что такое абьюз и харассмент
Харассмент, абьюз или домогательства
Депутат Госдумы Оксана Пушкина впишет понятие харассмента в российское законодательство. Об этом она заявила во вторник, 27 февраля, комментируя обвинения депутата от ЛДПР Леонида Слуцкого в сексуальных домогательствах к журналисткам. Что именно хочет прописать в законе Пушкина и чем отличается харассмент от абьюза, домогательств, слатшейминга и виктимблейминга — в тесте iz.ru.
Авторское право на систему визуализации содержимого портала iz.ru, а также на исходные данные, включая тексты, фотографии, аудио- и видеоматериалы, графические изображения, иные произведения и товарные знаки принадлежит ООО «МИЦ «Известия». Указанная информация охраняется в соответствии с законодательством РФ и международными соглашениями.
Частичное цитирование возможно только при условии гиперссылки на iz.ru.
АО «АБ «РОССИЯ» — партнер рубрики «Экономика»
Сайт функционирует поддержке Федерального агентства коммуникациям.
Ответственность за содержание любых рекламных материалов, размещенных на портале, несет рекламодатель.
Новости, аналитика, прогнозы и другие материалы, представленные на данном сайте, не являются офертой или рекомендацией к покупке или продаже каких-либо активов.
Все права защищены © ООО «МИЦ «Известия», 2021
«Ты сейчас нарушаешь мои границы»: как происходит подмена понятий новой этики
В разговорнике «Сложные чувства» под редакцией социолога Полины Аронсон более двадцати авторов поделились своим видением того, как складывается новая языковая реальность и что за ней стоит. Почему мы оперируем теми или иными понятиями? Откуда взялся язык «новой этики»? Как работает новояз в эпоху «психологизации культуры»? Forbes Woman публикует главу о личных границах, написанную психологом, преподавателем магистратуры НИУ ВШЭ Мариной Травковой.
Личные границы: из психотерапии в повседневный язык
Прошу мужа не бросать полотенце на край ванны. Бешусь. В очередной раз наорала, ну сколько можно потому что. А он такой «Ты сейчас нарушаешь мои границы».
Каким образом географическая метафора перетекла в повседневную речь, автор сказать не берется. Можно предположить, что это случилось, когда в 1980-е в Россию хлынула и начала бурно развиваться уже в 1990-е (по свидетельству Томаса Мацы) «прикладная психотерапия». Ее носители, с одной стороны, были наследниками постсоветской академической школы, а с другой — стремительно постигали технологии психотерапии на многочисленных привозных тренингах, смешивая «Я-концепцию» из академической постсоветской психологии и язык тренингов личной эффективности, терминологию бизнеса и рынка. Например, журнал Forbes Woman пишет о личных границах так:
Личные границы могут быть открыты для «импорта», когда мы с радостью принимаем чужую помощь, ресурсы, время, деньги и т. д., или для «экспорта» — наших собственных ресурсов. Импортируем мы обычно то, в чем особенно нуждаемся, а экспортируем — либо то, чего у нас в изобилии, либо то, за что мы надеемся получить хорошую цену.
При этом в научной литературе понятие «личные границы» возникает исключительно редко — например, в публикациях психолога Софьи Нартовой-Бочавер, посвященных «суверенности личности» и «психологическому пространству личности». Работы Нартовой-Бочавер не только повторили вектор на индивидуализацию и очерчивание себя как субъекта, свойственные времени в целом, но и впервые придали концепту легитимность в академическом поле. На этом понятие «границ» свое триумфальное шествие в мире академической психологии, можно сказать, закончило, уступив место прочим более «модным» концептам. Однако при этом рискнем утверждать, что понятие прорвалось в повседневную жизнь не без помощи самих носителей психотерапевтического дискурса — психологов и психотерапевтов, а также всех тех, кто бурно осваивал для себя эту область на многочисленных и довольно разнообразных по качеству тренингах, курсах и факультетах. Прежде всего новый язык приносили домой женщины, традиционно больше интересующиеся сферой эмоционального, что нередко вызывало напряженность в семье. Реакцией на новояз стали и анекдоты, циркулировавшие в 1990-х. Среди оных был, например, такой, высмеивающий практики самопредъявления и карикатурные идеи ответственности за собственный «внутренний мир»: «Сколько психологов нужно, чтобы вкрутить лампочку? — Хватит и одного, но только если лампочка к этому готова».
