примеры психоанализа на практике
Яркие примеры, случаи из психоанализа
Расскажу вам, вместо многих, два случая, в которых условия и польза вытеснения выражались достаточно ясно. Правда, ради своей цели я должен сократить эти истории болезни и оставить в стороне важные предположения.
Молодая девушка, недавно потерявшая любимого отца, за которым она ухаживала, проявляла к своему зятю, за которого только что вышла замуж её старшая сестра, большую симпатию, которую, однако, легко было маскировать под родственную нежность. Эта сестра пациентки заболела и умерла в отсутствии матери и нашей больной.
Отсутствующие поспешно были вызваны, причём не получили ещё сведений о горестном событии. Когда девушка подошла к постели умершей сестры, у неё на одно мгновение возникла мысль, которую можно было бы выразить приблизительно в следующих словах: «Теперь он свободен и может на мне жениться». Мы должны считать вполне достоверным, что эта идея, которая выдала её сознанию неосознаваемую ею сильную любовь к своему зятю, благодаря взрыву её горестных чувств, в ближайший же момент подверглись вытеснению.
Девушка заболела. Наблюдались тяжёлые истерические симптомы. Когда она начала лечение, то оказалось, что она радикально забыла описанную сцену у постели сестры и возникшие у неё отвратительно-эгоистическое желание. Она вспомнила об этом во время длительного лечения, воспроизвела патогенный момент с признаками сильного душевного волнения и благодаря такому лечению стала здоровой. Конечно, выздоровлению предшествовала длительная работа по восстановлению связей между забытым событием и отщеплённого от него переживания, превратившемся в болезнь. В поиске и восстановлении этой связи, собственно, и состоит работа классического психоанализа.
Другой случай — пациентке шёл 30-й год и она всё никак не могла найти себе подходящую пару и выйти замуж. Она страдала кожным зудом по непонятной причине и каждый раз, когда отношения с мужчиной развивались в направлении свадьбы, зуд усиливался до невыносимости.
В этот раз пациентка была даже госпитализирована по этой причине. В ходе длительной аналитической работы мы вспомнили ситуацию: когда ей было 15 лет, она возвращалась домой и её провожал молодой мальчик, который в то время ухаживал за ней и провёл её до парадного, на прощание они стали целоваться, как вдруг резко выскочил отец пациентки, накинулся с криками и ругательствами, прогнал парня, а дочери пригрозил, что в следующий раз сдерёт с неё кожу…
Мне ничего не оставалось, как показать то, как это он собирался это сделать: я сделал жест, напоминающий расчёсывание кожи, пациентка почти закричала и зарыдала, произошёл инсайт, она вдруг поняла причину и источник её болезни. Пациентка удачно вышла замуж и зуд больше никогда не возвращался.
ru_psya
ru_psyaПсихоанализ
Обновленная версия (11 мая 2012). Добавлен третий пример (идет первым)
Первый пример (Патрик Кейсмент, 1985).
Мистер Е. пришел на консультацию после отказа ряда других людей, к которым он обращался за помощью. Ему было лет тридцать, и он был моложе меня. Он был также выше (более 180 сантиметров) и крепче на вид. Так, само его присутствие имело воздействие, которое было быстро усилено его манерами.
По ходу рассказа мне о том, как его отправили на терапию, он начал кричать и ударять по подлокотнику своего кресла с едва сдерживаемой силой. Я мог, однако, ощутить, что то, что проявлялось, было лишь частью чувства мужской ярости. Огромная их часть сдерживалась жестким контролем, что было главной характеристикой жизни этого мужчины. Его мысли, рассказывал он мне, были полны смертоносными фантазиями. Его жизнь была разрушена его потребностью держать эти чувства под постоянным контролем. То, что следует ниже, он мне прокричал; часть — просто проорал:
Я знал, этот пациент предпринял несколько безуспешных попыток получить лечение. Он встречал людей, реагировавших на него, как описал бы Бион, как если бы они были «контейнирующими, боящимися своего контейнируемого». Постоянные отказы должны были, поэтому, дополнить страх этого мужчины перед своей собственной яростью. Смог бы я справиться с этим?
После этого потока крика я прервал мистера Е.
Пациент: Да вы боитесь! (Пауза.)
Терапевт: Да, вы способны заставить меня бояться вашего насилия; но, я полагаю, может быть верным то, что вам нужно от меня — быть с вами в связке, не отсылая вас. Я думаю, ваш собственный страх перед вашими же яростными чувствами и есть то, в чем вам нужна моя помощь.
Мистер Е. стал успокаиваться. Он понял, что я сказал. Я думаю, он осознал, уже тогда, что это было верным. Он позволил мне лечить его; и, несмотря на то, что он мог приходить ко мне лишь раз в неделю, оказалось возможным поддержать его в терапии без лекарств.
Источник: Кейсмент П. (1985, 1990) Обучение у пациента // Кейсмент П. Обучение у пациента (Часть I. Основные принципы). Дальнейшее обучение у пациента (Часть II. Аналитическое пространство и процесс). Алматы, 2005, с. 166-168.
Второй пример (Отто Кернберг, 1992).
