Гадкие лебеди стругацкие о чем книга

Аркадий и Борис Стругацкие «Гадкие лебеди»

Братья Стругацкие являются самыми знаменитыми представителями советской фантастики. Совместное творчество их началось с выхода повести «Страна багровых туч» в 1959 году, которое сразу же сделало их знаменитыми. Каждая последующая книга писателей воспринималась читателями и критиками с восторгом. По сей час книгами Стругацких зачитываются и стар, и млад.

История создания книги

Повесть «Гадкие лебеди» была написана в 1967 году, однако в России ее напечатали через двадцать лет из-за цензуры. Это не помешало любителям книг в жанре научной фантастики ознакомится с произведением с помощью самиздата. До выхода в свет на родине сочинение было напечатано в ФРГ в 1972 году, причем авторы были даже не в курсе происходящего.
Повесть в ССССР напечатали только в 1987, и под другим названием — «Время дождя». Позже ее авторы использовали элементы этой книги в романе «Хромая судьба».

Краткое содержание книги «Гадкие лебеди»

Действие в повести разворачивается в неизвестной стране, по всей видимости западноевропейской, где политический режим является тоталитарным. Страна двадцать лет назад прошла через войну, и главный герой по фамилии Банев является ее ветераном.

Сейчас он — знаменитый писатель. Ему около сорока, он ведет свободный образ жизни, может и выпить, и погулять и остро высказаться. Что он и сделал на встрече с Президентом страны. А это не может пройти бесследно, поэтому Банев уезжает из столицы в город детства.

Там живет его бывшая семья — дочь и жена. Супругу зовут Лола, а девочку — Ирма. Место там странное — уже несколько лет подряд в этой местности льет дождь.

Здесь в построенном изоляционном учреждении живут прокаженные люди. Их болезнь сказывается на лице — вокруг глаз образуются желтые круги, как очки. Местное население их называет мокрецами и побаивается, виня их во всех несчастьях города. Дети же — наоборот, дружат с этими странными людьми.

Писатель проживает то в гостинице, то в санатории, где работает его любовница Диана. Ей тоже жалко мокрецов, тем более, что ее муж, Павел Зурсмансор, заболел этой болезнью. Банев не знает, как относиться к очкарикам, но склоняется скорее к дружбе с ними, нежели с местными властями.

Поневоле он включается в борьбу. На больных ставят капканы, им не дают читать книги, задерживают грузы для них. Банева раздражает такое отношение к людям. Он освобождает больного с помощь Дианы из капкана, защищает мокрецов в ресторане, отбивает машину с книгами и привозит ценный для больных людей груз в лепрозорий.

Писатель сближается с главврачом санатория Големом, вечно пьяным художником Квадригой и Сумманом, инспектором. Они рассуждают на темы болезни мокрецов и Голем высказывает предположение, что больные вовсе не больны, они представители будущего, более интеллектуально развиты и более человечны. Их цель – не допустить разложение в рядах людей, ужасного конца для человечества, поэтому они, в основном, общаются с детьми.

Интересные факты о повести

По заверениям писателей прототипом главного героя является собирательный образ современных тогда бардов – Высоцкого, Окуджавы, Галича, Кима. В повесть вставлена песня В. Высоцкого «Сыт я по горло…».

Изначально финал повести был другим, однако перед публикацией авторы сделали его счастливым. Герои повести носят имена из разных мифологий:

Источник

Краткое содержание Стругацкие Гадкие лебеди

Достаточно популярный в определенных кругах писатель Виктор Банев решил посетить Город, в котором прошло его детство. Такое решение он принял неспроста. Каким-то образом он умудрился перессориться со многими видными людьми в частности с президентом, к тому же ему надоело постоянное давление властей. Все эти причины натолкнули его на мысль, что он может отсидеться некоторое время в Городе. Этим мечтам не суждено было сбыться. Не успел он встретиться со своими дружками и отведать маринованных миног, как его разыскала бывшая жена, потом начали разворачиваться одни за другими странные события.

Встретившись со своей бывшей женой Лолой и слушая, ее он никак не мог понять, как он вообще мог жениться на ней. Лола была видная даже красивая женщина, но насквозь фальшивая и такая болтливая. Если разобраться то, наверное, и он был, и есть не подарок. Тем более, что тогда он начинающий писатель мнил себя звездой поэзии, при этом пил намного больше чем сейчас. Бывшая жена его позвала не для того чтобы вспомнить и наладить отношения, а дело было в их дочери. Ирма девочка серьезная и достаточно жестокая стояла перед ними, а Лола настаивала, чтобы Виктор помог определить их дочь в какой-нибудь интернат. Там, по мнению матери дали бы ей подобающее воспитание, а она постаралась бы устроить свою личную жизнь. Женщина сквозь слезы выговаривала Виктору о том, что он не может и не хочет позаботиться о дочери. Банев выслушал и ушел.

В ресторане гостиницы Банев встретил знакомых, и они рассказали много интересного о Городе. Кто-то из знакомых пытается предвещать Городу скорую кончину. Это все из-за того, что появилось много мокрецов («мокрецами» или «очкариками» называли странных прокажённых людей, больными некоей генетической болезнью, которая проявляется в виде жёлтых кругов вокруг глаз). Так прозвали больных лепрой, потому что с их появлением начинается дождь. Они занимают целый район, закрытый от людей. Самое интересное, что над лепрозорием дождь не идет.

Наступил тот день, когда Виктору надо было встретиться с гимназистами. Гимназисты оказались жестокими как его дочь Ирма. Несмотря на то, что они прочитали все произведения писателя, разговор не клеился, своими вопросами они загоняли Виктора в неловкое положение. Но тут пришел в класс мокрец и все подростки, и его дочь потянулись к нему. Самое страшное, что он был им близким по духу.

Как себя не успокаивал Виктор Банев, что сему виной акселерация на душе было не спокойно. Время шло, произошло много событий, в которых лично участвовал Виктор. Он даже немного смог наладить отношения с дочерью. И, наконец, произошло самое страшное, что никто никак не ожидал. Все дети ушли к мокрецам.

Чтобы такого не происходило не надо терять контакт с детьми.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Стругацкие. Все произведения

Гадкие лебеди. Картинка к рассказу

Сейчас читают

В лесу родился зайчик, и как все другие зайцы, он все время боялся каждого звука. Долго так он страшился, почти год, пока большой не вырос. И тут надоело ему бояться.

Устал щенок бегать за домашними птицами. Решил на охоту отправиться. Пролез под воротами и побрёл по зелёному полю. Добрался щенок до небольшого озера и увидел птицу, выпь называется

В рассказе «Дядя Ермолай», написанном Василием Макаровичем Шукшиным, описываются события, происходившие в Советском Союзе.

На дворе 390 год до рождества Христова. Варварские племена галлов после удачной осады Рима вступают в город, убивая, мародерствуя и продвигаясь глубже к центру города

Источник

Гадкие лебеди (повесть)

«Гадкие лебеди» — повесть братьев Стругацких. Написана в 1967 году; в СССР впервые увидела свет в 1987 году — в журнале «Даугава» под названием «Время дождя». Позже включена в роман «Хромая судьба».

Первоначально повесть должна была выйти в сборнике издательства «Молодая гвардия» в 1968 году, но не прошла цензуру. В том же году копии рукописи, сделанные в редакциях, попали в «самиздат». В 1972 году повесть нелегально опубликовали в ФРГ.

В 2006 году режиссёр Константин Лопушанский снял фильм по сценарию, написанному на основе повести фантастом Вячеславом Рыбаковым. В сценарий фильма внесены многочисленные изменения, кардинально изменён финал и трактовка событий.

Содержание

Сюжет

Действие происходит в неопределенной стране, в неназванном городе. Известный писатель Виктор Ба́нев, средних лет, любитель выпить и покутить, выслан из столицы и приезжает в город своего детства, где уже несколько лет постоянно идет дождь.