Пугаясь чужих эмоций и чувств, которые часто ни в чем не виноваты, кроме лишь того, что рискуют запустить наши собственные, изолируясь внутри «границ», мы становимся одинокими
«Личные границы» — это нечто, что обретается исключительно в контакте с другими, причем характер такого контакта чаще негативный: личные границы обычно нарушаются, не уважаются, не признаются, игнорируются — и именно тогда становятся очевидны. Они постоянно подвергаются реальной или потенциальной атаке со стороны внешнего мира, угроза прорыва — их перманентное состояние, необходимость защищать и отстаивать — постоянная необходимость. Они не исчерпываются контурами тела, личного физического пространства, а их существование становится возможно лишь в момент переживания дискомфорта. Одна из пользовательниц фейсбука пишет:
Я понимаю это так. Личные границы — это внутренне опознанная и выстроенная человеком структура, где человек понимает, что причиняет ему дискомфорт. Он создает образно линию, куда другим запрещено заходить. мною нельзя: манипулировать, давить на меня, угрожать, оскорблять и унижать, обманывать, преследовать после отказа от общения т. д.).
Другое свидетельство из Сети:
Основным симптомом того, что ваши личные границы нарушены, являются агрессивные чувства при общении: недовольство, раздражение, злость и гнев. Чем интенсивнее эмоция, тем больше ваш собеседник себе позволяет. Возможно, вы замечали, как при разговоре, тема сворачивает куда-то не туда, но вы совершенно не хотели подымать эту тему, тем более этот человек вам мало знаком, но уже позволяет себе комментировать и советовать что-либо, и в этот момент вы чувствуете, как начинаете злиться. Также, нередким признаком нарушенных границ бывает состояние так называемого «выжатого лимона», головная боль, даже тошнота после контакта. Беспричинная агрессия к собеседнику, когда объективно он(-а) ничего не сделал, но при встрече, почему-то хочется наговорить всякого/ударить или убежать самому.
Неустановленные границы приравниваются к болезненной слабости, «созависимости», состоянию «жертвы», которое тоже чревато многими бедами:
В долгосрочной перспективе такая атмосфера подрывает чувство собственного достоинства и самооценку. Личность жертвы при этом приобретает паранояльные или шизоидные черты, невротизируется, чем еще сильнее открывает дорогу для атак агрессоров. (Из комментариев на фейсбуке)
При этом ответственность за удержание границ полностью лежит на их носителе, который в награду получает безграничное самообладание:
Вы понимаете, где заканчиваетесь вы и начинается другой. И вы отвечаете за себя и только за себя. С этого начинается любая здоровая личность. Практически невозможно манипулировать человеком, который четко осознает свои личные границы и ясно обозначил их для других.
Отвечая женщине, которая жалуется на отношения со свекром и свекровью, популярный психолог Михаил Лабковский утверждает:
Возможно, такая реакция ( Речь о скрытом гневе. — Прим. авт.) вызвана вашим бессилием из-за того, что вы не умеете отстаивать свои личные границы, не можете сразу сказать «нет» свекру и его жене. Копите обиду в себе, а потом «взрываетесь». Это вредно и для вашей психики, и для отношений с окружающими. По моему третьему правилу вы должны сразу говорить о том, что не нравится, и делать это только один раз. Человек вас не слышит — просто прекращаете с ним общаться на болезненные для вас темы (или — общаться совсем.
Лабковскому вторит пользовательница вконтакте:
Надо учиться идти на конфронтацию. Если вы умеете отстаивать свои границы, вы не переживаете из-за мелких нарушений — граница штука такая, захотел закрыл, захотел открыл. Мой выбор.
