излить мольбы признанья пени что значит пени
Письмо Онегина к Татьяне. Эссе
Письмо Онегина к Татьяне. Эссе
( По роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин» )
Прежде всего я попробовала найти в Интернете иллюстрацию к сцене написания Онегиным письма к Татьяне. Надо же. Попалось всего два изображения. А какое огромное число художников посвятили именно Татьяне свои картины. Это говорит о большом сочувствии нашего народа именно к героине романа. Вслед за Пушкиным, наверное, каждый из нас мог бы сказать: «Я так люблю Татьяну милую мою».
Посмотрим, почему письмо героя не вызвало такого же сердечного отклика у читателя.
Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности заметя,
Я ей поверить не посмел:
Привычке милой не дал ходу;
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
«Искрой нежности» он называет костёр, пылающий в душе и письме Татьяны. Зачем такое снижение? Дескать не любовное послание с просьбой объяснить девушке происходящее с ней, мудро помочь, не её томление в его присутствии, а всего лишь мелькнувшая искорка. В данном случае герой пытается снять с себя ответственность за вызванное им чувство.
Татьяне ли он не поверил, что тоже вызывает сомнения. Он не поверил самому себе, тому второму «Я», что жило в нём и что подсказало ему, какое чудо самовыражения может произрастать на провинциальной почве.
И опять он хочет показать своё благородство: «Привычке милой не дал ходу». «Милая привычка» в те времена означала попытку завладеть девичьей честью и ретироваться, о чём можно найти достаточно примеров в русской литературе. Потом внебрачных детей от таких случайных связей отправляли в крестьянские избы, а в лучшем случае воспитывали как дальних бедных родственников, оставляя их себе затем в услужение.
Однако это, конечно, не об Онегине, о благородстве души которого пишет сам автор.
Но такой вариант, как возможный, Онегин озвучивает в конце своего объяснения с Татьяной в саду четыре года назад:
«Не каждый Вас как я поймёт,
К беде неопытность ведёт».
«Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.»
Наконец сказано главное: герой не захотел потерять хоть и постылую, но свободу. Ухаживай он за Татьяной, и пришлось бы неотвратимо идти под венец при его порядочности.
Конечно же, человек сделал свой выбор, совершил благородный поступок, и осуждению не подлежит.
Хотя совесть его всё же не на месте, как становится ясно.
«Еще одно нас разлучило.
Несчастной жертвой Ленский пал.
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал
Чужой для всех, ничем не связан,
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан.»
Онегин оторвал себя от этих мест в первую очередь потому, что вынужден был скрываться после смертоубийственной дуэли. Участие уже в запрещённых в то время поединках наказывалось и при более счастливом их исходе, а здесь произошла трагедия.
Вот так невольно, по оговорке Онегина, Ленский оказался «разлучником».
А не произойди этих событий, разве не уехал бы всё равно герой из имения. С его «охотой к перемене мест» и уже совершившимся менторским отказом.
«Чужой для всех, ничем не связан. » Конечно же, он должен был давать себе отчёт, что для семьи Лариных он не чужой, хотя таковым его могло сделать убийство жениха Ольги. Но христианская мораль не позволяет им ненавидеть даже убийцу, тем более убийцу поневоле.
И «связан» он всё же оказался и письмом Татьяны, и их встречей в саду и тем количеством слов, которые он потратил на влюблённую в него девушку.
Прожив достаточно грязную личную жизнь в Петербурге ( что было нормой для великосветских баловней того времени ) Онегин, нимало не смущаясь, корит бедную провинициалку за её опрометчивый, но чистый поступок.
А теперь прокомментируем дотошное описание героем подробных проявлений своей внезапной страсти:
«Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!»
А то, что чувство это всё же мелкое, при всей силе обуревающей Онегина страсти, говорит тот факт, что ему достаточно удовлетворить свой инстинкт в форме адюльтера. Больше ему предложить нечего.
Опять наступать на те же грабли? Совратить замужнюю даму. А история с Ленским уже забыта. Опять дуэль. Вряд ли можно отнести мужа Татьяны, генерала, к тем блаженным мужьям-рогоносцам, которых когда-то знавал Онегин. Он-то как раз-таки высоко оценил девушку из провинции, женившись на ней.
Так чем же завершается это письмо?