Писатель попадает в череду странных событий, связанных с «мокрецами» или «очкариками» — странными прокажёнными людьми, больными некоей генетической болезнью, которая проявляется в виде желтых кругов вокруг глаз. Мокрецы живут в бывшем лепрозории, взрослое население города мокрецов боится, считая их причиной всех странностей в городе, но многие подростки просто обожают мокрецов, в том числе и дочь Банева Ирма. Мальчик Бол-Куна́ц, приятель Ирмы, приглашает писателя встретиться с учениками школы, которые поражают его своими взглядами и поведением.

Банев живет то в гостинице, в ресторане которой он пьет каждый вечер, то в санатории, где работает медсестрой его подруга-любовница Диана, сочувствующая мокрецам и снабжающая их лекарствами. Писатель постоянно колеблется в своем отношении к жителям лепрозория, но даже при наличии неприязни к ним, вольно или невольно им помогает, поскольку противостоящие им силы ему еще более неприятны. Бургомистр ставит на мокрецов капканы, а полицмейстер постоянно задерживает идущие в лепрозорий грузы книг (считается, что книги для мокрецов — как пища, без чтения они погибают). Банев помогает Диане вызволить мокреца из капкана, вступается за него в ресторане, угоняет задержанный полицией грузовик с книгами и доставляет его в лепрозорий.

Банев обсуждает мокрецов в застольных беседах с главврачом лепрозория Юлом Го́лемом, спившимся художником Рэмом Квадригой и санитарным инспектором Па́вором Су́мманом. Баневу не нравятся ни местный бургомистр, покровительствующий фашиствующим молодчикам, ни военные, которые охраняют мокрецов. Голем, в одном из многочисленных застольных бесед, предполагает (намекает?), что такое генетическая болезнь мокрецов. По его мнению они — представители будущего человечества, новый генетический вид людей, интеллектуально и морально превосходящие обычных людей. Возможности их велики, а будущее нынешнего человеческого вида — ужасно. И они пришли, чтобы не допустить его. Возможно именно поэтому они ориентированы на детей.

События начинают развиваться драматически. Павор Сумман оказывается агентом некой, скорее всего государственной организации. Банев узнает, что Сумман виновен в похищении и смерти мокреца, и выдаёт того военным. Все дети в городе уходят от родителей жить к мокрецам в лепрозорий. Мокрецы начинают эвакуацию. Когда все мокрецы покидают город, дождь прекращается. Мокрец Павел Зурзмансор (бывший муж Дианы) прощается с Баневым. Голем сообщает Баневу, что мокрецов больше нет, не будет и не было. Видимо, обучая детей, им удалось предотвратить ужасное будущее. При этом они предотвратили сами себя. Последним уезжает Голем. Банев и Диана возвращаются в город, который исчезает под лучами солнца. Они видят Ирму и Бол-Кунаца совсем повзрослевшими и счастливыми. Но Банев говорит про себя: «все это прекрасно, но только вот что — не забыть бы мне вернуться».

Источник

Гадкие лебеди (Стругацкие)

Действие происходит в неопределенное время (ориентировочно — вторая половина 1960-х годов), в неназванном городе, в безымянной стране. По ряду косвенных данных, разбросанных по тексту, страну можно принять то за Польшу (национальный флаг — двухцветный, красно-белый), то за Чехословакию (денежная единица — крона), то за Болгарию (фамилия главного героя — Банев — болгарская). Но это не Польша, не Чехословакия и не Болгария, это — одна из западноевропейских стран, пережившая большую войну, произошедшую лет за двадцать до описываемых в повести событий.

Главный герой — популярный писатель Виктор Ба́нев, ветеран прошедшей войны, средних лет, любитель выпить и покутить, уезжает из столицы, опасаясь возможных репрессий после того как непочтительно повел себя на встрече с правителем — господином Президентом. Он приезжает в провинциальный город, в котором провёл своё детство, где живут его бывшая жена Лола и их дочь-подросток Ирма, и где уже несколько лет постоянно идёт дождь.

Писатель попадает в череду странных событий, связанных с «мокрецами» или «очкариками» — странными прокажёнными людьми, больными некоей генетической болезнью, которая проявляется в виде жёлтых кругов вокруг глаз. Мокрецы живут в бывшем лепрозории, взрослое население города мокрецов боится, считая их причиной всех странностей в городе, но многие подростки просто обожают мокрецов, в том числе и дочь Банева Ирма. Мальчик Бол-Куна́ц, приятель Ирмы, приглашает писателя встретиться с учениками школы, которые поражают его своими оригинальными взглядами и поведением.

Банев живёт то в гостинице, в ресторане которой он пьёт каждый вечер, то в санатории, где работает медсестрой его подруга-любовница Диана, сочувствующая мокрецам и снабжающая их лекарствами. Писатель постоянно колеблется в своём отношении к жителям лепрозория, но даже при наличии неприязни к ним вольно или невольно им помогает, поскольку противостоящие им силы ему ещё более неприятны. Бургомистр ставит на мокрецов капканы, а полицмейстер постоянно задерживает идущие в лепрозорий грузы книг (считается, что книги для мокрецов — как пища, без чтения они погибают). Банев помогает Диане вызволить попавшего в капкан мокреца, вступается за него в ресторане, угоняет задержанный полицией грузовик с книгами и доставляет его в лепрозорий.

Банев обсуждает мокрецов в застольных беседах с главврачом лепрозория Юлом Го́лемом, спившимся художником Рэмом Квадригой и санитарным инспектором Па́вором Су́мманом. Баневу не нравятся ни местный бургомистр, покровительствующий фашиствующим молодчикам, ни военные, которые охраняют мокрецов. Голем, в одной из многочисленных застольных бесед, высказывается по поводу генетической болезни мокрецов. По его мнению они — представители будущего человечества, новый генетический вид людей, интеллектуально и морально превосходящие обычных людей. Возможности их велики, а будущее нынешнего человеческого вида — ужасно. И они пришли, чтобы не допустить его. Возможно именно поэтому они ориентированы на контакты с детьми.

События начинают развиваться драматически. Павор Сумман оказывается не санитарным инспектором, а сотрудником некой тайной организации, вероятнее всего — иностранным шпионом, собирающим всевозможные сведения об обитателях лепрозория и об их контактах с жителями города. Банев узнаёт, что Сумман виновен в похищении мокреца, невольным свидетелем чего стал он сам, и выдаёт того людям, похожим на сотрудников армейской контрразведки. Суммана арестовывают прямо у него в номере, и он исчезает. Сотрудники организации, которым Банев донёс на мнимого санитарного инспектора, награждают его от имени Президента медалью «Серебряный Трилистник» 2-й степени и дают понять, что за совершенные им благодеяния Президент милостиво согласился снять с писателя опалу. Теперь Банев может возвращаться в столицу, ничего не боясь и не опасаясь. Но он остаётся в родном городе, наблюдая за разворачивающимися событиями.

Все дети в городе уходят от родителей жить к мокрецам в лепрозорий. Мокрецы начинают эвакуацию. Когда все мокрецы покидают город, дождь прекращается. Мокрец Павел Зурзмансор (бывший муж Дианы) прощается с Баневым. Голем сообщает Баневу, что мокрецов больше нет, не будет и не было. Видимо, они были людьми будущего (в том ужасном виде, какими стали все люди в будущем), которые вернулись назад в прошлое, чтобы предотвратить этот ужасный исход. И, обучая детей, им удалось тем самым изменить будущее и предотвратить катастрофу для человечества.

Последним уезжает Голем. Банев и Диана возвращаются в город, который исчезает под лучами солнца. Они видят Ирму и Бол-Кунаца совсем повзрослевшими и счастливыми. Но Банев говорит про себя: «всё это прекрасно, но только вот что — не забыть бы мне вернуться».