Верно очертивший свои границы субъект как будто становится неуязвим и свободен от чувств других. Кажется, именно ради эмоциональной безопасности все и затевается. На деле, похоже, означенный субъект лишь приобретает крайнюю чувствительность к моментам «вторжения», тем, которые еще не так давно означались как, может быть, и не самая желательная, но забота, да и просто любое обращение. Вот пример из публикации журнала «Свои»:
У меня есть двоюродная бабушка, тетя моей мамы. Ей уже девяносто лет. Я ее иногда навещаю или звоню, и каждый раз бабушка спрашивает, когда я выйду замуж. Это бесит невероятно! Мое замужество ведь никого, кроме меня не касается, и кроме того, у меня и так проблемы в отношениях с мужчинами, я это понимаю и пытаюсь с этим работать. Но когда мне тыкают в этот личный вопрос, я просто выхожу из себя! Но это бабушка, и я не могу ее послать. Но я сдерживаюсь.
Или комментарии пользователей фейсбука:
Как объяснить то, что мой нарц говорил, что я невоспитанная и не уважаю других только потому что я играла в телефоне на юбилее одного его коллеги? У меня разболелась голова и хотела просто поиграть в телефоне и сразу же пошли от него уговаривания, давление, что я такая сякая плохая и не уважаю других людей. Мне это показалось, что он лезет в мои личные границы.
Например, гости припер. то есть пришли без предупреждения (временные, пространственные границы), нарушив тем самым все твои планы. Кушают твою еду и пьют напитки, причем достают из шкафа сами (правовые). Заливают тебе в уши басни про кризис и ноют как в жизни все плохо (личностные, эмоциональные). Напившись, лезут обниматься (физические). Советуют тебе как жить и с кем спать (личностные). А потом еще и денег в долг просят! (вот тут, пожалуй, все нарушения вместе взятые). А ты стоишь как марионетка, отманипулированная во все места, и терпишь, сказать ничего не можешь, родственники же. Отказать нельзя обидеть. Да-да, нарушения границ часто носят именно манипулятивный характер.
Максима «Если мне плохо, значит мои границы нарушаются» превращается в ответственность за отвоевание и удержание оных, для чего можно пожертвовать и коммуникацией, и самими людьми:
Тренируйтесь говорить «нет». Люди часто не решаются отказывать, потому что боятся, что их разлюбят и покинут. Но нужны ли вам в окружении те, кто любит вас только безотказным и удобным? Практикуйтесь отказывать без оправданий. «Простите, нет», «Нет, не хочу» и «Нет, мне это неудобно» — три волшебных фразы, которые не требуют никаких дополнений. Возможно, те, кому вы раньше никогда не отказывали, будут поначалу удивляться или сердиться. И скорее всего, ваш круг общения изменится. Но все эти изменения будут к лучшему.
«Основное назначение личных границ — отстаивать свои интересы и не допускать ненужный дискомфорт. Причем это применимо не только в отношении назойливых людей, которые так и норовят залезть к вам в душу, но и в отношении различных ограничивающих убеждений, условий жизни или привычек», — диктует предисловие к книге Виктории Ламберт «Личные границы. Как их устанавливать и отстаивать».
От гипертрофированной и замкнутой на самого себя ответственности за свои чувства не избавляет и гибкость границ. Популярный психолог Курпатов, призывая своих слушателей управлять внутренним психологическим пространством, настаивает:
Считать, что наши границы должны определять жизнь других людей, — это крайний эгоцентризм, это детский сад, это инфантильность, фаза развития детского мозга. Первое и главное, что надо понять, — если вы испытываете раздражение, связанное с близкими людьми, вы можете избавиться от него, передвинув внутреннюю границу. Мама заходит к подростку в комнату, и он испытывает агрессию. Но если нет площади в квадратных метрах, вы можете сдвинуть [границы]: он в своем мире, вы в своем мире можете управлять собственным психологическим пространством. Если вы так способны себя настраивать, вы не запускаете круг патологических реакций.