Г-н М. встретил женщину, работавшую в большом комплексе психиатрических учреждений, с которыми я был связан. Впервые он осмелился проявить активность в установлении отношений с женщиной, которая казалась ему внешне привлекательной и была ему социально и интеллектуально ровней. В прошлом он чувствовал себя в безопасности только с проститутками или пребывая в асексуальных отношениях с женщинами. Любой признак увлеченности женщиной, которую он высоко ценил, заставлял его быстро отступать, становиться подозрительным к ее намерениям по отношению к нему и бояться, что он может оказаться импотентом. В нескольких случаях г-н М. высказывал фантазию, что я не обрадуюсь, если он увлечется кем-то, кто работает в учреждении, связанном с моим. Он выражал подозрения, что я предупрежу эту женщину и буду препятствовать развитию его отношений с ней. Я интерпретировал ему это как выражение эдиповых фантазий, комментируя, что, согласно его взгляду, я являюсь владельцем всех женщин в учреждении и сексуальные контакты с ними запрещены мной как отцом, и он в своей фантазии будет сурово наказан. Я также связал это с его боязнью импотенции с женщиной, которая будет полностью ему подходить.
Через несколько дней после этой интерпретации г-н М. вошел разъяренный. Он начал с того, что сообщил мне: он хочет ударить меня по лицу. Он сел в кресло на наибольшем удалении от меня и потребовал полного объяснения. Я спросил: “Объяснения чего?” Он еще более разгневался. После нескольких мгновений нарастающего напряжения, во время которых я действительно испугался, что он может меня ударить, он в конце концов объяснил, что провел вечер с этой женщиной, спросил, знает ли она меня, и та ответила, что, конечно, знает. Когда затем он стал выпытывать у нее информацию обо мне, она стала более сдержанной и спросила его “иронически”, как ему показалось, не является ли он моим пациентом. Тогда он конфронтировал ее с тем, что М. считал фактом, а именно: она все это время знала, что он мой пациент. Тогда женщина еще более отдалилась и закончила вечер предложением “заморозить” их отношения.
Г-н М. обвинил меня в том, что я позвонил ей, рассказал о его проблемах, предостерегая от контактов с ним, и это привело к окончанию их взаимоотношений. Моя попытка связать его домыслы с предшествующей интерпретацией, что он воспринимает меня в качестве владельца всех женщин в этом комплексе учреждений и ревнивого стража своих исключительных прав на них, только усилила его гнев. Он сказал, что я бесчестно использую свои интерпретации для отрицания фактов и перекладываю вину за разрыв отношений на него. Теперь он сосредоточился на моей бесчестности. Он потребовал, чтобы я признался, что запретил женщине вступать с ним в отношения.
Ярость пациента была так сильна, что я находился перед реальной дилеммой: или я признаю его сумасшедшие построения как правду, или буду настаивать на том, что они ложны, рискуя при этом подвергнуться физическому нападению. Первоначальные сомнения в том, не воспрепятствуют ли аналитическому процессу параноидные черты пациента, также добавили затруднений.
Набрав побольше воздуха, я сказал г-ну М., что не чувствую себя свободным говорить так открыто, как я хотел бы, поскольку не уверен, сможет ли он контролировать свои чувства и не действовать под их влиянием. Может ли он обещать мне, что как бы ни сильна была его ярость, он удержится от любого действия, которое может угрожать мне самому или моему имуществу? Казалось, этот вопрос застал его врасплох, и он спросил, значит ли это, что я боюсь его. Я сказал, что, конечно, озабочен тем, что он может напасть на меня физически, и не могу работать в таких условиях. Поэтому он должен обещать мне, что наша работа продолжится в форме вербального общения, а не физического действия, или я не смогу работать с ним на этом сеансе.
К моему большому облегчению, г-н М. улыбнулся и сказал, что мне не нужно бояться: он просто хочет, чтобы я был честен. Я сказал ему, что если отвечу ему честно, он, возможно, будет очень злиться на меня. Может ли он обещать мне, что сумеет контролировать свою ярость? Он сказал, что может. Тогда я сказал ему, что знаю эту женщину, но не говорил с ней на всем протяжении его лечения, и что его утверждения были его фантазией, которую необходимо исследовать аналитически. Он тут же снова разгневался на меня, но я уже больше не боялся его.
Выслушав повторное перечисление причин, по которым он поверил, что я причастен к его разрыву с женщиной, я перебил его, сказав, что считаю: он был абсолютно убежден, что я ответственен за это, и добавил, что он сейчас находится в болезненном положении. Он должен либо признать, что я лгу ему, либо признать, что мы в сумасшедшей ситуации, в которой один из нас осознает реальность, а другой нет, и нельзя решить, кто из нас осознает, а кто нет. Г-н М. несколько расслабился и сказал, что считает: я говорю ему правду. Он добавил, что по какой-то странной причине вся ситуация стала внезапно менее важной для него. Ему хорошо от того, что я испугался и так много рассказал ему.
Возникла довольно длинная пауза, в течение которой я перебирал свои собственные реакции. Я испытывал чувство облегчения, поскольку пациент больше не нападал на меня, чувство стыда, что я показал ему свой страх подвергнуться физическому нападению, и чувство злости по поводу того, что я воспринимал как садистское, без тени раскаяния, удовольствие от моего страха. Я осознавал свою нетерпимость к его удовольствию от садистского отыгрывания вовне, а также был заинтригован тем, почему отношения с этой женщиной внезапно стали менее значимыми.