Источник

Аркадий и Борис Стругацкие «Гадкие лебеди»

Гадкие лебеди

Другие названия: Время дождя; Прекрасный утёнок

Повесть, 1972 год (год написания: 1967)

Язык написания: русский

Перевод на английский: — Э. С. Нахимовски, А. Нахимовского (The Ugly Swans) ; 1979 г. — 2 изд. — М. Винокур (Ugly Swans) ; 2020 г. — 2 изд. Перевод на немецкий: — Х. Фёльдеак (Die häßlichen Schwäne) ; 1982 г. — 2 изд. Перевод на французский: — П. Хват (Les mutants du brouillard) ; 1975 г. — 1 изд. Перевод на шведский: — С. Люндваль (I vålnadernas tid) ; 1991 г. — 1 изд. Перевод на эстонский: — К. Каспер (Inetud luiged) ; 1997 г. — 1 изд. Перевод на украинский: — А. Кучерук (Гадкие лебеди) ; 2020 г. — 1 изд. Перевод на польский: — И. Левандовская (Pora deszczów) ; 1989 г. — 4 изд. Перевод на болгарский: — М. Асадуров (Времето на дъжда) ; 1990 г. — 1 изд. Перевод на сербохорватский : — М. Чолич (Ružni labudovi) ; 1988 г. — 1 изд.

События этой книги происходят в захолустном городке, в безымянном государстве, в неопределённом времени действия. Несколько лет без передышки льют дожди. На отшибе, в резервации, которая называется лепрозорием, живут люди, поражённые некоей генетической болезнью. Их называют и мокрецами, и очкариками. Этих людей ненавидят, боятся и пытаются искоренить, или хотя бы отгородиться. Но со временем становится непонятно, кто от кого старается отгородиться. Писатель Виктор Банев постарается найти ответы на эти вопросы.

Машинопись из папки «Чистовики». Написано в 1966–1967 гг.

Первые публикации: книжная за рубежом — Гадкие лебеди. — Frankfurt am Main: Possev, 1972; журнальная, под заглавием «Время дождя» — Даугава (Рига). — 1987. — №№ 1–7; книжная в СССР, в составе «Хромой судьбы» — Волны гасят ветер. — Л.: Сов. писатель, 1989.

В произведение входит:

Обозначения: циклы романы повести графические произведения рассказы и пр.

Лингвистический анализ текста:

Приблизительно страниц: 184

Активный словарный запас: низкий (2652 уникальных слова на 10000 слов текста)

Средняя длина предложения: 53 знака — на редкость ниже среднего (81)!

Доля диалогов в тексте: 50%, что гораздо выше среднего (37%)

Номинации на премии:

— «Гадкие лебеди» 2006, Россия, Франция, Швейцария, реж: Константин Лопушанский

— «Ugly Swans» 2011, США, реж: Эрик Питерсон

Издания на иностранных языках:

Доступность в электронном виде:

Очень неоднозначная для меня книга, как и все поздние Стругацкие. И оценить мне ее сложно.

Как литературное произведение — очень нравится, местами просто дух захватывает. Язык яркий, хлесткий, треть повести можно на цитаты разобрать.

А вот с остальным — сложнее. Даже при первом прочтении, лет в 14-15, пребывая в полном почтении и поклонении к авторам, меня многие моменты насторожили.

Увы, начитанность, образованность, воспитанность и отточенный интеллект — это еще не есть признак действительно хорошего человека. Правда у меня перед глазами был пример одной из моих бабушек, у которой было 6 классов образования, которая читала книги «аля-рабыня изаура» и до которой в человеческом плане мне было как до Луны. Ее тоже бросить? Да я бы мокрецам головы пооткрутила только за то, что из-за их дождей погибают любимые бабулины пионы! Вот такое непроходимое мещанство.

С Ирмой понятно, но неужели у всех-всех-всех «вундеркиндов», пригретых-прикормленных мокрецами во всем Городе не нашлось ни одного любимого человека? Не супер-умного и величественного, а, например, просто отца, который не читал Нитше в подлиннике, но который вместо совета «читай умные книги там все есть», просто помогает чинить велосипед и берет с собой на рыбалку. В книге показан такой паноптикум взрослых персонажей, что исход детей кажется вполне закономерным.

И что, такой весь город? Ну совсем не верю. Ни капельки. А это уже подтасовка и не совсем честная игра на поверхностных эмоциях читателя.

Хоть тонны, хоть грузовики книг перечитай, научись «думать» хоть дождь, хоть туман, хоть солнце, но без работы сердца, без надежд, ошибок, разочарований, ссор и примирений (собственно без жизненного опыта), попыток понять себя и других, человек даже с самым развитым интеллектом остается инфантильным и более похожим на киборга, чем на человека.

На коих «вундеркинды» и походят. Умные дяди-мокрецы инсталлировали деткам в головы чужие мысли, избавили от всех проблем и неопределенностей и даже «повзрослели». Фактически, украв их собственную (пусть и более трудную, а может и незавидную) судьбу и заменив. чем? Эти дети не прошли никаких жизненных испытаний, у них нет возможности оценить, с чем из прочитанного соглашаться, а с чем спорить. Что они смогут сделать, а что окажется не по силам. Честны, или могут соврать, смелы или не очень? Ясно только, что любить они особо не умеют. Их новый мир стерильный.

И я не очень поняла, что эти внезапно подросшие дети будут делать в «новом мире»? Читать книжки и ходить босиком по росным травам? Зная, что в «старом мире», остались их бывшие семьи, у которых не только отобрали детей, но и разрушили дом.

Что-то я увлекалась.

А книга хорошая, сильная. Только несколько однобокая.

Я прочитал эту книгу где-то году в 1974-75.

Купил я её на нелегальном книжном рынке в Сокольниках. Может быть, кто-нибудь помнит об этом рынке. А кто не знает, расскажу. Чтобы попасть на этот рынок, надо было ранним утром, с первыми поездами, доехать до станции метро «Сокольники», потом на трамвае (не помню номера трамвая) ехать через Сокольнический парк до не то Майских, не то Первомайских вырубок. Далее за толпой в основном мужиков надо было ломиться до поляны в лесу, где стояли с открытыми портфелями-баулами человек 50-70 продавцов. Поскольку рынок функционировал в основном поздней осенью и зимой, было темно, и продавцы подсвечивали содержимое портфелей фонариками. Продавались книги где-то до 7:30-8:00, потом появлялись милиционеры, и весь рынок быстренько убегал через кусты к трамвайной остановке. Милиция особо не усердствовала, так, хватали двух-трёх покупателей/продавцов и отвозили их в ближайшее отделение. Там их держали часа три и отпускали восвояси. Без фанатизма, так сказать.

А летом на той поляне паслись лоси.

Вот на этом рынке и купил я «Гадких лебедей», перепечатанных на машинке, копию третью или четвертую, но вполне, хоть и с трудом, читаемую. Купил за бешеные деньги, за 20 рублей (аванс в ту пору у меня был 60 руб., в месяц я получал 120 руб.).

Но книга стоила потраченных денег! Да что там, когда я прочел «Гадких лебедей», я понял, что отдал бы за них и всю месячную зарплату!

Какой сюжет, какой антураж, какая атмосфера, какие герои! Какой великолепный язык!

Рассказывать, что я чувствовал, прочитав эту повесть, не имеет смысла. Тот, кто читал и кому понравились «Гадкие лебеди», меня поймут. Тем же, кто еще не прочел, настоятельно советую – прочтите!

В заключение по привычке извиняюсь: получился скорее не отзыв, получилась история о приобретении книги. Но что уж получилось, то и получилось.

Книга-потрясение. Одна из величайших вершин в творчестве Стругацких, может быть лучшее из написанного ими. Безусловный шедевр, показывающий что фантастика может быть Большой Литературой. С моей точки зрения, Стругацкие — великие писатели, уровня Толстого, Чехова, Достоевского. А мы просто не понимаем этого, в силу того, что они — наши современники(почти).

Вещь очень сложная, философская, но написана удивительно прекрасным языком. Книга пророческая и, может быть, даже более актуальная для нашей эпохи, чем для той, когда была написана. Во всяком случае, у меня возникло ощущение, что я живу в этом городе, где постоянно идёт дождь, а городом правит свинорылый Бургомистр, над которым стоит Президент, отец нации.

В книге нет готовых ответов и однозначно положительных героев. В ней нет однозначно правых и неправых. Но книга заставляет думать и искать ответы. Искать их самому.

О чем книга, сказать однозначно непросто. Наверно, о «шоке будущего». Будущего, которого многие алкают, но в тоже время страшно боятся, не решаясь признаться в этом даже сами себе. И о том, что надо меняться самому, чтобы не оказаться на обочине жизни. Искать свой Путь и оставаться самим собой.