Так или иначе, идея личных границ (и их охраны), которые должны сделать нас недосягаемыми для «манипуляций» других людей, рискует стать и становится практиками отчуждения и атомизации, противоположными человеческому, диалогическому общению. Пугаясь чужих эмоций и чувств, которые часто ни в чем не виноваты, кроме лишь того, что рискуют запустить наши собственные, изолируясь внутри «границ», мы становимся одинокими. А между тем «эмоциональная сфера все больше напоминает минное поле, где индивидуальности встречаются в своей беззащитности, чтобы учиться обсуждать то, в чем они зависят друг от друга, при этом сохраняя автономию или хотя бы ее иллюзию», — как сказала в одном из своих интервью социолог Ева Иллуз. Автору остается лишь надеяться, что это непременно случится, хотя бы по той простой причине, что «никто из нас не остров».
Бьет — значит статья: 10 лучших текстов Forbes Woman о гендерном насилии
1. Руководство от бездействия: что нужно делать, если вы стали жертвой домашнего насилия
Что можно считать харассментом, а что нельзя, как говорить на эту тему в публичном пространстве и что такое «новая этика»? Мы обратились с этими вопросами к Эн Ноэль, юристу, которая борется с проблемой сексуальных домогательств и насилия на законодательном уровне, и редактору книги «Глобальное движение #MeToo».
3. Это (не) ваше дело. Как понять, что рядом с вами жертва домашнего насилия
«Я такая неуклюжая, постоянно обо что-нибудь ударяюсь», — люди, подвергающиеся насилию, часто придумывают нелепые оправдания своему внешнему виду или поведению. Они часто лгут своему окружению, выгораживая обидчика. Но есть признаки, по которым можно определить, что перед вами человек, которому нужна помощь.
4. Синяков нет, но душа искалечена: ответы на важные вопросы о психологическом насилии
5. Плохой «Учитель»: что такое «груминг» и почему за это можно сесть в тюрьму
«Учитель» — сериал, в котором молодая учительница вступает в отношения со старшеклассником, разрушая в итоге его жизнь и свою карьеру. Разбираемся вместе с психологом, почему здесь нечему завидовать, а история, которая начинается как романтическая, на самом деле никогда таковой не была.
6. Отчаявшиеся домохозяйки: какая связь между финансовой зависимостью и домашним насилием
Психотерапевт Ольга Размахова и гендерный исследователь Анна Край рассказывают, одинаково ли часто страдают от рук мужа домохозяйки и женщины с престижным образованием и статусной профессией.
Агрессивные нападения чаще совершают мужчины, но большинство мужчин не агрессивны. Как стереотипы о мужественности подталкивают к насильственному поведению? Как научиться общаться и спорить без насилия? Рассказывают психологи Рональд Левант и Станислав Хоцкий.
8. «Надо научиться не выживать, а жить»: директор кризисного центра «Китеж» о том, почему домашнего насилия стало больше, а денег — меньше
За время пандемии количество обращений в центр помощи пострадавшим от домашнего насилия «Китеж» утроилось, а объем пожертвований, напротив, сократился. Чтобы продолжить помогать, центр объединил усилия с другими НКО, придумал проект на стыке благотворительности и искусства и подготовил методичку для тех, кто тоже хотел бы открыть шелтер. О том, как живет место, где помогают женщинам, пережившим абьюз, рассказала директор центра Алена Ельцова.
9. Соцпакет против абьюза: как компании защищают своих сотрудников от домашнего насилия
10. Сила договора: как международные конвенции защищают женщин от насилия
В 2021 году Турция вышла из Стамбульской конвенции — одного из соглашений, направленного на защиту женщин от насилия. Россия в этот договор до сих пор не вошла. Разбираемся, как международные соглашения работают на самом деле и что конкретно делается для защиты женских прав.
Неудобная этика. Как движение #MeToo трансформируется в российских реалиях
Если вы работаете в медиа, скорее всего, в последнее время вам было страшно заходить в соцсети: каждый день вы узнавали о своих коллегах много нового и неприятного. Русскоязычный сегмент Twitter взорвался десятками историй женщин (и, реже, мужчин), подвергшихся сексуальному насилию и домогательствам на рабочем месте. Эти истории рассказывали преимущественно действующие и бывшие сотрудницы популярных СМИ. Ну, или те, в чей круг общения входят журналисты. Нечто подобное уже происходило в 2016 году, когда украинская активистка Анастасия Мельниченко запустила в Facebook акцию #яНеБоюсьСказати, которую с готовностью подхватили российские и белорусские пользовательницы.