Я сказал, что только что проявился фундаментальный аспект его отношений с отцом, а именно — отыгрывание отношений между его садистским отцом и им самим как испуганным, парализованным ребенком, в котором я играл роль испуганного, парализованного ребенка, а он — роль своего отца, пребывающего в ярости и испытывающего тайное удовольствие от испуга сына. Я добавил, что признание мной своего страха перед ним изменило его собственное чувство униженности и стыда от того, что отец терроризировал его; а тот факт, что выражение ярости ко мне было безопасно и не разрушило меня, сделало для него возможным вынести собственную идентификацию с разгневанным и садистским отцом. Г-н М. сказал, что, возможно, он испугал женщину своим инквизиторским видом, когда стал спрашивать обо мне, и что его собственная подозрительность по поводу ее отношения к нему, возможно, внесла свой вклад в то, чтобы отпугнуть женщину.
Источник: Кернберг О. (1992). Агрессия при расстройствах личности. М., 2001, с. 208-211.
Третий пример (Вейкко Тэхкэ, 1992).
Мужчина-психиатр, который проходил у меня анализ, лечил пациента средних лет, высокого и атлетически сложенного, чье предыдущее лечение закончилось тем, что он разбил настольную лампу в кабинете, пытаясь попасть ею во врача. После предварительной встречи и практических договоренностей пациент замолчал и воздух стал пропитываться атмосферой агрессии. Пациент постоянно сжимал кулаки и давал лишь односложные ответы на попытки врача прервать угрожающее молчание пациента. Терапевт ощущал все большее беспокойство и страх. Проработав собственные чувства в своем анализе, врач наконец сказал пациенту приблизительно следующее: «Мне очень бы хотелось поговорить с вами о гневе, который вы сейчас ощущаете. Я не боюсь этих чувств и приветствую ваш рассказ о них. Что меня беспокоит, так это ваша способность контролировать вашу потребность действовать под влиянием своего гнева. Неудача такого контроля уже разрушила одну из ваших попыток получить помощь в преодолении ваших трудностей. Повторение данного опыта не принесет вам большой пользы. Но я не могу просто сидеть здесь с подобной тревогой, постоянно вынужденный быть начеку и готовым к защите себя от возможного нападения с вашей стороны. Это будет делать любую серьезную совместную работу невозможной. Это будет не психотерапия, а потеря времени для нас обоих».
Вместо разговора о своем страхе, который на функциональном уровне переживания пациента сделал бы врача выглядящим слабым и таким образом неподходящим для терапевтически необходимой фазово-специфической идеализации, врач представил себя как модель для идентификации. Эта модель включала в себя возможность различия между разговором об агрессии и ее осуществлением, и этот образец был впитан пациентом именно потому, что врач не оказался беспомощно боящимся его агрессии. Вместо этого он, по-видимому, взял данную ситуацию под контроль благодаря альтернативному подходу к чувствам, а не просто концентрируясь на их неконтролируемой разрядке.
Источник: Вейкко Тэхкэ (1993). Психика и ее лечение: психоаналитический подход. М., 2001, с. 419-420.
Яркий пример психоанализа
У посетителей психоаналитического кабинета часто возникает вопрос, какую роль в процессе проговаривания играет аналитик. Будет ли достигнут терапевтический эффект, если выражать свои мысли и чувства в потолок, записывать на диктофон или поговорить с другом. О том, зачем нужен психоаналитик в процессе терапии, постараюсь объяснить на реальном примере психоанализа молодой девушки.
Женщина привела ко мне свою 19-летнюю дочь и в моём присутствии объявила ей: «Либо ты соглашаешься ходить к психологу, либо я положу тебя в психиатрическую больницу для принудительного лечения от наркомании. Ты можешь выбрать». Девушка была явно напугана и согласилась на сеансы психоанализа. Затем мама повернулась ко мне, выяснила стоимость моей работы, пожелала, чтобы дочь приходила ко мне раз в неделю, оплатила вперёд 20 сеансов и ушла.
Девушка, назову её Лиза, стала приходить ко мне и по моей просьбе говорить всё, что приходит в голову, все свои мысли, чувства, воспоминания, текущие события, сны, фантазии и так далее. Говорила она легко в течение всей сессии. Её манера говорить была довольно своеобразной. Сидя напротив меня с абсолютно отстранённым видом, Лиза обычно смотрела в сторону или в пол. Речь её была очень невнятной.
Я прилагала много усилий для того, чтобы понять хоть что-то из этой словесной жвачки, задавала несколько уточняющих вопросов в течение сеанса, а также боролась с сильной сонливостью, которую вызывала у меня эта девушка. Похоже, это был пример психоанализа, когда мы обе ждали, когда закончатся эти 20 сеансов. При этом она честно выполняла свою часть контракта: вовремя приходила, говорила на разные темы. Я выполняла свою часть работы: была рядом и старалась понять её.
Примерно через четыре месяца наших еженедельных встреч я обнаружила, что сонливость моя абсолютно прошла, я слышу и понимаю всё, что Лиза говорит в течение сеанса. Теперь она смотрит на меня, улыбается при встрече, речь её стала эмоциональная, чёткая. На сеансах Лиза обращает много внимания на меня и с сарказмом описывает, как неуклюже я двигаюсь, рассказывает, как старомодно и безвкусно я одета, и на некоторое время я становлюсь объектом её вербальной агрессии. Во время сеансов также всплывает много детских воспоминаний.