Кстати, чтобы не писали об этой книге, что мол «диссидентская» и все такое, но на самом деле — книга глубоко «советская» в лучшем смысле слова. И вся пропитана идеями и ценностями общества, в котором жили её создатели. И только по тупости тогдашних цензоров и «полководцев идеологического фронта» она не получила доступ к читателю, а была первоначально напечатана в «Гранях». Кстати, даже фантасты Стругацкие не могли придумать ситуации в обществе, где инакомыслящего писателя не обязательно преследовать, куда то высылать и т.д. Достаточно просто сделать так, что он не будет никому нужен. Довести общество до той степени деградации, когда все что сложнее Донцовой отбрасывается массовым читателем. Писателя не издают, жить за счет литературного труда он не может. Произведения его до читателя не доходят и, в лучшем случае- теряются среди горы графоманства на каком нибудь сайте «Проза.ru» Проблема решена без лишних издержек.

Ну это так, лирическое отступления. Книга на все времена. Мылящему человеку в России к прочтению обязательна.

«Думать не умеете, господин Банев, вот что. А потому упрощаете. Какое бы сложное социальное движение ни встретилось вам на пути, вы прежде всего стремитесь его упростить. Перри Мейсон говаривал: улики сами по себе не страшны, страшна неправильная интрепретация. То же и с политикой. Жулье интрепретирует так, как ему выгодно, а мы, простаки, подхватываем готовую интрепретацию. Потому, что не можем, не умеем и не хотим подумать сами»

Помню, в юности я не смог дочитать эту книгу, хотя очень любил АБС. Сейчас читаю и понимаю, что меня оттолкнуло. Любимые мной повести Мира Полудня – фантазии о трудном, но прекрасном будущем и о прекрасных людях будущего. «Лебеди» — глубоко кризисная вещь переживающих тяжелый внутренний конфликт авторов.

Что бы Стругацкие не писали в поздних мемуарах о советской «Стране Дураков», они были воспитаны в духе советской морали и пропаганды: трусить, лгать и нападать – подло; нужно всегда идти вперед ради великой цели в будущем, и при необходимости жертвовать собой; нет в мире ничего хуже фашистов. В их первых книгах герои строят Мир Полудня по этим принципам, под присмотром мудрых и всегда правых Учителей и Мирового Совета. Учителям нужно полностью доверять («лжешь учителю — солжешь кому угодно»). Тут нужно отметить, что собственного отца писатели видели не так уж часто, он много разъезжал по стране, и воспитывала братьев мать. БН признавался в «Комментариях к пройденному», что отца почти не помнит. В такой ситуации для детей особое значение приобретают авторитетные фигуры учителей. Тем тяжелее, думается, им было осознать к середине 60-х годов, что впитанные в детстве принципы часто входят в противоречие с реалиями жизни в стране. Честным и правильным ребятам приходилось воевать с представителями власти и государственных издательств, которые жестко цензурировали их творчество, заставляли говорить не то, что они считали правильным и честным. Сперва тихий бунт выражался традиционным для советского автора способом, в сатире на бюрократов и дураков («Понедельник», «Сказка о Тройке»), потом, когда нажим цензуры стал сильней, в печать не пустили «Улитку на склоне» – назрел кризис, излитый в «Гадких Лебедях».

Кризис выражается в раздвоенности авторской позиции.

С одной стороны, «Лебеди» — это работа, вышедшая из-под пера все еще правильных советских ребят. Наверное, нет ни одной книги у АБС, где бы еще так настойчиво указывали на принадлежность положительного героя (Голема) к коммунистической партии. Он делает все для того, чтобы будущее было светлым. Морально гнилое общество — неприкрыто фашистское, с «красными» в этой стране воевали, а еще здесь все называют друг друга «господа». Порой, когда речь заходит о политике, стиль начинает напоминать политинформацию. «Посмотрите, обращаются авторы к «Учителям» — мы же свои, свои, мы хорошие. Мы против разврата, лени и пьянства, белогвардейщины фашистской, мы за светлое будущее! Вот и ссылки на Шпенглера, и протагонист левых убеждений, честный гуманист, хоть и пьянь!» Так несправедливо обиженный ребенок доказывает учителю, что тот просто ошибается, не одобряя его добрые и искренние фантастические сочинения.

С другой стороны, в тексте уже видна и новая часть творческой индивидуальности: авторы заранее знают, что и эту работу жестко атакует цензура, и книга ее не пройдет. Это их угнетает, но трусить и лгать они не умеют. Послание «эта мрачная страна в чем-то похожа и на нашу» слишком очевидно. По именам и названиям не Франция или Британия, а скорее страна Восточной Европы, в нашей версии реальности они все входили в социалистический блок. Имя протагониста почти русское – Виктор Банев. Но главное – идеи. Например, по выражению покорных мокрецам детей «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем – мы наш мы новый мир построим» — принцип ошибочный. Намек: нужно было строить социализм, не разрушая старый мир. Конечно, подобную книгу в СССР никогда бы не выпустили в печать.

Будущее, о котором столько лет мечтали АБС, в «Лебедях» подвергается пересмотру. Оно долго рисовалось оптимистически-прекрасным, а теперь стало неопределенным, непонятным. В советском варианте Мира Полудня разочаровались, но что вместо него? Мокрецы пришли из будущего в настоящее, исправили ошибки предков и затем исчезли. Ушли в знак того, что будущее перестало быть кошмаром — то есть авторы по-прежнему верят в возможность оптимистического варианта, опять-таки не без жертвенности и путем возвращения на рельсы морали. Но как будущее будет выглядеть – лишь неясные намеки.

Характерно, что Банев – писатель. При работе над такими текстами авторы сильнее ассоциируют себя с протагонистом. АБС редко делали своими героями писателей и вообще творческих людей. Еще более характерны метания героя – он разрывается пополам, не зная какую сторону принять: мокрецов или властей. Его мысли и поступки кажутся нелогичными, импульсивными, он не знает, что делать и как быть дальше. Мокрец (воплощение неизвестного будущего) предписывает Баневу быть наблюдателем. Все персонажи в повести вертятся вокруг Банева, по очереди навещают его, что-то предлагают, требуют, награждают, подкупают, чего-то хотят от него. Даже дети, которым наш мир вроде бы уже малоинтересен, зачем-то зовут его на встречу – где опять же происходит раздвоение: взглядам Банева дети выносят жесткий приговор, но потом каждый просит подписать для себя экземпляр его книг. Центрирование мира на герое означает вторичность реальности по отношению к авторам.

Я уверен, что именно из-за авторского кризиса книга вышла настолько мрачной, с атмосферой сырости, гнилости, болезней, грязи, разврата, хамства, с ощущением тупика. У АБС хватает книг «обличительного», критического содержания, но они не такие выстраданные и мрачные.

Скажу немного о недостатках, что, к сожалению, мешают восприятию истории. Первый. Герои книги все время пьют — чтобы не видеть грязи, в которой живут. Но ведут себя не как пьяные, речь их вполне осмысленна, пьяные провалы приходят внезапно. В провалах начинаются достоверные дебоши и прочий срам, но до провала герои ведут себя неправдоподобно трезво. Приняв алкоголь, человек становится веселым, свободным от запретов и страхов – по крайней мере, на время. Пьянство в искусстве часто сопутствует комедийным сценам. В нашем случае никакого веселья не наблюдается. Второй недостаток: дети ведут себя совершенно неестественно. Допустим, их мозги уже хорошо прочистили мокрецы, и они стали похожими на говорящие компьютеры, но инстинктивную любовь к родителям куда дели? Должны были остаться хотя бы ее отголоски. Это самый сильный детский инстинкт. Кстати, родители в романе по отношению к детям все неоправданно жестоки и тупы, им-то кто стер инстинкт любви? Если тут метафорическое отражение конфликта творца и цензора в СССР, то брать для него вообще всех детей и родителей в социуме – перегиб. Какой новый мир дети построят без любви? Третий недостаток: неправдоподобный образ Дианы. АБС остроумно сделали ее меняющейся, даже дали разные имена в разных сценах, но это только наводит на мысль: братья толком не знали, как изобразить героиню в пару к Баневу. Женские образы в творчестве АБС вообще заслуживают отдельного изучения — чаще всего они сугубо функциональны и одномерны. Предположу, что глубинная причина этого в трепетном отношении авторов к своей матери. Рука не поднималась создавать по-настоящему драматических и сложных героинь.

