи за нарушение единства судебной практики.
Свое предложение С.И. Луценко основывает на следующем тезисе:
«В основу любого судебного акта должно быть положено требование единообразия правоприменительной практики – в противном случае девальвируется сущность такого института, как суд. Суды обязаны мотивировать свои решения с применением устоявшейся судебной практики, отражающей принцип, связанный с надлежащим отправлением правосудия».
Безотносительно споров о том, является ли судебная практика «в форме выражаемых высшими судебными инстанциями правовых позиций в качестве источника российского права»[2] или нет, необходимо признать, что до настоящего времени норма, которая бы прямо закрепляла обязательность разъяснений Верховного Суда для судов нижестоящих инстанций, отсутствует.
Так, обязательность разъяснений судебной практики Верховного Суда РФ закреплена только самим Верховным Судом, но не законодателем, который последовательно и аккуратно избегает темы общеобязательности разъяснений судебной практики, а тем более придания им силы нормативно-правового акта, хотя некоторые юристы признают, что все предпосылки для этого сложились.
В п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2003 N 23 (ред. от 23.06.2015) «О судебном решении» указано, что «суду также следует (лишь) учитывать постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации, принятые на основании статьи 126 Конституции Российской Федерации и содержащие разъяснения вопросов, возникших в судебной практике при применении норм материального или процессуального права, подлежащих применению в данном деле».
Действительно, на судей возложена обязанность систематически изучать правоприменительную практику, в том числе Конституционного Суда Российской Федерации, Верховного Суда Российской Федерации, Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, Европейского Суда по правам человека (статья 5 Кодекс судейской этики» (утв. VIII Всероссийским съездом судей 19.12.2012) (ред. от 08.12.2016).
Добросовестное исполнение этой обязанности само по себе не порождает неизбежность ссылок суда в итоговом акте по делу на результаты обобщения судебной практики, доводимые в различных формах до нижестоящих судов Верховным Судом РФ.
Так, и в процессуальных кодексах закреплено, что в мотивировочной части решения суда (лишь) могут содержаться ссылки на постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации по вопросам судебной практики, постановления Президиума Верховного Суда Российской Федерации, а также на обзоры судебной практики Верховного Суда Российской Федерации, утвержденные Президиумом Верховного Суда Российской Федерации (ст. 198 ГПК РФ, ст. 170 АПК РФ).
Иными словами, вопреки утверждению С.И.Луценко о том, что «суды обязаны мотивировать свои решения с применением устоявшейся судебной практики, отражающей принцип, связанный с надлежащим отправлением правосудия», такая обязанность у судов в настоящее время отсутствует. Указание или не указание на разъяснение Верховного Суда РФ в решении зависит от полного усмотрения самого суда.
Обходит эту тему и Кодекс судейской этики.
Можно было бы согласиться с тем, что на законодательном уровне, в том числе и в Конституции, назрела необходимость закрепить обязательность разъяснений Верховного Суда для нижестоящих судов по вопросам судебной практики, что если и не закрепит за разъяснениями Верховного Суда статус источника права, но позволит установить обязательность поддержания единообразия правоприменительной практики, в том числе как обязанность судов следовать разъяснения Верховного Суда, так и ссылаться на них в своих решениях.
Таким образом, поставленный С.И.Луценко вопрос об обязательности разъяснений Верховного Суда РФ бесспорно имеет важное значение, однако на данный момент также очевидно, что без системных изменений в законодательстве судьи не должны нести дисциплинарную ответственность за нарушение единства судебной практики.
Закон «О статусе судей в Российской Федерации» в статье 12.1 определяет, что дисциплинарным проступком судьи признается совершение виновного действия (виновного бездействия ) при исполнении служебных обязанностей либо во внеслужебное время, в результате которого были нарушены положения Закона о статусе судей и (или) кодекса судейской этики, утверждаемого Всероссийским съездом судей, что повлекло умаление авторитета судебной власти и причинение ущерба репутации судьи, в том числе вследствие грубого нарушения прав участников процесса.