Неужели тот самый Онегин взывает к жалости:
«Когда б вы знали, как ужасно
Томиться жаждою любви,
Пылать – и разумом всечасно
Смирять волнение в крови;
Желать обнять у вас колени
И, зарыдав, у ваших ног
Излить мольбы, признанья, пени,
Всё, всё, что выразить бы мог. «
Ну, конечно, Татьяна не знакома с этим чувством,
«Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё на воле. «
«Но так и быть: я сам себе
Противиться не в силах боле;
Всё решено: я в вашей воле,
И предаюсь моей судьбе. «
Письмо Онегина Татьяне + анализ
Из романа Пушкина «Евгений Онегин» можно, как из достоверного источника, узнать фактически все, что касается той эпохи, вплоть до того, чем питались, и как одевались люди. Предлагаем ознакомится с текстом письма Онегина Татьяне и его кратким анализом.
Письмо Онегина к Татьяне текст
Предвижу всё: вас оскорбит
Печальной тайны объясненье.
Какое горькое презренье
Ваш гордый взгляд изобразит!
Чего хочу? с какою целью
Открою душу вам свою?
Какому злобному веселью,
Быть может, повод подаю!
Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности заметя,
Я ей поверить не посмел:
Привычке милой не дал ходу;
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
Еще одно нас разлучило…
Несчастной жертвой Ленской пал…
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал;
Чужой для всех, ничем не связан,
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан!
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой всё ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!
И я лишен того: для вас
Тащусь повсюду наудачу;
Мне дорог день, мне дорог час:
А я в напрасной скуке трачу
Судьбой отсчитанные дни.
И так уж тягостны они.
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
Боюсь: в мольбе моей смиренной
Увидит ваш суровый взор
Затеи хитрости презренной —
И слышу гневный ваш укор.
Когда б вы знали, как ужасно
Томиться жаждою любви,
Пылать — и разумом всечасно
Смирять волнение в крови;
Желать обнять у вас колени,
И, зарыдав, у ваших ног
Излить мольбы, признанья, пени,
Всё, всё, что выразить бы мог.
А между тем притворным хладом
Вооружать и речь и взор,
Вести спокойный разговор,
Глядеть на вас веселым взглядом.
Но так и быть: я сам себе
Противиться не в силах боле;
Всё решено: я в вашей воле,
И предаюсь моей судьбе.
Развернутый анализ письма Онегина к Татьяне с цитатами
Письмо Онегина к Татьяне датировано 25 октября 1831 года. Онегинское послание служит своеобразной антитезой к письму Татьяны. Его пишет мужчина, прошедший жизненные испытания. Будучи не всегда искренним сам, манипулируя людьми и их чувствами, он в своем письме подозревает подобные чувства и действия в других:
Какому злобному веселью,
Быть может, повод подаю!
Но подозревать Татьяну в «злобном веселье» — это значит, совсем не знать ее.
Когда Евгений Онегин впервые увидел Татьяну, он все же обратил на нее внимание. Достаточно вспомнить, что он сказал Ленскому после своего первого визита к Лариным. Но Татьяна была еще угловатой девочкой с неразвившейся фигуркой. Она поспешила с написанием письма, и напугала Онегина признанием. Мужчинам привычнее быть охотниками. На них нельзя оказывать давления. Это слышится и в письме Онегина.
Я ей поверить не посмел:
Привычке милой не дал ходу;
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
Когда Онегин впервые встретил Татьяну на светском рауте, он уже на подсознательном уровне понимал, что не может жить один, что ему нужна подруга.
Случайно, или нет, но Пушкин не упоминает о том, на каком языке писал Онегин: и критики на эту тему продолжают спорить. Памятуя о том, что наши герои французский знали лучше русского, можно предположить, что и Евгений писал Татьяне на языке любви – то есть по-французски.
Анализ письма показывает, что Онегин не мог поверить, что некогда влюбленная барышня, боявшаяся поднять на него глаза на своих именинах, и готовая расплакаться за столом, теперь вела себя с ним холодно и равнодушно. И как бы он ни пытался, он не мог прочесть в ее глазах ни малейшего душевного волнения. Эта холодность и побудила его написать ей письмо. Онегин прекрасно осознает, что написанием этого письма он нарушает моральный кодекс и компрометирует Татьяну, несмотря на то, что та его не замечает.
В письме Онегина нет признания в любви, как такового, хотя именно эту цель ставит перед собой Евгений – показать, как он влюблен в Татьяну. В этом письме прослеживается только одна мысль:
поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами.
Нет. Это письмо пишет явно не робкий юноша, признающийся в первой любви. Онегин не упускает случая, чтобы позволить себе скрытый шантаж по отношению к Татьяне.