Принципиальная разница заключается в том, что тогда, четыре года назад, личности «героев», как правило, не раскрывались. Сегодня мы получили возможность узнать их поименно. Обвинения в сексуальных домогательствах, насилии и абьюзе прозвучали в адрес шеф-редактора «МБХ Медиа» Сергея Простакова, фотографа «МБХ Медиа» Андрея Золотова, SMM-менеджера Сбербанка Руслана Гафарова, руководителя проектов Сбербанка Сергея Миненко, ведущего телеканала «Дождь» Павла Лобкова. На днях в харассменте уличили основателя самиздата «Батенька, да вы трансформер» Егора Мостовщикова, а игрока «Что? Где? Когда» Михаила Скипского и вовсе обвиняют в приставаниях к несовершеннолетним. Последний пусть и не журналист, но к телевидению имеет непосредственное отношение.
Сколько случаев домогательств в сфере общепита, медицинского обслуживания и легкой промышленности осталось за кадром, можно только догадываться. И совершенно неудивительно, что бурю подняли именно сотрудницы и сотрудники СМИ: профессия журналиста сама по себе предполагает потребность делиться социально значимыми историями. Вот только, когда дело дошло до обсуждения проблемы харассмента в социальных сетях, выяснилось, что далеко не все разделяют желание посочувствовать жертвам. Многие представители комьюнити бросились защищать приятелей постами и комментариями в духе «Да если б N меня облапал, я была бы только рада», разражаться гневными тирадами в адрес женщин, которые якобы «просто хайпуют», а еще — ругать на чем свет «новую этику».
«Мода» на харассмент
Вообще, в потребности оправдать уважаемого человека, которого обвиняют в совершении ужасных поступков, нет ничего необычного. Члены семей преступников, чья вина доказана в суде, порой до последнего не верят, что за обликом любимого мужа, отца или брата скрывался кто-то жестокий, пугающий, незнакомый. Что уж говорить о явлениях вроде харассмента, которые в российской культуре не имеют пока однозначной оценки. Тем не менее открытие, что любимый тобою коллега замешан в каком-то некрасивом скандале, разрушает ощущение стабильности привычного мира.
Перед тобой встает сложный вопрос: как дальше себя вести, если этот человек действительно поступал с кем-то плохо? Продолжать общаться как ни в чем не бывало? А что, если в таком случае другие осудят тебя за равнодушие? Или все-таки стоит разорвать отношения? Но тогда это может иметь последствия для твоего собственного статуса в рабочем коллективе или в компании друзей. Куда проще сделать вид и попытаться доказать остальным, что ничего из ряда вон выходящего не произошло.
На руку этой логике играет и тот факт, что сами по себе слова «харассмент» и «абьюз» заимствованы, их значение понимает довольно ограниченный процент населения страны. К тому же мы живем в эпоху возрождения «традиционных» ценностей, а к ним относится в том числе патриархальная модель отношений. Удивительно, но на фоне последних событий сохранение этой самой модели, основанной на главенстве права сильного, оказалось невероятно важным вопросом даже для тех, кто в остальном нещадно критикует существующий политический режим. В результате дискуссия о реальной проблеме сексуального насилия (с ним, по данным ВОЗ, сталкивается каждая третья женщина) стала заменяться рассуждениями о «моде», которую якобы взяли на вооружение россиянки, насмотревшись на то, как в США предприимчивые актрисы мстят «несчастному» Харви Вайнштейну.
Но дело вовсе не в «моде», а в том, что о нарушении сексуальных свобод, которое на протяжении истории человечества практиковалось более или менее всегда, и в первую очередь — в адрес женщин, наконец-то стало можно говорить открыто, не боясь последствий. Или, по крайней мере, боясь их меньше, чем раньше. Соцсети дали право голоса тем, кто привык молчать ради собственной безопасности. Теперь жертвы харассмента, насилия, абьюза знают: они не одиноки, и наряду с теми, кто отчитает их за то, что «выносят сор из избы», обязательно найдутся и те, кто окажет поддержку, поможет пережить тяжелый опыт и даст контакты проверенного психотерапевта.