Разумеется, вскоре братья вышли из кризиса: принялись писать «в стол» для себя (философское), и отдельно для публики (развлекательное). Но до старости осталась горькая детская обида на «Страну Дураков» и ее когда-то почитаемых, а потом – презираемых авторами Неизвестных Отцов.

Сильное и многогранное произведение, наполненное множеством смыслов, едких таких, направленных в сторону критики довольно обширного списка окружающих вещей, из всех мною прочитанных из творчества братьев наиболее смелое и откровенное, с мощнейшей моралью в конце. Стругацкие снова рассуждают о будущем, при этом, осознанно, а может быть и нет, критикуя и вскрывая всю подноготную нашего настоящего, отталкиваясь от непринятия которого, рисуют довольно спорную ситуацию, позиционируя себя в которой нужно, даже необходимо, находится всегда на «своей» стороне. Тем не менее в данной повести существует несколько важных контрольных точек, на которые хочется заострить свое внимание и порассуждать.

1. Понимание времени\истории. Наверное, для осмысления происходящих процессов, а так же для формирования собственного отношения к назревающей проблеме необходимо для начала обозначить и сформулировать свое отношение к собственному прошлому, настоящему и будущему. По версии Голема, одного из ключевых персонажей повести, люди делятся на три категории, а вернее на две больших и одну маленькую: одни живут прошлым, потрясая ржавыми медалями и вспоминая всю мощь былой державы, отрицая любые возможные изменения положительные или отрицательные; другие живут настоящим (одним днем), не задумываясь о прошлом, а самое главное о будущем, которое очень сложно, либо невозможно спрогнозировать; ну а третьи (меньшинство) хотят жить только будущим, находясь в отрыве от прошлого, а так же не воспринимая настоящее, потому что и то и другое является тормозом для дальнейшего развития. Виктор Банев — главный герой повести олицетворяет в своих мыслях, желаниях и поступках, на мой взгляд, сразу все три мировоззрения, метаясь между ними, пытаясь поставить на весы одновременно всё сразу.

2. Проблема поколений. На мой взгляд это основная проблематика повести, которая постепенно раскрывается на протяжении сюжета, следуя про пути всех пяти стадий принятия неизбежного. Казалось бы, проблема отцов и детей, стандартная смена прерогатив общества, менталитета или мировоззрения. Но ведь это не просто констатация фактов или разжевывание последствий. Авторы попытались объяснить, в чем эта самая причина разобщенности поколений и почему для решения этого важнейшего вопроса необходимы настолько радикальные действия.

Перед нами неидеальный мир, а скорее упадочный, со множеством проблем, начиная от бюрократии, заканчивая коррупцией и халатностью правящей верхушки. Санаторий, где обитает эта так называемая верхушка, — это просто какой-то апофеоз всей порочности, разгильдяйства, пьянства и распутности. Власть развращена, население зомбировано, вокруг все почитают безымянного президента, расписываясь одновременно в холуйстве и конформизме, по улицам ходят нац. гвардия аля «золотые курточки», пропагандируя веру в незыблемость и силу правящего режима. Народ тоже развращен, тонет в пьянстве, лени и праздности, и главный герой на этот раз не исключение. Он довольно охотно и с наслаждением предается всем этим порокам, пока будущее в лице его собственной дочери не щелкает его по носу.

И вот в таком мире упадка, разврата и низких моральный приоритетов должно как-то существовать и развиваться будущее поколение. В стандартной ситуации всё просто пошло бы по пути деградации, и проблема «отцов и детей» осталась бы на уровне проблем переходного возраста, порванных презервативов и клубных дискотек до пяти утра в неблагополучной компании. В данном же случае все совершенно наоборот, так как проблема уже не «отцов и детей», а детей и их несостоятельных родителей. Дети умны, — они вундеркинды, которые хотят строить собственное будущее, отторгая и отрешаясь от такого прошлого, в котором они наверняка бы просто погибли.

3. Учителя из будущего. Авторы поднимают планку, как бы предлагая на суд читателя дилемму: а что, если бы будущее захотел кто-то спасти? И как бы это спасение выглядело бы в глазах прошлого и настоящего, в глазах родителей и очевидцев, в глазах правящего режима в конце концов — в глазах тех, кто воспринимает происходящую идиократию этого режима за норму.

Уже, наверное, не секрет, что мокрецы — это люди из будущего, из того будущего, где существуют страшные болезни и голод, где мир в своем только зарождающемся в настоящем времени упадке пришёл к своей чудовищной кульминации (и это отражается непосредственным образом на поведении и внешности мокрецов). Это люди, которые знают, что ждет будущее поколение дальше, поэтому принимают решение его спасти, став учителями. Черпая силу в знаниях, они выступают в роли воспитательной силы, обходясь без насилия и идолопоклонничества, позволяя детям самим принимать решения. Дети выбирают свой путь: без насилия и без войн, путь прогресса и развития в отрыве от своего прошлого, присутствовавшего в том губительном виде, в каком видел его пьяница Банев, коммунист Голем или страдающий от маразма художник Р. Квадрига.

В глазах же основной массы всё выглядит совершенно иначе, в глазах властей и того хуже. Естественно для любого родителя — это катастрофа, в которой он видит только одну сторону монеты, в глазах власти — это какие-то подковерные игры со шпионами и чекистами, полковниками и подполковниками, секретными папками и липовыми медалями за отвагу, где во главу угла никогда не ставились интересы народа. В любом случае понимания не достигают ни те, ни другие, исключением является лишь главный герой Банев, в своих поступках проходя стадии от полного равнодушия до активных попыток во всем разобраться.

4. Художник на «своей» стороне. По версии тех же мокрецов художник должен быть нейтральным по отношению ко всему происходящему, занимать позицию наблюдателя, быть инструментом передачи информации, иметь свое уникальное мнение, с помощью которого будет способен проявить свой талант на все 100%. Виктор Банев имел именно такую судьбу, но все равно остался пережитком прошлого. «Будущее, которое ты строишь не для себя, а когда построишь, не будешь ему больше нужен» — довольно жестокая, но справедливая с точки зрения эволюции парадигма, которую Банев доказывает собственным примером. Находясь в мире упадка и пороков, Виктор остается тем же пьяницей и разгильдяем, продолжая находить смысл удовольствия в выпивке и праздности. При этом он понимает неизбежность будущего, осознает в конечном итоге истинные поступки мокрецов избежать будущей катастрофы, понимает и то, что не то чтобы он этому миру будущего не нужен, а он сам — писатель-беллетрист, свободный художник Виктор Банев — в этом мире с его вундеркиндами и гениями вообще не нуждается, ибо мир этот слишком скушен и лишен смысла (по версии пьяницы Банева). Тем самым главный герой формирует свой угол зрения, «свою» сторону, становясь этаким наблюдателем, лакмусовой бумажкой, через которую проходят и остальные действующие лица, раскрывая себя, свои пороки, мотивы и желания. Банев — это такой ленивый до безобразия мыслитель и философ, которого потом начинают цитировать за его житейскую гениальность и вывернутую наизнанку душу. «Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать» — что-то в нем определенно есть и от Высоцкого, чей репертуар и талант был так любим братьями.

В конечном итоге повесть кончается на мажорной ноте громко звучащего аккорда победившего будущего, странного будущего, которое не ждёт к себе твоих симпатий, которое буквально прогоняет прошлое со двора, как побитую драную кошку, тем самым оставляя читателя одного наедине со своим внутренним спором о том, какую же сторону занять, или, как Виктор Банев, остаться всё таки на «своей»..

Тяжелая книга. Не для всех. И это я не выпендриваюсь. И не пытаюсь казаться умнее, чем есть (типа — мне читать можно, а вам — не рекомендуется, ибо передняя часть лица у вас не той формы). Я вовсе об ином. О неисповедимости путей первичного осознания Сути (произведения). Ибо вдумчивый, заинтересованный читатель — на абсолютно законных основаниях — СоТворец этой самой Сути, в известном смысле — СоАвтор.

Ни одна книга на свете не есть некая сумма неких мыслеформ, которые неким формальным образом «вкладываются» автором в книгу. Если бы это было так, то книги уже давно сочиняли бы машины — поверь, уважаемый потенциальный читатель, все необходимые технологические предпосылки для этого уже созданы. В том-то и дело. Уже довольно давно, в принципе, известны ответы на вопрос «как». Увы, но вопрос «что конкретно» — как оказалось — ответа не имеет, опять-таки, в принципе.

Так вот, вернёмся к нашей книжке. Я знаю многих людей, которые сравнивали ощущения от прочтения «Гадких лебедей» — с тяжелым похмельем, с активной фазой депрессии, и даже — с внезапным рецидивом СХУ (синдрома хронической усталости). На самом же деле у всего этого есть одно обобщенное название — «муки непроявленной совести». Это когда ты уже чего-то понял, но ещё не шибко осознал, чего же конкретно, а «общий фон» понимания, так сказать — сугубо негативный.

Книга настолько ГЛУБОКА, что в ней можно запросто утонуть.

Посему — не заплывай за буйки, уважаемый потенциальный читатель

Ничего удивительного нет, что повесть не допускали к публикации 20 лет. Ведь это обличительное произведение, подбивающее к революции и созданию нового строя. Бедного Банева стало жаль — в писательском мозгу, готовом к любой фантазии, никак не умещалась текущая реальность, а самое главное — непонятные взрослые дети, которым не интересен старый мир и совершенно не нужна история. Они чувствуют себя винтиками в новом будущем, в которой нет места прежнему. Примечательно, что сама повесть начинается с жестоких слов Ирмы своим родителям, о сути которых читатель лишь может догадаться, и то — к концу книги.

Страшная повесть. Страшная именно своим подталкивающим действием к размышлению о мироустройстве. Живет себе средний обыватель и живет. И ни о чем не задумывается. Учит детей так, как его учил отец, а отца — дед. Не интересуется ни властью, ни политикой, ни закулисными играми. И всю жизнь бы так прожил, если бы не дождь, которому ни конца, ни края. Если бы не взбунтовавшиеся дети и горькое чувство собственной бесполезности. Если бы не страх за свой маленький, но уютный мирок. Всему пришел конец, и даже дождю. О, дождь — это отдельный герой в данной повести — со своим унылым занудным характером, портящий не только настроение горожан, но и облик всего города — расползающаяся плесень, грязь и сырость. Беспросветность во всех смысловых проявлениях.

Надо признать, что книга читается тяжело. Это не бульварное чтиво с шаблонным сюжетом и целью вызвать у читателя чувственные эмоции. Если ее проглядеть поверхностно, то не уловишь суть. А если вдумчиво и неоднократно перечитывать рассуждения героев, можно до такого додуматься! (что лучше не думать совсем)

Столько цитат «натырила» — загляденье!

martinthegod9, 28 сентября 2017 г.

Даже не знаю, с чего начать. Наверное с того, что это первая прочитанная повесть АБС. Почему руки потянулись к ней, уже и не вспомню. Кажется, меня жутко заинтриговала фабула о детях, мокрецах, вечно дождливом мрачном городе и конфликте поколений. Всё так. Всё чудесно, сильно, толково, быстро по сюжету и массивно по глубине. Хочется брать каждый отдельный момент и его разбирать. Я очень скоро понял, что выписывать цитаты из книги будет слишком долго, их очень много, и зачастую они уводили меня в загруз. Не знаю, как другие книги АБС, но в этой атмосфера повествования, назовем ее так, весьма определенная, что мне напомнило «Трех товарищей» Ремарка: там тоже герои пили, философствовали, довольно ловко играя словами, и иногда прерывались на быстродействие. Но дело, конечно же, не только в разговорах.

Дело в идее историзма. Аркадий и Борис Стругацкие максимально наглядно показали историческую смену. Перемен требуют наши сердца — пел Цой. Не дай вам бог жить в эпоху перемен — говорил Конфуций. Всё это прекрасно, но вот что, не забыть бы мне вернуться — думает Банев. И эта фраза, раз уж начинать разбор с конца книги, настолько выбивается из общего потока счастья и солнечного тепла финала последней главы, что читательский шок обеспечен. Сдается мне, часто так бывает в книгах Стругацких, что хочется строчить абстрактные восхваления в духе «как же это глубоко сказано» или «здесь заложено столько смысла». И впервые за годы мне не хочется далеко уходить от этих пустых восхвалений, ведь любой разбор будет смотреться мелко и ограниченно. Да, будущее прекрасно и беспощадно. Да, поколение двух мировых войн дискредитировало себя полностью. И да, черт побери, каждому свою среду, к которой он привык и иначе себя не мыслит. Я даже прослезился в конце. Вот самый-самый финал сделан сверхмастерски, задействовав инструментарий типа наконец-таки Дианы Счастливой, контраста вечного дождя с туманом и финального солнца с травой и деревьями, ии. вот такой вот последней оговорки. Блестяще, ничего не скажешь.

Дети интересны в крайней степени. Они холодны, молчаливы, умны, эффективны, лишены вредных привычек и предрассудков. Их глаза — это глаза холодного будущего. Они смотрят на мир взрослых — пропитый, сломленный, пустой, дикарский, бессмысленный — и они не хотят в нем оказаться. И правильно делают, что не хотят. Считается, что вставать на сторону детей в повести инфантильно, ведь есть нейтральный Банев, человек мудрый и срединный между такими разными мирами. Но дело-то всё в том, что нам привычней всего вставать на сторону Банева, потому что от его лица ведется повествование, а про детей довольно мало говорится напрямую. Но если отбросить личности и взглянуть со стороны, то в мире взрослых нет абсолютно ничего хорошего, только плохое. И дело уже совсем другое, объективное дело, что перемены ломают, что перемены болезненны. Я на стороне детей.

С позиции Банева наиболее удобно наблюдать за взглядами других жителей города, самых разных жителей. Банев действительно пограничен между двумя полярностями. Есть одна забавность. как-то давно мне друг дал прочесть несколько цитат из книг Стругацких, которые он выписывал, в числе них из «Гадких лебедей» была о том, что «для них вы и по Гегелю дерьмо, дерьмо по определению». Да, цитата кричащая. Да вот только не знал я тогда, что эту фразу в повести произносит контрразведчик Павор. А это уже совсем другой окрас. Еще один момент заключается в том, что наиболее симпатичные персонажи на стороне детей и мокрецов, а наименее симпатичные — на стороне взрослых и господина президента. И вопреки всему этому Виктор Банев думает «но не забыть бы мне вернуться». Следующая проблема в том, что претензии самого Банева к детям довольно сомнительны. Во-первых, Банев больше всего говорит гадостей про мокрецов и детей в тот момент, когда он вдрызг пьян, а это лично у меня доверия априори не вызывает. Во-вторых, он произносит топ-фразу книги №2 «Ирония и жалость», когда сам мнётся и не может ответить перед детьми на четко поставленные вопросы морального и философского характера. Хотя. я обязан оговориться вот о чем. Встречался я с очень молодой девушкой, было ей 18, и она любила задавать мне вопросы о том, что я думаю, почему я так считаю и всякие такие прочие. Я отлично помню, как миллион раз пытался достучаться и объяснить, что всё в мире гораздо сложнее, чем полярные категоричные позиции, что, мол, в принципе, как правило, да, но в данной ситуации нет. Это было чрезвычайно трудно объяснить. И зачастую я сталкивался с непониманием. И вот здесь я отлично понял ощущение Банева, когда его пригласили в лепрозорий. С одной стороны, детям нужны четкие ориентиры, строгие однозначные ответы, что невозможно при наличии хоть сколько-либо богатого жизненного опыта. А с другой стороны, я честно осознаю, что и я, и Банев, возможно, давали заднюю, вовсе не исключено. Слишком уж много оговорок присутствует в нашей жизни, и все они только усложняют и замыливают глаза.