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
В этом послании просматривается эгоизм Онегина. Он пишет о себе, своих желаниях, и его совершенно не заботит, какими последствиями это чревато для Татьяны. Он говорит только о своем блаженстве.
В эмоциональном плане письмо Онегина более флегматично, в сравнении с письмом Татьяны. Но если вспомнить о том, что это письмо написано человеком, относившимся к людям с презрением, глядевшим на всех свысока, и до сих пор не ведавшим любви, то можно сказать, что оно написано весьма эмоционально.
Это письмо также как и письмо Татьяны является вставным элементом в композиции, и также написано стихом с вольно чередующимися рифмами. Внутри письма нет разделения на отдельные строфы. Оно на 19 строк короче, чем письмо Татьяны. В поэме это послание представлено как существующее в реальности.
Послание Евгения Онегина помогает читателю понять внутренний мир главного героя, нравственные изменения, произошедшие в его сознании со времени дуэли с Ленским.
Краткий анализ письма Онегина к Татьяне
В своем письме к Татьяне Онегин сожалеет об упущенных возможностях, говорит о том, что в свое время не посмел поверить «искре нежности» от Татьяны, к тому же печальные обстоятельства, связанные с гибелью Ленского, послужили причиной их расставания. Онегин откровенно признаётся, что он считал, познакомившись с Татьяной, что «вольность и покой» заменят ему семейное счастье, но он ошибался в этом:
Я думал, вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан.
Онегин понимает, что его письмо может неприятно задеть чувства Татьяны, ведь она замужем за важным человеком, благодаря которому и сама занимает высокое положение в обществе. Но он не теряет надежду на ее благосклонность, говоря ей о своей любви и преданности, подбирая самые красивые слова, способные тронуть сердце любой женщины:
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!
Онегин говорит о совершенстве Татьяны, признаваясь в том, что испытывает настоящие муки любви.
Теперь он не тот самовлюбленный красавец, который легко мог отвергнуть любовь девушки, в своем обращении к Татьяне Лариной он предстает перед читателями как поверженный любовью, как несчастный и одинокий человек, так и не сумевший найти своего счастья. Он раскаивается в том, что в своё время когда-то не оценил чувств Татьяны и отверг ее любовь, считая тогда, что он не создан «для блаженства».
В письме он обращается к Татьяне не как к той нежной девушке, которую знал раньше, а как к важной и уважаемой даме с гордым взглядом, как к женщине из высшего общества. Именно к такой Татьяне у Онегина проснулась любовь, а это говорит о том, что, скорее всего, он был очарован именно ее положением в обществе, а не ей самой.
Анализа письма Онегина с планом
Онегин понимает, что Татьяна может быть оскорблена его признанием, ведь она теперь замужняя женщина. Татьяна может презирать его, или объяснение может подать ей повод к «злобному веселью». Но он решается написать письмо Татьяне, теперь уже светской даме, княгине. И в этом проявляется его смелость, решительность и надежда.
Онегин искренне признаётся, почему не ответил при первой встрече на чувство девушки, раскаивается в своём эгоизме:
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
Ещё одно нас разлучило …
Несчастной жертвой Ленский пал …
я думал, вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан.
Онегин искренне пишет о своих душевных страданиях («мучаюсь», «как ужасно томиться жаждою любви», «излить мольбы, признанья»), Онегин и раньше заметил в Татьяне «искру нежности», а теперь ему кажется, что он осознаёт душой всё её совершенство, при этом надеется на ответное чувство замужней женщины.
Анализ послания к Татьяне с предысторией
Через несколько лет, Онегин вернулся в Петербург, после путешествия по Европе. Однажды на бал приезжает дама с генералом, всё внимание общества приковано к незнакомке. К своему удивлению, Онегин узнаёт в “законодательнице зал” Татьяну. Онегин потрясён, Татьяна жена князя, родственника Евгения. Простота и спокойствие светской дамы сводят Онегина с ума, он теряет голову от любви. Татьяна холодна и сдержанна. Получив приглашение от князя, Онегин мчится в гости, но Татьяна неприступна.
Онегин пишет ей письмо, как когда-то она, но не получает ответа. В письме герой признаётся в чувствах, сожалеет, что выбрал свободу и развлечения, не разглядел и не понял глубину чувств Татьяны. Он сожалеет, боясь оскорбить чувства замужней дамы. Онегин так и не постиг характера Татьяны, её нравственность, он влюблён в холодный образ светской дамы. Онегин не надеется на снисхождение, он готов на всё, лишь бы видеть свой идеал: “Улыбку уст, движенье глаз ловить влюбленными глазами.”