Тем временем заканчиваются 20 оплаченных сеансов. Лиза говорит, что все окружающие замечают в ней разительные перемены, и она хотела бы продолжать приходить ко мне. Её маме эта идея и перемена в дочери тоже понравилась, и мы продолжили сеансы психоанализа.
Через некоторое время стало происходить нечто странное. Лиза, которая за 6 месяцев терапии ни разу не пропустила сеанс и, кажется, ни разу не опоздала, вдруг стала постоянно путать время и дни наших встреч. В какой-то момент ей всё же удаётся прийти, и я спрашиваю, что вдруг случилось, почему она стала забывать про наши встречи. Она говорит, что сама удивлена, обычно память у неё очень хорошая, и у неё нет идей, почему её память так избирательно испортилась. Я интересуюсь, единственный ли я человек в её жизни, о встречах с которым она забывает. Лиза говорит, что нет. У неё есть единственная подруга, которая знает эту её странность, и если они собираются пойти куда-нибудь вместе, то просто заходит за Лизой к ней домой, потому что это единственный способ встретиться с ней наверняка. Про встречи с другими людьми Лиза не забывает, но больше ни с кем близко не общается.
На этом сеансе вдруг всплывает детское воспоминание. Лиза рассказывает, что приблизительно в 3-х летнем возрасте мама привезла её в детский санаторий и уехала, и она вспоминает отчаяние и страх, что мама, наверное, забудет её забрать. Тогда я спрашиваю девушку, почему она обращается со мной так, как она считала с ней, обращались её родители в детстве? Она про меня забывает также, как думала, что её мама про неё забудет.
Мы говорили об этом в течение многих встреч. Лиза вспомнила ситуации и свои переживания, когда родители действительно её игнорировали и забывали, угрожали, что отдадут «бабаю» или сдадут в детский дом за плохое поведение. Пропуски сеансов прекратились. Через некоторое время я узнала, что закончился её «тюремный роман». Лиза стала встречаться с однокурсником, у неё появился круг новых друзей, наркотики она больше не принимала. Лиза поступила в университет и закончила терапию. Жизнь её значительно изменилась, несмотря на отсутствие мотивации в начале психоанализа.
Теперь давайте попробуем разобраться в процессах, происходивших в терапии данного примера психоанализа. На первом этапе, как я уже упоминала ранее, всё, что я могла делать — это слушать и пытаться понять хоть что-то из того, что говорила Лиза. Почему это происходило? Дело в том, что у Лизы была очень нарциссическая мама, которая, безусловно, не из какого-то злого умысла, а в связи с какой-то своей собственной эмоциональной травматизацией, была чрезвычайно замкнута на себя и свои потребности и обращалась с дочерью холодно и отстранённо. Дети идентифицируются со своими родителями, копируют их, и Лиза на сеансах также обращалась со мной, также, как её мама с ней. В отличии от её мамы, несмотря на мои чувства сонливости и скуки, я всё же очень старалась понять её, быть с ней рядом, и она это чувствовала. И через некоторое время тоже стала замечать моё присутствие, сначала негативным образом, саркастически описывая меня. Затем появились и позитивные чувства.
Препятствия, с которыми мы имеем дело в психоаналитической терапии, на нашем языке называются сопротивлениями. В данном примере психоанализа у моей пациентки резвилось так называемое сопротивление переноса. И в результате развития этого сопротивления Лиза эмоционально воспринимает меня как значимую фигуру из прошлого и бессознательно реагирует на меня как на свою мать. Её неосознанная тревога, что я, как её мать, покину её, заставляет её забывать про меня и назначенные сеансы. Таким образом, её психика справляется с болью, которая осталась в душе с детства. Хочу обратить ваше внимание на то, что данное сопротивление существует не только в рамках терапии. Лиза с трудом формирует близкие отношения. У неё есть одна подруга, про встречи с которой Лиза часто забывает. Её личные отношения с молодыми людьми также строятся на значительном расстоянии. Как только данное сопротивление разрешилась в рамках терапии, и Лиза смогла выносить эмоционально близкие отношения со мной, ситуация в её жизни тоже изменилась. У неё появляются дружеские и личные отношения.
И в заключении скажу несколько слов, кому нужен анализ, и кому он не нужен. Как писал Хайман Спотниц, если вы являетесь человеком личностно зрелым, с хорошей адаптацией, вам психоанализ не нужен. Если вы хотите знать, что такое хорошая адаптация и зрелость, представьте себе машину. В этом автомобиле всё работает хорошо. Когда вы хотите повернуть направо, она поворачивает направо. Когда вы хотите затормозить, она тормозит. Заводится без проблем в любой мороз и т.д. Если вы человек такого типа, вам нужно лишь заботиться о себе и направлять себя, чтобы организовать себе такую жизнь, какую вы хотите. К сожалению, в жизни не всегда мы можем делать то, что хотим и порой должны делать то, что ситуация от нас требует. Тем не менее, если всё это вы можете делать хорошо, вы не нуждаетесь в анализе. Но всё-таки я не встречала человека, который бы не получил пользу от хорошо проведённого анализа. При проведении психоаналитической терапии главная цель — помочь преодолеть эмоциональные трудности на пути к формированию зрелого человека, хорошо приспособленного к жизни.
Практика психоанализа
Синдром оргастического уродства
Однажды мне довелось консультировать молодого человека, лет тридцати, по поводу очень деликатной интимной проблемы. Когда я увидела его впервые, то прямо ахнула. В жизни я…
Психология и психотерапия для тех, кто не ищет помощи, или почему идея «помощи» чужда психоанализу
Когда назревает идея обращения за психологической помощью, в один момент человек задается вопросом: «может ли психотерапия решить мою проблему?». И к моменту появления этого вопроса,…
Случай из практики начинающего психолога. Идеальная невеста.
Рассказ. Весной 20… года я познакомилась с новой посетительницей, Катериной, 29 лет. Она недавно развелась с мужем и сильно переживала. Брак был непродолжительным, детей в…
Объект и действительность
«Абстракция сама по себе не является ошибкой, лишь бы только помнили, что то, от чего отвлекаются, все же существует». Готфрид Вильгельм Лейбниц «Когда мы мыслим…
Случай из практики начинающего психолога. Рассказ о Матвее Ильиче и Лидии.
Часть 1. Чего хочет женщина? Летом 20… года ко мне на приём пришел Матвей Ильич 59 лет. Он прожил несколько лет с Лидией, которая на…
Отношение к вещи в депрессии
В статье рассматривается символическое и феноменологическое измерение опыта депрессии. Представлен семиотический анализ отношения к вещи депрессивного субъекта. «Депрессия — это скрытое лицо Нарцисса, то, что…
Гендерные аспекты этиологии депрессивных расстройств у женщин
В статье анализируется значение гендерных аспектов в возникновении депрессивных расстройств у женщин. Рассматривается неоднозначность подходов к пониманию гендерной идентичности, а также типология мультиполярной модели гендерной…
Депрессия и магия поцелуя
В статье рассматриваются сходства и различия депрессивного и истерического типа пациентов в их отношении к либидинозному объекту (и замещающему его терапевту). Показан механизм развития депрессии…
Эффективность психотерапии депрессии: обзор исследований
По данным Всемирной Организации Здравоохранения депрессия является одним из самых распространённых психических заболеваний – депрессией страдает 350 млн. человек разных возрастов во всём мире [1].…
Ребенок — зеркало депрессивной матери
Еще А. Фрейд писала о различиях между детьми и взрослыми в диагностике и оценке: «В случае детских расстройств определенный симптом не обязательно свидетельствует об определенном…
Технология психоанализа (пособие для анализанта)
В данном разделе мною размещена информация, которая поможет вам создать адекватное представление о психоаналитическом процессе и своём месте в нём.
Успех психоанализа — это всегда плод усилий двух человек: психоаналитика и клиента. Клиент без психоаналитика не сможет сориентироваться в том, что с ним происходит и правильно сформулировать свою проблему, а психоаналитик, проводящий анализ без участиях клиента, напоминает врача, который лечит больного, рассказывая ему основы общей анатомии.
Практика показывает, что, как бы ни был подготовлен теоретически клиент к прохождению психоанализа, он слабо представляет себе реальный психоаналитический процесс. Вместе с тем технология психоанализа требует активного участия клиента в психоаналитическом процессе, что предполагает понимание им сути происходящего.
Подготовка клиента к прохождению психоанализа является одним из обязательных этапов установления рабочего альянса между клиентом и психоаналитиком. В данном разделе помещён материал, который, с одной стороны, облегчит мне задачу подготовки моего клиента и сэкономит аналитическое время, а, с другой стороны, снизит негативное предожидание, испытываемого человеком перед незнакомой лечебной процедурой.
С историей психоанализа я вас знакомить не буду, потому что это, по сути, пустая информация, которая может вызвать только ваше справедливое раздражение. Насколько я понимаю, вам нужно знать, что надо делать, чтобы решить конкретные проблемы, а не историю метода.
Несколько слов о возможности самоанализа
Возможно ли самостоятельно, без помощи психоаналитика, проделать путь в глубины своего подсознания. Очевидно, что возможно, иначе психоанализа не было бы. Психоаналитики, писатели, философы, с разным успехом и на разную глубину опускались (или поднимались) в собственные глубины. Однако лечение своей психики и исследование своей психики — это не одно и тоже. Проблема самоанализа, собственно, и состоит в том, что задача, стоящая перед клиентом, не «копнуть» себя, а вылечиться. Копнуть-то можно, а вылечиться нет.
Невозможность самоанализа обусловлена тем, что причина психических проблем принципиально недоступна для мысли клиента. Она находится в его бессознательном, то есть там, куда сознанию хода нет. Причём клиент сам её туда и вытеснил из сознания, и прикладывает все свои усилия, чтобы она оставалась в бессознательном состоянии. Данное усилие называется вытеснением.
Здесь уместно ввести понятия «вытеснения патогенного события» (патогенным событием в психоанализе называют — крайне неприятное для субъекта переживание) и «сопротивления анализу». Они являются одними из основных психоаналитических понятий, которые должен освоить клиент.
Вытеснение
Если не вдаваться в тонкости процесса вытеснения, то вытеснением патогенного события можно назвать процесс его забывания. Вытесненное событие как будто пропадает из прошлого, его как будто нет и никогда не было.
Говоря «вытеснение» вместо «забывание», мы акцентируем внимание на значительном усилии, которое прикладывает человек для того, чтобы вытеснить из сознания некое патогенное событие.
Понятие вытеснения доступно нам и на бытовом уровне. Мы говорим: «Я смотрю телевизор, чтобы забыться, чтобы не думать о плохом», «я пошла на концерт, чтобы отвлечься», «я пью водку, чтобы забыться», «для того чтобы придти в себя, мне нужно сменить обстановку», «когда я выговорюсь, мне станет легче» и пр. На житейском уровне нам доступна простая рефлексия, что мы занимаемся чем-то, чтобы в голове не было чего-то плохого, и это истинная цель данного занятия.
Сопротивление клиента анализу
Человек прикладывает все свои возможности для того, чтобы некое патогенное событие вытеснить из сознания, а психоаналитик хочет вернуть его в сознание, потому что только так можно избавиться от заявленных клиентом проблем (симптомов). Разумеется, клиент будет сопротивляться усилиям аналитика.
Сопротивление, по сути, говорит о том, что клиент не готов к появлению вытесненной им проблемы, он ещё слишком слаб и недостаточно вооружён, чтобы встретиться с проблемой лицом к лицу.
Анализ, вообще, трепетно относится ко всем психическим реакциям клиента, понимая, что все они естественны и, следовательно, целесообразны. Сопротивление клиента анализу — не исключение. Если клиент борется с аналитиком, значит, он не может не бороться, и аналитик с пониманием относится к этому. Правда, иногда сопротивление клиента принимает неприемлемую для конкретного аналитика форму, индуцируя его собственные бессознательные проблемы; в этом случае анализ сталкивается с «контрпереносом», под которым понимается эмоциональная реакция аналитика на сопротивление своего клиента. Если аналитик не сможет справиться с контрпереносом, то анализ можно считать законченным: сильный эмоциональный фон не даст ему возможность спокойно думать над проблемами своего клиента, а думать надо — именно спокойно. Именно поэтому аналитик должен сам пройти психоанализ; психика аналитика должна быть «чистой», в противном случае психоанализ «потонет» в контрпереносе.
«Всплытие» из бессознательного каждой новой проблемы сопровождается всплеском сопротивления клиента, таким образом, всплеск сопротивления сигнализирует аналитику, что проблема на подходе в сознание.
На сопротивление, так же как и на вытеснение, клиент бросает все имеющиеся у него ресурсы, и это ресурсы иногда оказываются более значительными, нежели возможности аналитика. В этом случае, сопротивление клиента оказывается непреодолимым для данного аналитика и анализ заканчивается. Клиент вынужден искать себе аналитика посильнее.
Главным показателем успешности сопротивления клиента является его состояние комфорта в анализе. Как не парадоксально, но состояние комфорта клиента в анализе говорит об успешности его сопротивления анализу.
Если клиенту комфортно общаться с аналитиком, значит, он успешно «водит его за нос». Комфортное состояние, вызывается, собственно, подсознательной уверенностью клиента, что он контролирует анализ и не даст аналитику приблизиться к своим проблемам. Сопротивление имеет мериаду форм, часто аналитику требуется проделать большую интеллектуальную работу, чтобы понять, как именно клиенту удаётся уводить его от проблем и как с этим бороться.
Какова задача психоанализа
Задача, которую ставит перед анализом клиент, понятна — проблемы должны исчезнуть. Эта же задача, соответственно, стоит и перед аналитиком.
Для решения, поставленной клиентом задачи, аналитику необходимо сделать нечто (психоанализ), чтобы в прошлое клиента перестало его беспокоить. Когда в прошлом клиента не останется ни одной ситуации, которые бы он не отторгал, как невозможные для себя, психические проблемы клиента исчезнут сами собой.
Говоря в психоаналитических терминах, задача, стоящая перед аналитиком, состоит в том, чтобы перевести проблему (некая невозможная для клиента ситуация в прошлом) из бессознательного состояния в сознание, сделать её доступной для «взрослой» критики клиента.
Вытесняемая клиентом проблема возникла перед ним в детстве, соответственно, формулировал он её, будучи ребёнком, соответственно, сформулировал он её не правильно (строго говоря, неправильная формулировка проблемы — и есть реальная проблема). Для разрешения проблемы необходимо вновь оказаться в проблемной (патогенной) ситуации и сформулировать проблему правильно («по-взрослому»).
Что представляет собой психоанализ по форме
Психоанализ представляет собой особым образом структурированное общение аналитика и клиента с жёстким регламентом и правилами.
Сразу хочу оговориться, что ничего шаманского или аномального в психоаналитической процедуре нет. Вся процедура достаточно прозрачна, и логична, и, если так можно выразиться, изящна.
Любой человек, рассказывая о себе и своей жизни, представляет ситуацию в выгодном для себя свете, то есть рассказывает не то, что есть, а так, как ему хочется, чтобы было. Впрочем, эта истина не нова и всем известна. Психоанализу же принадлежит открытие, что человек самостоятельно, в нормальном режиме жизни, лишён самой возможности рассказывать о себе то, что есть на самом деле. Оказалось, что мышление человека, по своей природе, призвано «вывернуть» ситуацию, как выгодно человеку.
Рассказ клиента невольно уводит аналитика от истинной проблемы, задача же аналитика поставить именно истинную проблему. Возникшее противоречие призвана решить аналитическая процедура, которая структурирует общения аналитика с клиентом таким образом, что истинная проблема становится доступной для наблюдения.
Так, например, в анализе существует жёсткое правило закрытости любой информации касающейся как личной жизни аналитика, так и его эстетических, сексуальных, политических, религиозных и прочих предпочтений. Для успеха анализа, клиент ничего не должен знать об аналитике, кроме его профессионального статуса, то есть, кроме того, что он «настоящий» психоаналитик.
Это правило достаточно дискомфортно для клиента, и в обычной жизни общение на таких условиях невозможно. Анализ специально ставит клиента в такие дискомфортные условия, чтобы спровоцировать феномен, так называемого теневого переноса, который состоит в том, что, встречаясь с незнакомой и недоопределимой ситуацией, психика начинает выкидывать в «голову» страшилки, то есть ситуации, с которыми человек боится встретиться. Эти «страшилки» как раз и являются истинными проблемами, с которыми надо работать. Теневой перенос удобен для анализа тем, что это рефлекторная реакция, не поддающаяся контролю сознания, и если в обществе аналитика клиента охватывает страх, то он становится доступен для анализа, минуя желание клиента.
В общественном сознании образ психоаналитика характеризуется эмоциональной нейтральностью, которая обеспечивается в частности бородой, делающей эмоциональные колебания совершенно недоступной для наблюдения. Этот стереотип, навязываемый кинематографом, не соответствует реальности. Аналитик стремится сделать свои эмоции доступными для клиента, потому что клиент в них крайне нуждается. Для успеха анализа клиент, как минимум, должен видеть, что аналитик принимает его таким, каким он есть, и эта реакция приятия естественная.
Аналитик и клиент находятся в состоянии очень тонкого эмоционального взаимодействия. Эмоциональные реакции аналитика, как вызывают проблему клиента из бессознательного (реакция переноса), так и стабилизируют его психику, делают её готовой к встрече с этой проблемой. Бородатый, эмоционально нейтральный аналитик так же абсурден, как и пианист, играющий в варежках.
Клиент располагаетсях в кресле наискось от аналитика, на расстоянии, удобном для «психоаналитического» общения (около 1,5–2 метров). В течение сессии клиент может инстинктивно менять данное расстояние, то наклоняясь к аналитику, то откидываясь на спинку кресла.
Аналитическая кушетка, как и бородатый аналитик, относится больше к разряду общественных стереотипов, навязанных кинематографом, нежели к реальной психоаналитической технологии. Справедливости ради надо сказать, что некоторые психоаналитики эксплуатируют данный стереотип, надеясь предстать перед клиентом «настоящим» психоаналитиком.
Для понимания происходящего аналитик должен иметь возможность видеть все тонкие эмоциональные реакции клиента, а клиент, в свою очередь, должен иметь возможность опереться на эмоциональные реакции аналитика. Положение, занимаемое клиентом на кушетке, не позволяет ни того, ни другого.
Если есть возможность, то аналитик стремится работать дома или в специально снятой квартире. Такое предпочтение обусловлено тем, что самое востребованное и дорогое аналитическое время приходится на вечерние часы, когда официальные учреждения закрываются.
В помещении, в котором проходит анализ, никого, кроме аналитика и клиента, нет, происходящее никто не видит и не слышит. Правило конфиденциальности соблюдается аналитиком неукоснительно.
Психоаналитик «лечит» только словом, психоанализ — это принципиально «разговорный» метод. Никаких таблеток. Как я уже говорил, проблема заключается в том, что ребёнок неправильно сформулировал некую незнакомую для него ситуацию, и, благодаря этой неправильной формулировке, незнакомая ситуация приобрела патогенный характер. Задача психоанализа — найти эти «неправильные» слова и заменить их «правильными» словами.
Психоанализ не терпит тактильного контакта между клиентом и психоаналитиком, поэтому никаких рукопожатий и прочих прикосновений.
Что представляет собой психоанализ по сути
Анализ, по сути, есть процедура создающая условия, при которых вытесненные проблемы появляются в сознании, где они распадаются под действием принципа реальности.
Технология создания данных условий и есть, собственно, психоанализ.
Без психоаналитической процедуры бессознательные, то есть реальные проблемы клиента никогда не «всплывут» в его голове, что лишает его возможности избавиться от них.
Бессознательные проблемы появляется в сознании клиента постепенно. Ближайшая к сознанию проблема самая простая для клиента, последняя в очереди, самая удалённая от сознания, это самая сложная проблема.
Ближайшая к сознанию проблема находится в подсознании человека и составляет контекст, происходящего в его сознании «действа» или «текста». Проще говоря, подсознательная проблема, или проблема, находящаяся в подсознании, определяет то, что и как человек думает, чувствует, определяет его эмоции, непосредственные реакции и пр.
Задача психоаналитика, читая «текст» сознания клиента, понять, какая проблема стоит за данным «текстом», точно сформулировать данную проблему и перевести её в сознание клиента, то есть сделать её очевидной для него.
Может ли сам клиент попасть в своё подсознание и встретиться с проблемой, которая беспокоит его на данный момент. Очевидно, что может. Подсознательная проблема, в отличие от бессознательной, доступна для осознания. Проблема, однако, состоит в том, что клиент лишён возможности правильно сформулировать проблему (в этом проблема самоанализа). А правильная формулировка, и в этом смысл психоанализа, это формулировка, дающая возможность решить проблему.
Неправильно сформулированная проблема не решаема, правильно сформулированная проблема решаема. Строго говоря, правильно сформулированная проблема перестаёт быть проблемой. В этом изящество психоанализа. Достаточно правильно сформулировать проблему, чтобы она исчезла.
Правильная формулировка проблемы принципиально отличается от «страшной» формулировки. «Страшная» формулировка, она потому и страшная, что неправильная, а «правильная» формулировка, она потому и правильная, что делает проблему разрешимой для клиента и потому не страшной.
Клиент не знает, как реально звучит его проблема, он только предчувствует, на уровне онтологической интуиции, что проблема не такова, какой ему кажется, что она не может быть такова. И именно эта интуиция направляет его к психоаналитику, чтобы тот нашёл возможность подтвердить её.
Клиент потому и не лезет в своё подсознание, хотя и может теоретически сделать это, что предчувствует встречу с нерешаемой для себя проблемой. Эту работу делает за него психоаналитик.
Анализируя «текст» сознания клиента по определённому алгоритму, психоаналитик достраивает контекст (проблему) происходящего перед его глазами и делает это таким образом, что подсознательная проблема становится решаемой.
Выводя проблему из подсознания, психоаналитик освобождает «место» в подсознании, которое тут же занимает следующая проблема, «поднимаясь» из бессознательного. Так постепенно бессознательное очищается, и пациент выздоравливает.
Реально психоанализ заканчивается, когда уходят основные психотические симптомы, и клиент возвращает себе ощущение контроля над своей психикой.
Задание клиента на аналитическую сессию
Задание клиента на аналитическую сессию естественно вытекает из сути психоаналитического процесса.
Для того чтобы избавиться от психических проблем, клиенту нужно донести до психоаналитика «текст» своего сознания, так как анализируется именно «текст» сознания.
«Текст» сознания — это то, что происходит с человеком в данный момент времени: его мысли, чувства, эмоции, ассоциации, рефлекторные психические реакции и пр., одним словом, всё, что с ним происходит.
Часть этого «текста» аналитик считывает сам, наблюдая за клиентом во время сессии. Визуальная часть «текста» сознания очень важна, так как она не может быть скрыта клиентом и практически не корректируется сопротивлением.
Другая часть «текста» сознания — это течение мысли и актуальное состояние чувственно-эмоциональной сферы. Донести эту часть «текста» до аналитика — задача клиента. Аналитик бы и рад взять эту работу на себя, да не может, в голову к клиенту не залезешь.
Для выполнения этого задания клиенту необходимо рассказывать всё, что с ним происходит, полностью, исключая цензуру.
Необходимость говорить всё, что происходит в «голове», без каких-либо исключений, — это принципиальное требование анализа.
От клиента требуется простой рассказ о своей актуальной душевной жизни.
Психоанализу никак не обойтись без анализа снов клиента. Сны являются, по сути, текстом подсознания. Предоставляя для анализа свои сны, клиент позволяет психоаналитику увидеть своё подсознание непосредственно, минуя анализ «текста» сознания.
Сны печатаются или записываются клиентом на отдельном листе. Во время записи сна цензура должна быть устранена. Текст сна представляет собой подробное и последовательное его описание, включая описание изменения эмоционального состояния во время сна.
Психоанализ требует от клиента спонтанности и непосредственности в поведении и выражении своих эмоций. Однако соблюдать при этом некий гигиенический минимум контроля необходимо, психоаналитик тоже человек, и ничего человеческое ему не чуждо.
Оплата
Оплата аналитических сессий деньгами является элементом психоаналитической технологии. Бесплатный анализ — это нонсенс.
Необходимость оплаты аналитических сессий, часто значительной для клиента, вносит в его представление о мире принцип реальности, который удерживает психику от соскальзывания в бред.
Во время анализа клиент неосознанно строит свои отношения с аналитиком, как со своим отцом (матерью), сам при этом превращаясь в ребёнка. Данное явление получило название «переноса». Если аналитик мужчина, то на него переносится образ отца, если аналитик женщина, то образ матери.
Психоанализ, во многом, есть анализ индивидуальных особенностей этого переноса. Если аналитик будет работать бесплатно, то клиент спутает его со своим родителем окончательно, впадёт в «детство» и потеряет саму возможность посмотреть на эти отношения со стороны.
Психоанализ — это дорогая процедура, с этим ничего не поделаешь, аналитиков мало. Другое дело, что финансовые возможности людей разные, и то, что дорого для одного, то не составляет труда для другого.
Режим оплаты, представленный в аналитическом договоре, наиболее оптимален, он блокирует ряд специфических сопротивлений возникающих на почве финансовых отношений между аналитиком и клиентом, что значительно повышает эффективность анализа.
Обязательность посещения клиентом всех предоставляемых психоаналитиком сессий и обязательность их оплаты — правило, введеное ещё Фрейдом. Не могу с ним не согласиться, практика показывает, что только таким образом можно сохранить психоанализ для клиента, любое отклонение от данного правила перерастает в непреодолимое сопротивление колиента психоанализу и, в конечном итоге, приводит к его развалу.