Кто здесь власть?
Точно так же «новая этика» — на самом деле никакая не новая. Представление о телесных границах — одна из важнейших тем, которые психологи десятилетиями рекомендуют родителям обсудить с ребенком, чтобы тот мог отличить допустимые прикосновения от недопустимых. Демонстрировать кому-то свои гениталии, просто потому что хочется, и в прошлом веке считалось не то чтобы приемлемым. Анекдотического эксгибициониста, прогуливающегося по парку в плаще, в лучшем случае называли извращенцем и крутили пальцем у виска. В худшем — сообщали участковому или разбирались собственными (часто — жестокими) методами.
О домогательствах и абьюзе сняты десятки фильмов: начиная с «В постели с врагом» и заканчивая «Девушкой с татуировкой дракона». Многие из них появились задолго до движения #MeToo. В наивном российском документальном сериале «Понять. Простить», в котором психологи дают советы тем, кто попал в трудную ситуацию, в изобилии встречаются персонажи, столкнувшиеся с сексуальным принуждением на работе. И даже весьма ограниченными художественными средствами авторам удается передать, что герои вовсе не рады тому, что начальник или начальница обратили на них внимание.
Девушке, воспитанной в здоровой психологической обстановке, имеющей представление о личных границах и выбор, с кем быть, не понравится, если приятель — пусть даже он будет гениальным журналистом — без ее согласия начнет лезть к ней под одежду, шептать скабрезности и заталкивать в темную комнату. Принуждение не нравилось женщинам и в XIX веке: слабо верится, что героиня картины Василия Пукирева «Неравный брак» с восторгом предвкушает первую брачную ночь. К слову: интернет-пользовательницы, рассказывающие о насилии и харассменте, вообще-то получают вовсе не легко заработанную популярность, а главным образом потоки оскорблений в свой адрес.
Трудный разговор
В то же время само по себе слово «новый» сбрасывать со счетов тоже не стоит. Российское общество, похоже, действительно вступает в новую эпоху: не зря скандал с харассментом в медиа почти сразу вышел за пределы местечковых разборок в Twitter и тематических площадок вроде Wonderzine. О нем сняли сюжеты даже федеральные каналы. Отчасти, конечно, это связано с тем, что некоторым СМИ выгодно представить «либеральную» журналистику как сборище насильников. Однако очевидно, что потребность в масштабном разговоре о домогательствах на работе и абьюзе в отношениях зрела давно.
Благодаря беспрецедентному уровню открытости, подаренному нам соцсетями, такой разговор, наконец, стал возможен, хотя вести его в спокойном тоне не получается и вряд ли получится: тема харассмента слишком сильно заряжена обидой, тревогой, возмущением. А еще — непониманием. В США Комиссия по равным возможностям трудоустройства еще тридцать лет назад составила инструкцию, помогающую определить, что является домогательствами, а что — нет. Россия находится в самом начале пути, но стартовавший в Twitter конфликт явно дал толчок формированию адекватного свода правил: в частности, «Новая газета» уже приняла регламент против сексуального и психологического насилия.
Вместе с тем мы все еще понятия не имеем, как правильно реагировать на обвинения в неподобающем поведении, если оно не прописано в уголовном кодексе. Журналисты и их работодатели выбирали разные стратегии. Кто-то, как Павел Лобков, приносил извинения, ссылаясь на то, что воспитывался во времена, когда представления о телесной неприкосновенности были якобы другими. Рабочее место Лобков не потерял. Кто-то, как Сергей Миненко, свою вину, скорее, отрицал. Сотрудники «МБХ Медиа» уволились, а редакция самиздата «Батенька, да вы трансформер» опубликовала, мягко говоря, обтекаемое заявление, из которого можно сделать только один вывод: мир по-прежнему в огне.