Онегин признаёт поражение, которое нанёс себе сам. Отдаёт себя на волю судьбы:
Но так и быть: я сам себе
Противиться не в силах боле;
Всё решено: я в вашей воле,
И предаюсь моей судьбе.
Он шлёт ещё несколько писем, но ответа нет. Потеряв терпение, Онегин наносит визит Татьяне и застаёт её в слезах-она читала его письма. Настаёт черёд Татьяны дать урок Онегину. Княгиня признаётся в любви, но остаётся непреклонна в вопросах замужества.
“Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна”
Татьяна просит не преследовать её и навсегда расстаётся с Онегиным.
XXIII
3–4 Первоначально (варианты и вычеркивания в беловой рукописи) у Пушкина муж Татьяны и Онегин вспоминали «затеи, мненья… друзей, красавиц прежних лет», чем подтверждается факт, что князь N. был старше своего родственника Онегина лет на пять-шесть, не больше, т. е. ему было около тридцати пяти лет.
В напечатанном тексте прославленной, но по существу трескучей политико-патриотической речи, которую 8 июня 1880 г. при стечении истерически восторженной публики произнес на открытом заседании Общества любителей российской словесности Федор Достоевский, тогдашний сверх всякой меры захваленный автор сентиментальных и готических романов, рассуждая о Татьяне как «положительном типе русской женщины», пребывает в странном заблуждении, будто ее муж — «честный старик». Помимо этого, Достоевский убежден, что Онегин «скитается… по землям иностранным» (т. е. повторяет ошибку Проспера Мериме, писавшего в «Исторических и литературных портретах» [Париж, 1874], гл. 14: «Онегин принужден на многие годы покинуть Россию») и что он потерялся «в новой блестящей недосягаемой обстановке», — иными словами, становится ясно, что Достоевский, собственно, не прочел «ЕО».
Публицист Достоевский был одним из пламенных вещателей тяжеловесных банальностей (слышимых до наших дней), грохот которых увенчивается смехотворным результатом низведения Шекспира и Пушкина до бесцветного уровня глиняных идолов академической традиции — от Сервантеса до Джордж Элиот (уж не говоря о рассыпающихся на глазах Маннах и Фолкнерах нашего времени).
XXIV
Согласно Томашевскому (Сочинения 1957, V, 627), строфы XXI–XXVI, включая их варианты, были переработаны и приобрели окончательный вид в июне 1831 г. в Царском Селе, после того как была закончена (в Болдине осенью 1830 г.) вся глава, кроме письма Онегина.
1 Тут был. Повторяющаяся интонация при перечислении прибывших на блестящий раут (строфы XXIV–XXVI) слишком напоминает интонацию «Дон Жуана» Байрона, песнь XIII, строфы LXXXIV–LXXXVIII («Там был и сэр Болл-Тун…», «Там граф Тирэ, большой аристократ..», «Там были благородные вельможи…» и т. д. ), чтобы говорить о случайном совпадении.
XXVI
1 *** Фамилия Пролазов, или Проласов, происходит от существительных мужского рода «пролаз, пролаза», означающих — «карьерист», «льстец», «сикофант». Пролазов — осмеиваемый персонаж русских комедий восемнадцатого века и лубочных картинок.
Принятая в изданиях Пушкина конъектура после «был» — Андрей Сабуров (1797–1866), впоследствии тупоумный директор императорских театров, лицо, едва известное Пушкину, — основывается на ряде абсолютно бездоказательных догадок, и я не считаю нужным даже обсуждать это. Было бы намного интереснее выяснить, часто ли среди шаржей Сен-При (где они хранятся?) можно встретить портреты Оленина.
Юный художник застрелился: по одной версии, в Италии, в день Пасхи, в соборе, а по другой — на глазах эксцентричного англичанина, который обещал выплатить его карточные долги в обмен на зрелище самоубийства.
Пушкин намеком говорит о карикатурах Сен-При также в маленьком стихотворении 1829 г., которое обращено к N. N. («Счастлив ты в прелестных дурах»).
6 картинкою журнальной. Подразумевается — картинкой из журнала мод.
7 вербный херувим. От «вербы», представляющей собою одну из разновидностей ивы. Имеются в виду бумажные фигурки ангелов (их приклеивали к пряникам и т. п.), продававшиеся ежегодно на ярмарках в вербную неделю — последнюю неделю перед Пасхой.