При этом ни указанным законом, ни как указывалось Кодексом судейской этики обязанность следовать разъяснениям Верховного Суда РФ не предусмотрена, соответственно если судья будет правильно применять материальный и процессуальный закон, но не будет следовать разъяснениям Верховного Суда РФ, формально объективная сторона дисциплинарного проступка будет отсутствовать.
Также и в Пленуме Верховного Суда РФ от 14 апреля 2016 г. N 13 «О судебной практике применения законодательства, регулирующего вопросы дисциплинарной ответственности судей» указано, что судья не может быть привлечен к дисциплинарной ответственности за сам факт принятия незаконного или необоснованного судебного акта в результате судебной ошибки, явившейся следствием неверной оценки доказательств по делу либо неправильного применения норм материального или процессуального права.
В Кодексе судейской этики может быть закреплена обязательность разъяснений Верховного Суда по вопросам судебной практики. Если это произойдет, формально разъяснения Верховного суда приобретут обязательность для членов судейского сообщества. Такой шаг если и будет полумерой, но окажет, как нам представляется, серьезное «мотивирующее» воздействие на суды.
В противном случае, хотя это и иллюзорно, необходимо на законодательном (конституционном) уровне, закрепить общеобязательность разъяснений Верховного Суда по вопросам судебной практики, что позволит обеспечить ее единообразное применение, соответственно и обязанность судов следовать разъяснениям высшей судебной инстанции и ссылаться на них в своих решениях.
А потому, без системных изменений на законодательном уровне судьи не должны нести дисциплинарную ответственность за нарушение единства судебной практики.
Однако, ряд теоретических вопросов возникает от одной только мысли о возможности законодательного закрепления дискуссионного предложения автора.
Во-первых, учитывая, что основание для признания поведения судьи подлежащим дисциплинарной ответственности возникает вне процесса, что характерно для дисциплинарного производства, а в совещательной комнате, в которой изготавливается итоговый судебный акт по (гражданскому) делу, можно ли вмешиваться или наказывать дисциплинарно судей пусть даже за ошибки, содержащиеся в тексте решения, не будет ли это вмешательством в деятельность суда по отправлению правосудия?
Любая ошибка судьи первой инстанции может быть исправлена вышестоящим судом, в этом смысле нет никакой разницы, проигнорировал ли суд первой инстанции требование о соблюдении единства практики, обосновав это серьезными аргументами или без такового либо суд не учел иное из длинного списка требований, которым в силу процессуального закона должно соответствовать судебное решение.
Представляется, что границы дисциплинарного производства должны очерчиваться внешними пределами совещательной комнаты, за исключением установленных законом явно выраженных нарушений, нивелирующих или подрывающих саму суть отправления правосудия, например, когда решение суда несет на себе признаки преступного или иного коррупционного деяния.
С неизбежностью возникает второй вопрос – о том, какое поведение судьи может привести к дисциплинарной ответственности в предложенном автором случае?
По мнению С.И. Луценко, речь идет «о привлечении судьи к дисциплинарной ответственности за осознанные и преднамеренные действия, направленные на явное нарушение закона, следствием которых и явилось вынесение незаконных судебных решений, нарушающих единообразие судебной практики».
Отсюда, как и из контекста статьи следует, что для привлечения к ответственности судья должен неоднократно «отличиться», одного неоправданно немотивированного решения недостаточно, даже по мнению самого С.И. Луценко.
Предлагаемая автором формула нарушения, влекущего ответственность, так называемая «объективная сторона состава дисциплинарного нарушения», оказывается уж очень схожей с нормой ст. 305 УК РФ «Вынесение судьей заведомо неправосудного решения» (примеров применения которой практически нет) и вряд ли потому уместна.
Кроме того, при удовлетворении текста судебного решения требованиям процессуального закона, вряд ли можно признать его неправосудным или немотивированным только потому, что в нем не нашлось место оценки позиции Верховного Суда по конкретной тематике.