Таковы мои обрывочные мысли по поводу этой прекрасной повести.

Основной message повести прост: вы не имеете права воспитывать своих детей, отдайте их нам, интеллигентам, мы сами их научим. Первое, чему мы научим — это то, что традиция и история — ничто, а ваше прошлое и настоящее — это скверна на скверне. Абстрактно с этим можно было бы где-то согласиться, благо, поводов предостаточно в любой исторический момент, но реализация именно такой программы была осуществлена в Перестройку и далее в постсоветской России, что привело к гибели и духовному обнищанию миллионов. Прошлое было отвергнуто, но никакого нового мира не построено.

Ветхозаветность Стругацких позволяла им легко игнорировать любые христианские ценности (только с пренебрежением христианством можно написать другой роман, где новозаветный пророк будет совокупляться с козлом), следование духу этой повести — любые ценности вообще, кроме некоего абстрактного любопытства и любви к чтению, от недостатка которого гибнет один из мокрецов.

Хоть дети и говорят, что не будут уничтожать старый мир, по факту любой взрослый понимает, что это невозможно. Какими бы ни задумывали Стругацкие мокрецов и детей, если перенести повесть на жизнь, из них вырастут разрушители. Тот факт, что энное число поклонников Стругацких (поправьте меня, если я ошибаюсь) поддержало либеральные реформы в постсоветской России говорит о том, что нам ещё предстоит исследовать феномен, когда люди говорят очень много правильных слов о добре и интеллекте, а потом спокойно пожимают плечами, когда рушится мир вокруг, а под обломками погибает много людей.

Стиль Стругацких мне никогда не нравился: мир небрежно набросан крупными мазками, отсутствие деталей быта и т. п. — для меня всегда был минусом. Даже не знаю, как оценить повесть. С одной стороны — отличная задумка, с другой — сомнительные идеи и суховатость текста и бытовая недосказанность. Пусть будет середина: 5.

Самая противоречивая из удачных книг братьев Стругацких.

Очень остроумно сделана подача — писатель Банев, глазами которого показано происходящее и внутренними монологами которого это происходяшее истолковано, вообще-то не умён. Он хороший, в меру порядочный человек, талантливый, но глупый, а по ходу действия происходит покупка его таланта. Банева «покупают» мокрецы, намного более изощрённо, чем это делали господин Президент или, скажем, Павор с коллегами. Тем не менее — Банева «коррупируют». Но так, что он ничего против этого не имеет.

Глупость Банева — вовсе не моё частное мнение. Стругацкие с удовольствием демонстрируют уровень его проницательности в сцене конференции с детьми: на протяжении часа дети над ним издевались, задавая вопросы и не слушая ответы. И он чувствовал себя униженным, но тут в зал тихонечко вошёл мокрец и незаметно кивнул лидеру детей. И все дети кинулись к Баневу, лепеча «Автограф! Автограф мне, господин Банев!» И Банев расстроган, тронут, со слезами умиления раздаёт автографы, мысля про себя «А всё-таки я им нужен, они меня уважают!» То, что всё это срежиссировано именно для того, чтобы указать ему, что он для этой аудитории ценнен, Баневу в голову не приходит. Он не понимает, что книжки с его автографами уже за дверью будут выброшены в ящик для старой бумаги, поскольку дети его презирают и достаточно грубо своё презрение демонстрируют. Банев думает, что «покупают» исключительно за деньги, за какие-то материальные блага. Что можно подкупить славой, авторитетом, уважением, ему и в голову не приходит. Прост он, этот господин Банев, и доверчив.

Мокрецы — изощрённые манипуляторы. Детьми они манипулируют так, Баневым — эдак. Намерения у них, вероятно, очень хорошие, они, как мы понимаем, самоотверженные прогрессоры нашей цивилизации.

Всё это, как говаривал дон Сэра, очень баародно, но манипуляция есть манипуляция, и дети, отказавшиеся от своих родителей, прервавшие преемственность, будут несчастны. Будущее, в которое уходят дети, будет жестоким, хотя не таким ужасным, как будущее мокрецов. Но — жестоким.

В общем, в «Гадких лебедях» выстраивается традиционная для Стругацких дилемма — стоит ли потенциально прекрасное будущее несчастий и преступлений в сегодняшнем дне? Какова цена за счастье? Сами Стругацкие ответа или хотя бы подсказки на эти вопросы не дают, они просто принуждают своих читателей задуматься над этими вопросами, и потому, кстати, многие Стругацких не любят и стараются переписать, испакостив всё, что только можно. Именно поэтому и супруги Дяченко, и Доктор Ливси (он же Пилюлькин, он же Лука, он же Дозорный) и турбореалисты и толстый хрен в конопляном поле рвутся ревизировать Стругацких — им неприятны задаваемые Стругацкими вопросы, им очень не хочется над ними думать.

Я просто открываю на любой странице и читаю: «А вообще интересно было бы написать, как Христос приходит на Землю сегодня, не так, как писал Достоевский, а так, как писали эти Лука и компания. Христос приходит в генеральный штаб и предлагает: любите, мол, ближнего. А там, конечно, сидит какой-нибудь юдофоб. » 😆

«Плюнули тебе в морду, а ты и утёрся. Сначала со стыдом утёрся, потом с недоумением, а там, глядишь, начнёшь утираться с достоинством и даже получать от этого процесса удовольствие. »

«Замысел представляется мне достаточно интересным, но осуществление требует некоторого напряжения совести».

Это даже не проза. Это какая-то высшая степень озарения. Я не верю, не могу поверить, что эта вещь была написана всего через пять лет после наивного и стилистически незамысловатого «Трудно быть богом». «Лицо господина президента, тоже не лишённое мужественности и элементов прямоугольности, к концу исторической встречи напоминало, прямо скажем, между нами, кабанье рыло. Господин президент изволили взвинтить себя до последней степени, из клыкастой пасти летели брызги, и я достал платок и демонстративно вытер себе щёку. В газетах об этом не писали. В газетах честно и мужественно, с суровой прямотой сообщили, что беллетрист В. Банев искренне поблагодарил господина президента за все замечания и разъяснения, сделанные в ходе беседы» :super:

А эта фраза об официозном художнике — «вот уже много дней и навсегда он согбен, вечерами он согбен над столом, по утрам — над тазиком, а днём — от больной печени» — да за эту фразу памятник ставить можно! Ибо она и есть — «продукт чистого гения».

Вот он, город, где вечно льёт дождь. Весьма неприятное место. Прямо скажем — дыра. Потому и сослали туда писателя-диссидента Банева — пускай отмокнет, наберётся ума. Да вот незадача: не учёл господин президент, что город этот — вовсе не дыра, а точка отсчёта нового мира. Прежняя история прекратила течение своё, грядёт новое человечество. И оказывается наш Банев в непонятной ситуации: ему не нравится окружающая действительность, но другой он не мыслит. Он — плоть от плоти её. А на смену ей приходит новая, перед которой что Банев, что президент — одного поля ягоды. Отвратителен бургомистр, ставящий капканы на мокрецов. Мерзок член парламента Росшепер Нант, устраивающий оргии на загородных виллах. Презренны все эти Паворы и долговязые агенты, шпионящие друг за другом во имя мелочных интересов своих учреждений. Мерзок Фламин Ювента, амбициозный юнец, делающий карьеру на родственных связях и заклинаниях о патриотизме. Да и весь город — сырой, холодный, злой от чувства своей беззащитности перед мокрецами и властью. Но все они — часть нашего мира. А дети, питающиеся знаниями как котлетами — это нечто глубоко чуждое нам, непонятное, а потому (инстинктивно) враждебное. И пусть заклинают они нас: «Мы не будем рушить вашего мира. Мы лишь построим свой». Мы всё равно будем ненавидеть их, ибо они смотрят на нас свысока. Да и как им ещё смотреть, когда мы не читали великих философов и погрязли в сиюминутных страстях? В фильме Лопушанского (весьма посредственном, надо сказать) есть одна великолепная фраза: «Вы думаете, что если ребёнок читает Ницше и Шопенгауэра, то он — молодец. А он смотрит на вас и видит дерьмо. И по Ницше дерьмо, и по Шопенгауэру дерьмо». Сказавший это не учёл только, что и Ницше, и Шопенгауэр для этих детей — тоже пережиток былых времён (сиречь — дерьмо :gigi:).