10 Перекрахмаленный. Подразумевается шейный платок. Моду слегка подкрахмаливать его завел Красавчик Браммел в первые пятнадцать лет девятнадцатого столетия. Его последователи в 1820-е годы шокировали вкусы французского и русского общества, крахмаля платок слишком сильно. Сам Браммел в последний период жизни, обитая в Кане (он начал терять рассудок году в 1837-м и впал в безнадежное душевное расстройство летом 1838 г.), кажется, крахмалил свои кембриковые галстуки сильнее, чем прежде.
XXVII
13–14 Запретный плод вам подавай, / А без того вам рай не рай. Очень редкий случай, когда восемь русских слогов приходится передавать тринадцатью английскими. Частично это вызвано тем, что английские эквиваленты слов «запретный», «вам» и «рай» длиннее, частично — идиоматической насыщенностью русского текста.
XXVIII
XXIX
10 Боа пушистый. В беловой рукописи было — «змею соболью»: изысканно и щеголевато.
13 Возможно, переложенная по-русски принятая в семнадцатом веке формула для обозначение лакеев «le peuple bariolé».
XXXI
8 Пушкин знал, что это не так, но все-таки ввел это ханжеское наставление ради своей юной невесты, вдохновляясь надеждой, что, прочтя написанное Пушкиным, она бы могла покончить со своими привычками «московской барышни».
XXXII
7 В конце строки отсутствует знак препинания, однако это, конечно, недосмотр переписчика или наборщика.
14 точь в точь. с вычитанной из книг романтической настроенностью Татьяны в главе Третьей, решает облечь свое весьма галльское по духу послание в русскую неокарамзинскую стилистику и пренебречь литературными приемами привычных ему французских авторов? Остается лишь гадать. Так или иначе, письмо введено в рассказ без каких-либо ухищрений или оговорок. Читатель не забыл, какие трудности, по его собственному признанию (глава Третья, XXVI–XXXI), вынужден был преодолевать Пушкин, «переводя» письмо Татьяны.
Письмо Онегина к Татьяне
1 Ср.: Руссо, «Юлия» (от Сен-Пре к Юлии), ч. 1, письмо II: «Я заранее чувствую силу вашего гнева…».
10 Ср. «каплю жалости» в письме Татьяны и «искру добродетели» в первом пространном письме Юлии к Сен-Пре.
16 Несчастной жертвой Ленский пал… «Bon goût» и нечистая совесть мешают его стилю стать ясным. Жертвой чего? Ревности? Чести? Судьбы? Меткости Онегина? Онегинской «ennui» — тоски и скуки?
Глубокомысленный комментатор мог бы тут заметить, что впавший в прострацию англичанин наложит на себя руки, тогда как ипохондрик-русский прикончит приятеля — так сказать, совершив самоубийство посредством ближнего.
17–18 Такого рода риторические ходы стали излюбленными у поэтов пушкинского времени. Ср.: Баратынский, «Бал», строки 223–224:
20–21 Я думал вольность и покой / Замена счастью. Ср. у Пушкина последнюю строку оды «Вольность» (1817) и небольшое стихотворение, которое начинается «Пора, мой друг, пора…» (восемь строк шестистопным ямбом, написано ок. 1835 г.) строка 5:
«Покой» сочетает значения «мир», «отдохновенье», «умиротворение», «умственное спокойствие» (см. также «Путешествие Онегина»: [XVIII], 13.) В других случаях (глава Вторая, XXXI, 14) «замена счастию» — «привычка».
30 Бледнеть и гаснуть. Почти буквальный повтор главы Четвертой, XXIV, 2: «[Татьяна] Бледнеет, гаснет».
48 Закругленное выражение, передающее мольбу и преданность; постоянно встречается в тогдашних европейских романах. См., например, «Валерию» мадам де Крюднер, письмо XLII: «Я [Динар] бросился к ее [Валерии] коленям, сжимая их со страстью».
В эпистолярном романе Ричардсона «История сэра Чарлза Грандисона», т. 1, письмо XXIX к мисс Селби от понедельника 20 февраля, мисс Байрон в портшезе доставлена коварным носильщиком в дом, где сэр Харгрейв Поллексфен «бросился к моим ногам»; «[она] пала на [свои] колени, простирая [свои] руки [к одной из покидавших комнату женщин]». Затем она падает на колени перед подлецом. Затем бросается на оттоманку. Затем он бросается к ее ногам. Затем он обнимает ее колени своими мерзкими руками (о похожей сцене у мадам де Сталь см. мой коммент., к главе Третьей, X, 3).