Рассматривать же даже неоднократные нарушения требований об обеспечении единообразия судебной практики в качестве самостоятельного основания для дисциплинарного производства при таких обстоятельствах является преждевременным, а высказанные автором в статье предложения явно требуют серьезной проработки, ввиду чего вызывает удивление отмеченная им в самом начале статьи исключительная приязнь Генеральной Прокуратуры РФ, Минюста и даже Судебного департамента при Верховном Суде РФ к таким предложениям, отмеченная благодарностью каждого ведомства, как утверждается в примечании к статье. Последнее тем более удивительно, что Судебный департамент не занимается судопроизводственной деятельностью и к формированию судебной практике или привлечению судей к дисциплинарной ответственности отношения не имеет.
Что думаете, коллеги?
[1] Журнал «Современное право», № 4 2020
Наказать примерно
Сегодня «Российская газета» публикует два постановления пленума Верховного суда, которые юристы уже назвали прорывными. По сути у нас закрепляются элементы прецедентного права.
Документы разъясняют тонкости рассмотрения дел в апелляционных и кассационных инстанциях. В постановлении, касающемся кассационных судов, дано четкое указание: проверять выводы первой и апелляционной инстанции на предмет соответствия правовым позициям Верховного суда России. Если нижестоящие инстанции рассудили как-то по-своему, вынесенные решения надо отменить.
Иногда на практике, действительно, возникают спорные вопросы и поначалу единого подхода нет. Например, в одном из регионов налоговая инспекция стала требовать с граждан так называемые налоги с покупок. Допустим, купил фермер дорогой автомобиль. А налоговая выставила счет: мол, мы не видели, как вы заработали эти деньги, но раз откуда-то они у вас появились, вы должны заплатить с них налог. Машина стоила миллион? Прекрасно, говорила налоговая, вы должны заплатить в казну 130 тысяч рублей. Все честно.
Некоторые суды соглашались с такой логикой, некоторые нет. Все ждали, когда первое такое дело дойдет до Верховного суда России.
Высокая инстанция четко сказала: нет, такой налог незаконен. Права граждан были защищены отныне и впредь. Как только Верховный суд высказался и отменил «налог с покупки» по конкретному делу, все остальные подобные дела решились сами собой. Где налоговая сняла сама претензии, где суды отклонили ее требования. Само же прецедентное решение было включено в обзор судебной практики Верховного суда России. Если у кого-то возникнут проблемы, можно будет сослаться на этот документ. Но проблемы не возникнут, налоговая инспеция действуют законопослушно: раз нельзя, так не делается. Именно так все и работает. Однако, как рассказывает адвокат Вячеслав Голенев, на практике иногда суды делают вид, что не замечают правовых позиций высокой инстанции.
Так что суды общей юрисдикции тоже не вправе игнорировать правовые позиции Верховного суда страны.
По словам адвоката, Верховный суд России не раз высказывал позицию, что в таких делах применяться должна гуманная формула. Но некоторые арбитражные суды продолжают выносить решения, противоречащие правовым подходам высокой инстанции. Теперь же они будут обязаны принять во внимание обзор судебной практики Верховного суда России и определения по конкретным делам. И объяснить, почему они не подходят в данном случае, если, по мнению суда, случай совершенно иной.
Прецедентное право берет свое начало в Британии и лежит в основе судебных систем многих бывших колоний британской империи. В США во время судебных процессов разворачиваются настоящие баталии между защитниками и обвинителями, каждая сторона приводит свои примеры того, как поступали во время рассмотрения схожих дел. Дело в том, что еще в колониальный период судьи использовали английские сборники судебных отчетов, чтобы вынести вердикт по тому или иному спору, учитывая при этом и местные обычаи. Примечательно, что нижестоящие суды должны следовать решениям вышестоящих (вплоть до Верховного), однако могут и не руководствоваться ранее вынесенным вердиктом, создав новый прецедент. Сложность системы заключается еще в том, что в каждом американском штате действует своя правовая система со своими прецедентами.