Я не знаю, есть ли правые в этом конфликте. Мне тоже не нравится, когда кто-то уводит детей. Не нравится, когда человек отказывается от своей личности («Вы не родственник Павлу Зурзмансору, социологу? — Даже не однофамилец»). Не нравится вождизм, проглядывающий в романе: отношение умненьких деточек к мокрецам граничит с каким-то обожествлением, а это претит. И я тоже не верю, что новый мир можно построить, не разрушив старого. Но я твёрдо знаю, что нельзя плевать в душу родителей, если они не столь образованы, как ты. Многие знания вовсе не синоним высокой духовности. И если строительство мира гуманизма и просвещения начинается с отказа от родителей, грош цена такому миру.

А ещё я знаю, что это — блестящее произведение, предвосхитившее не только проблему эволюционного скачка человечества (см. «Волны гасят ветер»), но и кое какие политические реалии наших дней. 😉

«Будущее создаётся тобою, но не для тебя».

А вот интересно, что сами дети ответили бы на те вопросы, которые они задали Баневу? :glasses:

Одно из моих Любимейших произведений в фантастике. Причём, ещё с подросткового возраста. С тех пор мнение по многим вопросам, затрагиваемым в повести, менялось, но Любимой повесть так и осталась.

Впервые я прочитал эту повесть в самом начале 1990-х, точно помню — в альманахе «НФ выпуск 34» за 1991г. И на тот момент, вероятно, более всего впечатлило отличие произведения от большинства прочитанного ранее. Я ведь вырос на серии «зарубежная фантастика» издательства «МИР». Да наши — Снегов, Булычёв, Крапивин и прочие зубры классики жанра в СССР. А тут вдруг — «гадкие лебеди». Как обухом по голове. Общая мракота атмосферы. Шикарные диалоги. Мокрецы, «уведённые» дети. Шаг в будущее одним рывком, а не тяжкой эволюцией социума.

С каждым перечитыванием открывалось что-то новое. Прямо сам себе казался умнее и взрослее, когда полученный жизненный опыт и знания позволяли увидеть в повести новые грани, родить собственные интерпретации и прочие мысли. Высказывать не буду. В отзывах и критике всё есть, нового всё-равно не добавлю. Я лучше и дальше о личном. Отзыв, всё-таки.

Так вот, в процессе познания этой повести, став уже совсем взрослым, я увидел то, чего ВООБЩЕ не заметил (не понял) когда читал книгу подростком. А ведь против этих детей совершено страшнейшее преступление. У них украли детство. И это не искупить ни чем. Да, «Будущее создаётся тобой, но не для тебя.», и Баневу там не место. Но и те, для кого там место, многое теряют. Пусть и не осознавая этого.

Первое, что хотелось бы отметить — это очень плотный, насыщенный текст. Здесь нет лишних диалогов и пустословия, ни одного лишнего слова. И очень много смыслов для такой небольшой повести.

Где-то я читала, что, возможно, идея — это не главное в художественном произведении, но все же она должна быть, и лучше, если она будет не одна. В этой повести их много.

Идея, которая меня поразила сильнее всего — вторжение будущего в настоящее и легкий шок от этого столкновения. Здесь показано будущее, которое и привлекательно, и одновременно пугает.

Показателен страх Банева перед детьми на встрече в гимназии:

«Тут он содрогнулся, представив себе, какую страшную неблагодарную работу должны были проделать эти юнцы, чтобы совершенно самостоятельно прийти к выводам, к которым взрослые приходят, содрав с себя всю шкуру, обратив душу в развалины, исковеркав свою жизнь и несколько соседних жизней… да и то не все, только некоторые, а большинство и до сих пор считает, что все было правильно и очень здорово, и, если понадобится – готовы начать все сначала… Неужели все-таки настали новые времена? Он глядел в зал почти со страхом. Кажется, будущему удалось все-таки запустить щупальца в самое сердце настоящего, и это будущее было холодным, безжалостным, ему было наплевать на все заслуги прошлого – истинные или мнимые…»

Показателен его страх, когда он вообразил, что сам теперь должен будет переселиться к «мокрецам» за колючую проволоку: сначала — шок от открывшихся возможностей, потом — горечь и ужас. Эпизод с Дианой и последующая сцена в ресторане изображены, мне кажется, даже с юмором, вернее, с сарказмом.

Главный герой, который тяготится жизнью в современном обществе, требующей постоянного «напряжения совести», вроде бы и хочет, чтобы на смену пришло что-то новое, и боится этого. Почему? Боится, что там его не оценят, что он станет ненужным, что «настоящее для них – это только материал для построения будущего, сырье…»?

Кстати, любопытно, как на самом деле «мокрецы», страшно зависимые от книг, относятся к писателю Баневу. Ведь в повести мы видим только точку зрения рассказчика.

Одним словом, после прочтения остается масса вопросов, на которые нет однозначных ответов.

«Гадкие лебеди», возможно, вершина творчества братьев Стругацких. Одна из вершин – уж точно. Прочитав эту повесть, понимаешь, почему никто из русскоязычных писателей-фантастов и рядом не стоял со Стругацкими. Они стирают грань между фантастикой и большой литературой, для них загадочные мокрецы, звездолеты или там вавилоноподобные города за гранью нашего мира – не инфантильная игра не до конца выросших детей, это просто средство, с помощью которого они выражают свои, куда более глубокие, чем кажется на первый взгляд, идеи.

То же самое и с «Гадкими людьми» — фантастический антураж с вундеркиндами, обладющими магическими талантами мокрецами и водой, обращающейся в вино, остаются всего лишь декорациями, которые помогают более ярко осветить мысли об усталости мира (помните шокирующее: «Всю серую массу вырезать, 90% человечества. Или даже 95»), о предназначении писателя, о прогибающихся гениях, вынужденных глушить совесть в беспробудном пьянство («Рем Квадрига, доктор гонорис кауза»), и даже о родительской любви, о детях.

Блестящая повесть, просто блестящая. Если бы у меня был блокнот, в которой бы я собирал любимые цитаты, то примерно две трети «Гадких лебедей» тут же перекочевала бы туда. И про то, что «будущее строится тобой, но не для тебя», и о том, что «по Гегелю ты дерьмо» и многое другое. Великолепный текст, в котором нет ни слова лишнего – диалоги горько-метафористичны и иногда по оскаруайльдовски парадоксальны, характеры выписаны безупречно, даже эпизодические вроде солдатика на проходной или бармена Тэдди.

Ну и, конечно, величественная история прихода нового мира – без войны, без выстрелов, мира, в котором автоматы ржавеют и рассыпаются, но взрослые уже не могут тут жить. Это будущее построено не для них, для детей. И писатель Виктор Банев не готов отказаться от коньяка и маринованных миног, от сомнений и самоистязаний. Ему не нужно то счастье, которое для всех и даром.

Несмотря на относительно небольшой объем, повесть далеко не так проста и я уверен, что при повторном прочтении она повернется ко мне какой-нибудь новой гранью, которую я не рассмотрел с первого раза.

Ну что ж, это и хорошо – значит, буду перечитывать со временем 🙂

С одной стороны — вариация на тему «отцы и дети» (какие странные, высокомудрые дети, озабоченные своими научными изысканиями вместо того, чтобы погонять в футбол или попрыгать через скакалочку; и ох-уж эти душевные, философично-прямолинейные папаши, стремящиеся наладить общий язык с подхватившими вражью идеологическую заразу чадами. ), с другой — попытка разгадать сюжет рождения нового мира, разглядеть процесс прорастания сквозь ржавый каркас привычного миропорядка ростков пугающего будущего. И вне зависимости от степени твоей озабоченности (или пугливости) — будущее наступит непременно и будет именно таким, каким ты менее всего ожидаешь его увидеть.

Источник