49–51 Жанти Бернар рекомендует будущим влюбленным в своем «Искусстве любить» (1761), песнь II, строки 218–19:
— и Онегин точно следует этим наставлениям в главе Восьмой, XLI–XLII.
XXXIII
6 Его не видят, с ним ни слова. Нескрываемое равнодушие Татьяны подчеркнуто тем, что подлежащее в этой фразе отсутствует, а глагол дается во множественном числе, с опущенным «они». В действительности, перед нами галлицизм: «On ne le voit pas, on ne lui parle pas».
XXXIV
XXXV
2–6 Прием перечисления авторов, хотя и типичный для Пушкина (которому вообще доставляет наслаждение называть друг за другом предметы, места, чувства, поступки и т. д.), не им придуман. В самом деле, список, даваемый в этих строках, ничто перед невероятным каталогом книг, прочитанных Фобласом (у Луве де Кувре, «Год из жизни кавалера де Фобласа»; см. коммент. к главе Первой, XII, 9–10), пока он вынужденно томился в одиночестве. Там не десять авторов, как у Онегина, а сорок, и читатель встречает среди них старых знакомых — Колардо, Дора, Бомарше, Мармонтеля, де Бьевра, Грессе, Мабли, Жана Батиста Руссо, Жана Жака Руссо, Делиля, Вольтера и пр.
–25 г. две иностранные книги, которые в тот сезон пользовались особой популярностью: «Мемуары Жозефа Фуше, герцога Отрантского» — Фуше возглавлял полицию при Наполеоне (2 тома, Париж, сентябрь и ноябрь 1824 г.) и «Разговоры лорда Байрона» (французское переложение книги Медвина, сделанное Пишо; см. коммент. к главе Третьей, XII, 10).
Перечисления — прием, который очень любил и дядя Пушкина — Василий Пушкин, вызвавший пародию Дмитриева, который напечатал (в Москве в 1808 г., пятьдесят экземпляров для частного распространения) прелестную поэму четырехстопным ямбом, где описывается заграничное путешествие Василия Пушкина (в 1803 г.; он рассказал о своей поездке в июньской и октябрьской книжке «Вестника Европы» за тот же год). Поэма озаглавлена «Путешествие N. N. в Париж и Лондон». В ч. III читаем (строки 21–27):
«Корнилий» — шутливая форма фамилия «Корнель»; три слога в фамилии Шекспира — указание на ее французский выговор; «Поп» — французский вариант имени «Поуп»; «Гюм» — французская транскрипция имени «Юм» в русском произношении; все остальное — русские формы и транскрипции.
«Арап Петра Великого», начата 31 июля 1827 г, Пушкин, судя по разным наметкам эпиграфа, думал предпослать первой главе цитату из «Журнала путешественника»:
2 Гиббона, Эдвард Гиббон (1737–94) — английский историк. Возможно, Онегин прочел французский перевод (Париж, 1793) мемуаров Гиббона; это издание имелось и в библиотеке Пушкина. Восемнадцать томов «Истории упадка и гибели Римской империи» (Париж, 1788–95), перевод Леклерка де Сет-Шена с английского оригинала, потребовали бы от Онегина не менее месяца.
2 Вдосталь начитавшись Гиббона, Онегин, я полагаю, обратился к «Юлии» Жана Жака (см. коммент. к главе Третьей, IX, 7) или к его «Исповеди», но не к дидактическим сочинениям. Двух недель чтения Руссо, думается, было бы ему достаточно.
3 Манзони. Алессандро Франческо Томмазо Антонио Мандзони (1785–1873), старательный и набожный, простодушный автор таких сочинений, как «романтическая» трагедия «Граф де Карманьола» (Милан, 1820), которую Онегин, возможно, читал по французскому переводу Клода Форьеля «Le Comte de Carmagnola» (Париж, 1822). Есть и перевод Огюста Троньона (Париж, 1822). Думаю, Пушкин предпочел бы увидеть в руках героя «Les Fiancés, histoire milanese, etc.», французское переложение, принадлежащее Рею Дюссюе (Париж, 1828), романа Мандзони «Обрученные» (1827), где эхом отзываются воспарения миссис Радклиф, однако эта книга появилась позднее, чем происходит действие.
В беловой рукописи на месте Манзони стоит зачеркнутая фамилия Лаланд (Жозеф Жером Лефрансе де Лаланд, 1732–1807, французский астроном).
3 Иоганн Готтфрид фон Гердер (1744–1803) — немецкий философ.