Во Франции на практике все более значимую роль играют прецеденты, и этому есть вполне логичное объяснение. Дело в том, что при толковании законов то и дело возникают пробелы, а обязанность заполнять их на основе имеющихся прецедентов закреплена за Кассационным судом, что обозначено в статье 4 Гражданского кодекса Франции. Причем решения по этим вопросам публикуются в особых сборниках, что позволяет судьям знакомиться с новыми прецедентами, и применять их в схожих случаях. Более того, судебные прецеденты широко используются в административной юстиции, где высшей судебной инстанцией является Государственный совет. Именно отталкиваясь от прецедентов, он выносит многие свои вердикты. Тем не менее строгой обязанности нижестоящих судебных инстанций равняться на прецедентные решения вышестоящих во Франции нет.
Должен ли СИП обеспечивать единообразие судебной практики?
За последнее время встретилось несколько решений СИП, которые вновь дали повод задуматься над тем, какую роль должен выполнять специализированный суд. Оба примера касаются вопросов известных и обсуждавшихся, поэтому не буду рассуждать, какие из решений правильные. Важен сам факт наличия в практике СИП противоположных правовых позиций.
1. Ответственность регистратора домена
Может ли правообладатель предъявить иск о к регистратору домена в связи с нарушением, допущенным администратором? Позиции СИП уже обсуждались в этой теме, поэтому для наглядности лишь сопоставлю основные аргументы и выводы:
| Постановление СИП от 04.07.2018 по делу №А40-132026/2017 | Постановление СИП от 07.09.2018 по делу №А55-11965/2017 |
| СИП допускает удовлетворение требования о защите исключительного права к регистратору | СИП исключает удовлетворение требования о защите исключительного права к регистратору |
2. Собственный товарный знак как средство защиты против иска
Правообладатель предъявляет иск о защите товарного знака. Ответчик ссылается на то, что у него тоже зарегистрирован товарный знак, ввиду чего использования обозначения законно. Имеет ли значение товарный знак ответчика и следует ли удовлетворить иск?
| Постановление СИП от 11.05.2018 по делу №А56-54447/2016 | Постановление СИП от 20.12.2018 по делу №А56-54447/2016 |
| Наличие у ответчика своего товарного знака не имеет значения. Важно только, использовался ли ответчиком товарный знак истца в отношении однородных товаров | Наличие у ответчика своего товарного знака имеет значение. Если ответчик использовал свой товарный знак, то он не является нарушителем права на товарный знак истца. |
Особенно удивляет, что оба постановления приняты по одному и тому же делу. Сначала СИП отменяет решение об отказе в иске, потом отменяет решение об удовлетворении иска, при этом воспроизводит аргументы, которые были первоначально положены в основу отмененного постановления апелляции об отказе в иске и которые сам СИП ранее назвал ошибочными.
На первый взгляд кажется, что так быть не должно. Интуитивно ожидаешь, что задача специализированного суда вносить ясность и единообразие в судебную практику. Но справедливы ли такие ожидания?
Если посмотреть на место СИП в судебной системе, несложно заметить причины, которые препятствуют выполнять эту роль. Связаны они с тем, что по большой части споров СИП — это обычный суд кассационной инстанции, из чего вытекает:
К последнему можно добавить и несвязанность суда своими более ранними позициями. Да и как по-другому? Разные судьи могут считать правильными разные решения одних проблем. Безусловное следование мнению состава судей, которому первым выдалось рассмотреть спорный вопрос, вряд ли обоснованно, да и не соответствовало бы принципу независимости.
Получается, ожидать от СИП всегда единообразной практики по делам, котороые он не рассматривает по первой инстанции и в составе президиума в кассации, неоправданно. И проблема не в пороках в работе суда. Напротив, по качеству мотивировки и изложения правовых позиций СИП далеко впереди всех иных судов. Просто законодательство не дает инструментов для выполнения этой роли.
Или все-таки я заблуждаюсь? И если СИП должен обеспечивать единообразную судебную практику, то какие средства для этого у него есть?
«Верховный Суд должен заниматься не исправлением судебных ошибок, а выработкой правовых позиций» // Интервью с Татьяной Андреевой
Мнение, что если высший суд один, то нет проблем с единообразием практики, — ложное. Не обеспечивается единообразие и за счет постановлений Пленума Верховного суда, так как это абстрактное толкование без конкретики. Пленум дает лишь общие подходы. А если одни и те же споры в результате получают разное прочтение в гражданском и арбитражном процессе, с этим должен разбираться Президиум, считает доцент кафедры гражданского процесса МГУ имени М.В. Ломоносова Татьяна Андреева. В своем интервью в июльском номере журнала «Закон» она рассуждает о судоустройстве, о нагрузке судов, о процедуре пересмотра решений и о единообразии практики. В этом материале — выдержки из интервью. Полную версию читайте здесь.
«В недавнем своем выступлении Вячеслав Михайлович Лебедев отметил, что в 2020 г. Верховный Суд принял 12 постановлений Пленума, содержащих свыше 400 правовых позиций по вопросам правоприменения, и утвердил 16 Обзоров судебной практики, которые также содержат более 400 правовых позиций, чем обеспечил единообразие практики. Но, во-первых, мне непонятно, как они это посчитали и что подразумевается под правовой позицией. Раньше Президиум Высшего Арбитражного Суда указывал, к примеру, что позиция, сформулированная в конкретном деле, является обязательной при разрешении аналогичных дел. Тогда можно было четко определить, где так называемое практикообразующее решение, а где нет. Ни в одном из постановлений Верховного Суда такой оговорки нет. Во-вторых, как эти позиции реализуются — тоже большой вопрос. Нужно самим определиться, чего стоят эти решения.
В Президиуме Верховного Суда при этом рассматриваются единичные дела — всего несколько в год. Были года, когда экономические споры туда вообще не попадали. Вместе с тем с учетом тех разногласий при разрешении конкретных дел, которые возникают в гражданской и экономической коллегиях, Президиум Верховного Суда мог бы обеспечить единообразие практики хотя бы в этой части, если бы работал более активно.
Помню, при передаче в Президиум Высшего Арбитражного Суда дел на пересмотр вообще не ставилось вопроса об отмене судебного решения — основным мотивом передачи в надзор было как раз нарушение единообразия судебной практики. Тройки, передающие дела на пересмотр, могли даже не возражать против решений по тому делу, которое они передают. Главное, чтобы не было «рязанской, казанской» юстиции и т.п. — чтобы оправдывались разумные ожидания сторон.
При этом Президиум мог рассматривать по несколько сот дел в год. Был запрос на постоянное увеличение числа таких дел, и в этих целях даже обсуждали идею создания двух палат внутри Президиума — по частному и публичному праву.
Сказать, что единообразие обеспечивается только за счет постановлений Пленума, было бы неправильно. Все-таки абстрактное толкование без привязки к конкретике. Поэтому исключать работу надзорной инстанции в этом направлении я бы не стала.
Тем более что решения коллегий порой выносятся с достаточно скупой мотивировкой, а логика различных решений в разных коллегиях остается туманной. Возьмем хотя бы те же самые корпоративные споры — они сейчас рассматриваются и в арбитражных судах, и в судах общей юрисдикции по правилам АПК, в зависимости от вида корпорации, поскольку в свое время у арбитражных судов забрали корпоративные споры с участием некоммерческих организаций. Где судам общей юрисдикции взять ориентиры для разрешения этой новой для них категории дел? Пленум дает лишь общие подходы. Есть масса вопросов, ответы на которые остаются непонятными, например: можно ли применять по аналогии общие положения АПК или же руководствоваться ГПК при рассмотрении судами общей юрисдикции корпоративных споров? И если одни и те же споры в результате получают разное прочтение в гражданском и арбитражном процессе — с этим как раз должен разбираться Президиум.
То же касается и административных дел — одни и те же по сути дела рассматриваются и в экономической, и в административной коллегии.
Получается: довод, что если высший суд один, то и проблем с единообразием нет, — ложный.
Никакой иерархической подчиненности у заместителей Председателя Верховного Суда нет, и получается — добиваться передачи на пересмотр дела можно очень долго, обращаясь поочередно к каждому из них. Если это так, нужно такой механизм предусмотреть прямо в законе. Тем более что, как показала практика, передача на пересмотр возможна уже по истечении установленного законом срока обращения в суд, т.е. установленные сроки для самих заместителей Председателя не действуют. Это богатая почва для злоупотреблений и неоправданной дискреции, из-за чего мы в свое время отказались от института протеста.