В том случае, если наш герой не владел немецким языком, а он им, как мы знаем не владел, или же к нему не попал один из пробных экземпляров французского издания труда Эдгара Кине, в 1825 г., двадцати двух лет от роду переведшего первый том гердеровских «Идей к философии истории человечества» (1784–91; «Idées sur la philosophie de l’histoire de l’humanité», — я заставил себя перелистать издание 1827–28 гг.), остается непонятным, каким образом он мог познакомиться с рижским мыслителем, который «заставляет вспомнить болезненный нрав сторонящегося людей и постаревшего Руссо», — что так схоже с настроениями Онегина
4 Шамфора. Подразумеваются, конечно, «Максимы и мысли», вошедшие в состав «Сочинений [Себастьена Рок Никола] Шамфора», «собранных и изданных одним из его друзей» (т. IV, Париж, 1796; у Пушкина было издание 1812 г.).
«Я спросил у M. N., отчего он более не появляется в свете? Он ответил мне: „Оттого что я более не люблю женщин и слишком хорошо знаю мужчин“».
«У врача Бувара был на лице шрам в форме буквы С, сильно портивший его внешность. Дидро говорил, что этот рубец остался у него после того, как он неловко отвел занесенную над ним косу смерти».
«Во время войны в американских колониях один шотландец говорил французу, показывая ему нескольких американских пленных: „Вы сражались за своего короля, я — за своего; но взгляните на этих людей — за кого сражаются они?“»
«Не могу вспомнить, кто это сказал: „Мне бы хотелось увидеть, как последнего короля удавят кишкой последнего попа“»
Последняя максима отсылает к строкам (которые Лагарп в «Лицее» приписал Дидро):
Согласно О. Герлаку, «Французские цитаты» (Париж, 1931), с. 218, примеч.: «Долгое время приписывали эти стихи Дидро, у которого на самом деле в „Элютероманах, или Отречении Короля бобов“ (1772) есть два похожих стиха. Но те, кто желали бы узнать настоящего автора, должны принять во внимание, что тут лишь парафраз присловья, которое связывается с именем кюре д’Этрепиньи в Шампани Жана Мелье, — Вольтер напечатал отрывок из его завещания, впрочем, считающегося апокрифическим, и в этом отрывке читаем: „Мне бы хотелось, — и пусть это будет самым последним, самым пламенным моим желанием, — мне бы хотелось, чтобы последнего короля удавили кишкой последнего попа“». Те же две строки были перефразированы в русском четверостишии примерно 1820 г., которое некоторые приписывают Пушкину, хотя оно, вероятно, принадлежит Баратынскому. Оно ходило в списках с заменой «последнего» царя и попа на «русского»:
4 Madame de Stael. «Дельфине», которая, как и «Юлия», была среди любимых романов юной Татьяны.
4 Биша. Выдающийся врач, анатом и физиолог Мари Франсуа Ксавье Биша (1771–1802), автор «Физиологических исследований о жизни и смерти» (Париж, 1799; просмотренное мною 3-е изд. — 1805). Он различал в каждом существе два рода жизни: «органическую жизнь», которая определялась асимметричным внутренним строением тела, и «животную жизнь», определяющуюся симметричным внешним строением тела. Онегина мог особенно заинтересовать раздел шестой, трактующий физиологию страстей, — там доказывается, что все страсти оказывают воздействие на функции организма. Биша оставил превосходные страницы о том, как умирает сердце, легкое, мозг; сам он умер в еще более молодом возрасте, чем Пушкин.
4 Тиссо. Симон Андре, а по другим сведениям, Самуель Огюст Андре Тиссо (1728–97), знаменитый швейцарский врач, автор труда «О здоровии литераторов» (Лозанна и Лион, 1768).
«Ничто в мире так не споспешествует здоровью, как живость, которую общество поддерживает в нас, но удаление от общества убивает… В уединении рождается мизантропия, это чувство подавленности… это отвращение ко всему…».
Читая Тиссо, Онегин следовал совету Бомарше: «Если… ваш обед оказался невкусным… тогда оставьте моего „Цирюльника“… просмотрите образцовые труды Тиссо о воздержании или же размышляйте о политике, экономике, диете, философии и морали» («Сдержанное письмо о провале и о критике „Севильского цирюльника“», служащее предисловием к пьесе «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность», «комедии в четырех актах, представленной и провалившейся в театре Французской комедии в Тюильри 23 февраля 1775», напечатана в «Полном собрании сочинений Пьера Огюстена Карона де Бомарше», Париж, 1809, т. 1).