Давно надо было отказаться от рассмотрения дел Верховным Судом по первой инстанции — это не его уровень, какое бы значение рассматриваемые дела ни имели. К тому же это подрывает авторитет других судов, создается впечатление, что они не готовы рассматривать такие дела по первой инстанции.
По моему глубокому убеждению, и Судебные коллегии, и Президиум Верховного Суда должны заниматься не исправлением судебных ошибок, а выработкой правовых позиций, обеспечением единообразия судебной практики для достижения правовой определенности, разумной обоснованности судебных решений.
Хотя в постановлениях Пленума по кассации, которые были приняты в прошлом и в этом году, говорится, что деятельность суда кассационной инстанции (а значит, и второй кассации) направлена на исправление судебных ошибок. Но тогда получается, что ни в апелляции, ни в кассации ошибки исправить невозможно. На мой взгляд, это ненормально.
Если оставить организацию Верховного Суда как есть, то выработкой правовых позиций будет заниматься только Президиум в порядке надзора. Но тогда получается, что в отношении гражданских дел и экономических споров эта функция не выполняется, потому что в Президиуме рассматривается всего одно-два таких дела в год.
Правда, Председатель Верховного Суда заверил, что весь Верховный Суд этим занимается. Если так, то он и должен через Судебные коллегии вырабатывать правовые позиции, по сути подменяя собой Президиум.
Если бы коллегии занимались не исправлением судебных ошибок, а выработкой правовых позиций, даже имеющееся количество дел уже могло бы сыграть совершенно другую роль в единообразии практики.
Ненормально то, что у нас две кассации. Первая в основном концентрируется на нарушении законности, а вторая — на существенных нарушениях, без устранения которых невозможно восстановить нарушенное право. И характер этого нарушения определяет судья, который рассматривает жалобу, т.е. это фактически вопрос усмотрения судьи.
Конечно, в постановлениях Пленума Верховного Суда частично эти вопросы освещаются — они дают некие ориентиры для того, что считать существенным нарушением. Но, безусловно, судьи, которые изучают жалобу, толкуют эти разъяснения тоже по-своему. Что такое существенность? Это понятие относительное. То, что кажется несущественным судье, может быть существенным для стороны.
Мы, кстати, долго не могли ввести в арбитражный процесс ни упрощенное, ни приказное производство, поскольку бытовало мнение, что нет простых дел в арбитраже, а сумма иска отнюдь не свидетельствует о том, что дело простое.
Лично я считаю, что существенность, если уж сохранять такое основание для пересмотра, должна раскрываться через единообразие практики, развитие права, формирование правовых позиций.
В противном случае любое дело, даже с самым незначительным, с точки зрения судьи, вопросом, нужно будет передавать на пересмотр при выявлении нарушений в толковании в нижестоящих инстанциях, притом не только процессуального, но и материального закона.
В таком случае можно будет отсеивать дела, по которым правовые позиции уже сформировались. К примеру, в бытность мою судьей Высшего Арбитражного Суда я нередко сталкивалась с жалобами налоговых органов, пытавшихся оспорить судебные решения по однотипным делам, по которым уже устоялась практика, даже если цена иска была незначительной. Вот такие дела нужно отсеивать, но не в связи с суммой иска, а в связи с тем, что они никак не могут повлиять на сложившуюся практику, ведь жалобы подаются, как правило, для галочки. Ситуация с подачей таких жалоб, кстати, изменилась после того, как мы сами стали ссылаться на свои правовые позиции в отказных определениях. Плюс на это повлияла еще и открывшаяся возможность взыскания судебных расходов на представителей с бюджета.
Когда судьи при передаче дел на рассмотрение или отказе в такой передаче будут раскрывать, в связи с какой правовой позицией принято то или иное решение, для сторон и нижестоящих судов это будет сигналом о том, что данные правовые позиции обязательны при рассмотрении аналогичных дел».