Любопытно, что в маленькой трагедии «Моцарт и Сальери» (написана в 1830 г.) Бомарше у Пушкина дает Сальери, по свидетельству самого Сальери, совершенно иной совет (сц. II, строки 31–35):
— Пьера Франсуа (1768–1854), автора «Описания войн эпохи Революции вплоть до 1815» (Париж, 1820) и «О латинской поэзии» (Париж, 1821).
5 скептического Беля. Пьер Бейль (1647–1706), французский философ.
Что именно прочел из него Онегин? Возможно, изумительно циничное и неточное изложение, с малопристойными примечаниями, истории Абеляра (ум. 1142) и Элоизы (ум. 1163) в «Историческом и критическом словаре» (Роттердам, 1697; у Пушкина было издание А. Ж. К. Бешо, 1820–24, 16 томов).
6 творенья Фонтенеля. –1757), новое издание полного собрания сочинений в 3 томах которого появилось в Париже в 1818 г., мог привлечь Онегина своими «Разговорами о множестве миров» (1686) или, еще скорее, «Рассуждением о терпении» (1687).
Но более вероятно предположить, не забывая тень Ленского и тот беспечный разговор о радостях сельской жизни, который происходит в главе Третьей, I–II, что Онегин выбрал «Пасторальные стихотворения, с приложением трактата о природе эклоги» (1688). Лучшим произведением Фонтенеля остаются, однако, «Диалоги мертвых» (1683), где сквозь поверхностное остроумие и жесткие рационалистические схемы того времени пробивается сильная и ясная мысль.
7–8 Среди русских поэтических произведений, увидевших свет в конце 1824 и начале 1825 г., особо отмечались тогдашней критикой: сборник стихотворений Жуковского; «Бахчисарайский фонтан» Пушкина; отрывки из «Горя от ума» Грибоедова (в «Русской Талии»; см. коммент. к главе Первой, XXI, 5–14).
Кроме того, были хорошие отзывы о «Думах» Рылеева и о стихотворениях Пушкина, Баратынского, Кюхельбекера, Дельвига, Языкова и Козлова в различных журналах.
«Северные цветы на 1825 год», вышедшем в свет к Рождеству 1824 г., Онегин мог обнаружить фрагмент в четыре строфы (глава Вторая, VII–X), описывающий чистую душу юного идеалиста, чья жизнь была оборвана его рукой четыре года назад (14 янв. 1821 г.).
В последнюю неделю февраля 1825 г., приобретя главу Первую, он, улыбаясь, — не то снисходительно, не то с ностальгией — прочел бы о себе, Каверине, Чаадаеве, Катенине и Истоминой, когда старинный его приятель принимается любовно вспоминать свою безалаберную юную жизнь в 1819–20 гг.
Примерно в ту же пору (начало 1825 г.) он мог бы найти в трех первых номерах «Сына Отечества» за тот год ядовитую критику Булгарина, разбирающего тома X и XI карамзинской «Истории государства Российского» (Булгарин считал, что Карамзин несправедливо изображает царя Бориса Годунова злодеем).
«альманах», как оно употреблялось в России, обозначая более или менее регулярно выходящие сборники новых литературных произведений, стало общепринятым с выходом в 1796 г. альманаха «Аониды», изданного Карамзиным в подражание знаменитому французскому «Almanach des Muses», который выходил с 1764 по 1833 г. и представлял собой «recueil» тут же всеми забываемых (хотя было и несколько выдержавших испытание временем) стихотворений.
Пушкин писал шефу корпуса жандармов генералу Бенкендорфу (граф Александр Бенкендорф, 1783–1844) 24 марта 1830 г. из Москвы: «Г-н Булгарин, утверждающий, что он пользуется некоторым влиянием на вас [Булгарин был политическим агентом], превратился в одного из моих самых яростных врагов из-за одного приписанного им мне критического отзыва…».
Правда, «Литературная газета» Дельвига, в которой главную роль играл Пушкин, напечатала резкие критические разборы двух очень посредственных, но популярных романов Булгарина (нравоучительно-сатирического «Ивана Выжигина», 1086 с., и исторического романа «Димитрий Самозванец», 1551 с.), опубликованных соответственно в марте 1829 г. и в марте 1830 г.; особенно убийственной была неподписанная статья Дельвига («Литературная газета», № 14, 1830), которую Булгарин счел вышедшей из-под пера Пушкина; но особой причиной, спровоцировавшей булгаринские выпады, стала ходившая в списках эпиграмма Пушкина (написана в феврале 1829 г.). Вот она: