что случилось с лошадью в фильме гнездо
Рецензия на фильм Шона Дуркина «Гнездо»: Норвежский лосось и мёртвая лошадь
Драма «Гнездо» выходит в российский прокат 24 сентября 2020 года. Режиссёр: Шон Дуркин. В ролях: Джуд Лоу, Кэрри Кун, Уна Рош, Чарли Шотуэлл и другие.
Платить однажды придётся за всё. Будь то новый роскошный замок, который ты купил для себя и своей семьи, или тот поток нескончаемой лжи, помогающей тебе ощутить кем-то ещё – более успешной, богатой и счастливой версией самого себя. Шон Дуркин, режиссёр «Санденс»-хита «Марта, Марси Мэй, Марлен» с Элизабет Олсен, мёртвой хваткой цепляется за эфемерность американской мечты, разбивая её до мельчайших осколков, в отражении которых на примере одной семьи виден крах идеализма. Разве вся эта ваша дольче вита – не самый обычный миф, недостижимый в своей сути и лишающий рассудка в процессе стремления к нему тех, у кого амбиции столь велики, что за ними банально не видно реальности?
«Гнездо» начинается как хоррор самого дурного вкуса на планете. Успешная семья (он, она, его сын и её дочь) решает сменить свой образ жизни в центре Нью-Йорка и переезжает в огромный особняк где-то на задворках Англии. Огромные хоромы, много пустых комнат, которых и занять нечем, разные страшилки о том, как в главном зале умирали люди. Если вы не смотрели трейлер и не читали синопсис, то по вступительным минутам может показаться, что перед вами очередной ужастик про дом с привидениями, однако ложные ожидания очень быстро столкнутся лоб в лоб с реальностью, поглотившей героев, такой же ложной, трудной и порой даже откровенно невыносимой.
Рори (Джуд Лоу) – успешный британский трейдер, который когда-то давно перебрался за океан и неплохо так поднялся на крупных сделках в США. Проще говоря, он вкусил богатой жизнь сполна – и этот вкус, оставшийся на его губах, вскружил ему голову. Вместе с женой Эллисон (Кэрри Кун), приёмной дочкой-подростком Самантой (Уна Рош) и родным сыном Беном (Чарли Шотуэлл) они прекрасно жили в Нью-Йорка, из окна поглядывая на Центральный парк. Но вскоре у Рори дела пошли не лучшим образом, и он решил, что пора что-то менять – утром он будит жену с неожиданным предложением переехать в Англию. Там он возвращается на старую работу, где его встречают с распростёртыми объятиями как «вестника светлого завтра», а Эллисон тем временем плотно берётся за обустройство дикого поместья и конюшни, о которой она мечтала всю жизнь. Звучит как идиллия, не правда ли?
Шон Дуркин со своим только вторым полнометражным фильмом эффектно заявляет о себе, как о мастере психологического триллера. Его режиссура – словно игра на скрипке: отточенная, профессиональная, но когда фильму требуется встряхнуть зрителя, смычок как бы нарочно меняет высоту звучания, заставляя волосы на руках встать дыбом. Дуркин с блеском развинчивает миф об американской мечте, отчётливо показывая, что в мире, где всем правят деньги, идеалистическое мышление обречено на крах. Практически каждой сценой мы убеждаемся, что это кино снято режиссёром с большой буквы, однако его отстранённость от происходящего, отсутствие симпатии в адрес персонажей и холодный прагматический подход к рассказу истории навеивают мысли о полнейшей непредсказуемости того человека, кто сидит в режиссёрском кресле. Мы ничего о нём не знаем через его кинематограф и не можем предвидеть, в каком направлении продолжит двигаться его карьера. И смотреть «Гнездо» с этой мыслью ещё более интригующе.
Однако отсутствие симпатии режиссёра к своим персонажам не отменяет общей эмоциональности фильма. Фантастический тандем Лоу-Кун разжигает пламя там, где, казалось бы, без жидкости для розжига не обойтись. Лоу в одной из лучших ролей в карьере (за второй такой же можно наблюдать прямо сейчас в мини-сериале «Третий день») завораживающе щеголяет языком и в элегантных костюмах, в то время как Кун демонстрирует убедительный портрет сильной женщины, вынужденной брать всё под контроль, когда мужчина в семье доказал свою несостоятельность. Дуркин в курсе актёрских талантов своих звёзд, отчего даёт им красочно ругаться в кадре, не разрушая их динамику лишними монтажными интервенциями – страсти льются с экрана в реальном времени, зритель получает неподдельное удовольствие, наблюдая за всем этим.
«Гнездо» пропитано нежным меланхоличным настроением и напоминает изысканную ретро-драму хичкоковских традиций – чистый психологизм соседствует с первоклассным саспенсом, а сюжет гарантирует ту ещё поездочку по кочкам. Для Шона Дуркина – впечатляющий шаг вперёд, а для зрителей – прекрасная возможность насладиться мастер-классом актёрской игры Джуда Лоу и Кэрри Кун.
Вадим Богданов, InterMedia
«Гнездо»: Джуд Лоу — горе в семье
Рецензии на фильмы >>
Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему
«Жены задают вопросы, ответов на которые не хотят слышать», — говорит мать брокера Рори О’Хары (Джуд Лоу 
), запутавшегося в паутине амбиций и ложных сигналов успеха. Это самое сердце фильма, часовая отметка. За окном 1980-е. На столе порезанные крест на крест бутерброды. У О’Хары финансовые трудности, хотя его главный талант — отлично выглядеть и заливать окружающим, как у него все хорошо. Квартира в Нью-Йорке, поместье — в Суррее, сын — в лучшей школе, в планах — pied-а-terre где-нибудь в Лондоне, чтобы поближе к работе. Американская мечта в пересчете на фунты стерлингов. Великий Гэтсби с дырой в кармане. Так какой был вопрос, милая?
В 1979-м у Рори не складывалось — и он бежал по маршруту пилигримов от рутины и, возможно, холодной матери в Америку. Акцент Старого Света помогал ему звучать богаче, чем он есть, а вскоре ощущение дома подарила Элисон (Кэрри Кун 
из «Оставленных»), жившая в меблирашке с дочерью Сэм (Уна Рош). У четы О’Хара родился сын Бен (Чарли Шотуэлл 
), застенчивый блондин, боящийся темноты и любящий футбол. Но десять лет спустя Рори почувствовал, что и бизнес по-американски — не его, а потому убедил семью переехать обратно в Лондон. Ну почти — в Суррей, в исполинское поместье, которое не по размеру О’Харе, зато вмещает его хрупкое эго и непомерные амбиции. Сэм пришлось оставить гимнастику, Бену — единственного друга, Элисон повезло перевезти с собой коня Ричарда. В новой жизни места хватит всем, ну либо не хватит никому. Зависит от того, как быстро симуляция успеха обнаружит финансовые трудности.
Вторая картина Шона Дуркина 
— медленной звезды американской инди-сцены, который десять лет назад прозвучал с фильмом «Марта, Марси Мэй, Марлен» — зрела в режиссерском мозгу так долго, что Элизабет Олсен 
успела стать героиней киновселенной Marvel (она блестяще солировала в «…Марлен»), Брэди Корбет 
— дважды съездить на Венецианский кинофестиваль как режиссер полных метров («Детство лидера» и «Вокс люкс»), а Сара Полсон 
завоевать телевидение благодаря антологиям Райана Мерфи 
. Но Дуркин, в отличие от О’Хары, не гонится за искрами успеха. Его интерес ровно противоположный: найти на стене жизни место, где отходят обои иллюзий, разглядеть в узорах продаваемого счастья — подлинно человеческое.
Олсен в «Марта, Марси Мэй, Марлен» была заперта в двоемирье — между прошлым и настоящим, травматичным опытом секты и вечным надзором сестры (Полсон) в большой настоящей жизни. Между ними она переключалась по щелчку, едва моргнув — так воспоминания вторгаются в слайд-шоу реальности от запахов, видов, ситуаций.
У Рори нет прошлой жизни — он ее выдумывает и переизобретает на ходу, считывая незримую сейсмическую активность чужих ожиданий. Хотите англичанина, янки? Это я. Ищете британца с американскими идеями, дряхлеющие элиты Старого Света? Он здесь. Хотите список свершений и привилегий? Минуточку, кажется, он в этом кармане. Эта альтернативная жизнь не то чтобы заменяет О’Харе настоящую, но приносит не гротескную радость, а еще большую фрустрацию. Под обоями начинает что-то шевелиться, в воздухе пахнет плесенью.
Если бы человек был домом, Рори О’Хара был бы старым поместьем в Суррее. Помпезный, но как будто нежилой, всегда в поле зрения — но столько пустых комнат, что одиночество тут клубится сильнее, чем посреди ночного поля. И это ощущение себя на горизонте — в шаге от богатства, которое он умеет описать лучше всех, — превращает его в оптическую иллюзию, Ахиллеса, бесконечно мчащегося за неспешной черепахой.
Этот парадокс Джуд Лоу буквально исполняет в кадре: все его действия преувеличены, бытовые моменты сопровождены гиперреакцией. Вот он празднует победный гол в ворота десятилетнего сына и его друга так, будто поверг сборную ФРГ в финале ЧМ. Вот целует Элисон посреди поля, как будто ждет, что их запечатлит папарацци, а лучше — придворный живописец. Все или ничего, сейчас или никогда.
Так и высвечивается один из центральных конфликтов «Гнезда»: взрывы сиюминутности на фоне живописной вечности. Оператор-виртуоз Матьяш Эрдей, снявший «Сына Саула» и «Закат», в поместье добивается тактильного эффекта гобелена; выпотрошенный интерьер здания напоминает о ледяном дыхании готики, которая к 1980-м должна быть памятником культуры, давно запечатленным в кино. И в этом жанре первыми на ум приходят «Ребекка» (1940), первый американский фильм Хичкока 
, и «Невинные» (1961) Джека Клэйтона 
, который снял одну из лучших британских картин после отбытия Хича в Штаты. (Дихотомия Старого и Нового Света в фильма также пунктирно присутствует.)
Точнее умрет Ричард — единственное создание, которое придавало жизни Элисон в Сурее какой-то смысл, помимо материнской роли. К тому же Сэм и Бен взрослеют на глазах: первая начинает запираться в комнате и слушать The Cure, второй просит не называть его «малышом» и стыдится, что в школу его возят на машине. Предприятие «Семья» тоже требует ресурсных вложений и переговоров, но и тут Рори либо отсутствует, либо обещает золотые горы.
«Гнездо» в прокате с 24 сентября.
«Я хотел показать жуткую изнанку американской мечты» Семья как секта, призраки приватизации и демонический Джуд Лоу: кто снял самый умный триллер месяца
В российский прокат вышел лукавый триллер Шона Дуркина «Гнездо», в котором некогда уехавший в США английский трейдер (Джуд Лоу) в середине 1980-х перевозит свою семью из Америки в родную Великобританию: на местном фондовом рынке вот-вот откроются возможности хорошо заработать. В своем будущем богатстве герой уверен настолько, что пристраивает детей в самые дорогие частные школы, покупает жене не только норковую шубу, но и коня, а главное — снимает огромный викторианский особняк в провинции. В его старых стенах новоселам тем не менее скоро станет неуютно — настолько, что «Гнездо» с каждым кадром все сильнее будет грозить превращением в классический фильм ужасов. Шон Дуркин, режиссер, в свое время прославившийся инди-драмой о беглянке из секты «Марта, Марси, Мэй, Марлен», впрочем, удерживается от ухода в чистый жанр: вместо призраков жуть в «Гнезде» нагнетают костры амбиций и треск рушащихся отношений. «Лента.ру» поговорила с Дуркином об актерских талантах Джуда Лоу и о темной изнанке американской мечты.
«Лента.ру»: Как у вас появилась идея «Гнезда»?
Шон Дуркин: В детстве — во второй половине 1980-х — я жил в Англии, а в начале 1990-х мы переехали в Нью-Йорк. И я не возвращался в Лондон 20 лет. А когда там наконец оказался, то, конечно, воспоминания нахлынули. Я хорошо помнил переезд и помнил, как разительно все отличалось. Сейчас стоит приехать из Нью-Йорка в Лондон, и ты почти не почувствуешь различий. Но 30 лет назад все было иначе, это были два совсем не похожих друг на друга города. Так что идея появилась из размышлений об этом времени. Я подумал, что можно поместить в центр сюжета семью, которая тогда переехала из Америки в Англию, и дальше исследовать эффект, который на них произведет этот переезд.
При этом вы почти никак не выдаете тот факт, что действие происходит в 1986-м. Если не обращать внимание на детали, то можно этого и вовсе не заметить и решить, что действие разворачивается в наше время.
Я этой неочевидности и добивался. По двум причинам. Первая — такой подход мне кажется более исторически точным. Я почти сразу сказал художнику-постановщику и художнику по костюмам: «Когда снимают кино про 1980-е, чаще всего создатели слишком увлекаются, преувеличивают — во всем, от причесок до одежды». Если же изучить материалы — не артефакты поп-культуры, а фотографии людей на улицах, репортажные съемки — то выяснится, что различия с современными кадрами совсем невелики. Мы даже просмотрели семейные фото того времени почти всех членов нашей съемочной группы. Будь у архивных фотографий лучше качество печати, догадаться можно было бы только по мелким деталям на фоне — вывескам, автомобилям. Поэтому мы решили не увлекаться элементами ретро — так попросту честнее.
Я хотел снять кино про 1980-е, которое отражало бы сегодняшний день — например, исследовало миф об американской мечте, показывало ее жуткую изнанку. О том, что «больше — значит лучше», об обратной стороне приватизации. О последней, которая в Великобритании как раз проводилась в 1986-м, Рори, герой Джуда Лоу, говорит прямо и пытается на ней заработать. Но эта линия развивается на втором плане, как бы впроброс — как раз потому, что мне хотелось, чтобы вместо частностей фокус фильма был наведен на суть, чтобы события 35-летней давности служили отражением современности.
Вполне современным персонажем кажется в первую очередь сам Рори, эта парадоксальная британская жертва мифа об американской мечте.
Мне поэтому было важно хотя бы и на одну сцену — я имею в виду эпизод, в котором он навещает свою живущую на окраине Лондона маму, — вернуть его туда, откуда он вышел. Рори настолько сосредоточен на отрицании своих корней, что попросту не знает себя. И это была центральная, ключевая черта его персонажа, которую я хотел подчеркнуть.
Как вы работали над этой ролью с Джудом Лоу? Невероятно, что в финале фильма, когда его герой полностью дискредитирован в глазах зрителя, он парадоксальным образом вызывает даже больше сочувствия и симпатии, чем в начале.
Это был самый первый вопрос, который мы себе задавали, когда приступили к работе. Как добиться того, чтобы, вне зависимости от поступков Джуда в кадре, где-то в его глубине все равно ощущался любящий и заботливый человек. Не то чтобы все это обязаны почувствовать, наверняка будут зрители, которым Рори покажется жалким, и те, кто сочтет его монстром — небезосновательно. Но, по-моему, в нем, несмотря на все демонические черты, все же сохранилась человечность — и во многом это заслуга Джуда, это его человечность, которую он персонажу одалживает. Джуд очень великодушный — это чувствуется уже при первой встрече с ним. К слову, когда мы стали обсуждать с ним персонаж и то, что он сам хочет в него привнести, он как раз сказал, что для него главное — на протяжении всего фильма поддерживать ощущение, что как бы Рори ни заблуждался и какие бы ошибки ни совершал, он искренне верит в то, что руководствуется благими намерениями, что стремится сделать жизнь своей семьи лучше.
По своим приемам «Гнездо» построено почти как фильм ужасов, как классическая история о призраках, в которой призраков при этом нет. Получается, что изводят героев их заблуждения на свой счет, воображаемые версии самих себя, которые по сути и служат невидимыми призраками?
Ой, это очень красивый анализ фильма, вот эти слова о том, что персонажей преследуют, мучают те, кем они себя видят, кем они хотят быть! Это очень хорошо сформулированная суть «Гнезда». Спасибо вам. Да, это, кстати, касается не только Рори с его мечтами о собственном успехе и богатстве. Элисон, его жена, которую играет Кэрри Кун, по-своему страдает от той же беды. Они оба одержимы идеями о том, кем они должны быть и в плане социального статуса, и как семья — и вступают в противоречие со своей органикой. Они оба потеряны. В сущности, движущие фильм процессы как раз и заключаются в том, как эти персонажи сталкиваются с самыми важными, базовыми правдами о самих себе.
«Гнездо» кажется чуть ли не антиподом вашего дебюта «Марта, Марси, Мэй, Марлен», если судить по формальным признакам — по месту действия, по палитре кадра, по жанровым элементам. Но при этом интонационно и сущностно хватает и сходств. Вам самому как кажется — что связывает эти два фильма? Иными словами, как проявляется ваш персональный почерк?
Сложно сказать — хотя бы потому, что их разделяет десять лет, и за это время так много всего произошло. Была пара проектов, которые я должен был снять, но которые в итоге не состоялись. Они были совсем другими. Поэтому никакого четкого плана, представления о том, каким условиям непременно должно отвечать мое кино, у меня, конечно, не было. Но, думаю, заметно, что меня так или иначе притягивает тема семьи и те моменты, в которых абсолютность связанных с семьей ценностей оказывается под вопросом. Еще, наверное, мне интересно, как люди выстраивают свои отношения с обществом, какой смысл в них вкладывают и какие ценности в них выделяют. Думаю, обе этих линии чувствуются в конфликтах, на которых базируются и «Гнездо», и «Марта, Марси, Мэй, Марлен».
И семья, и секта ведь представляют собой модели общества в миниатюре, не правда ли?
И проблемы, которые с ними связаны, обычно генерируют мощную тревогу, доводят до раздрая, который свойственен моим персонажам. В тех сценариях, которые я пишу сейчас, эти мотивы тоже есть. Так что да, мое подсознание, видимо, так или иначе меня уводит в сторону самых базовых структур взаимоотношений между людьми. А если говорить о задачах, которые я себе сознательно озвучиваю, то они просты: быть максимально правдивым в своих фильмах и стараться не жертвовать этой правдой ради зрелищности, при этом оставаясь интересным зрителю. А еще — делать что-то единственное в своем роде, что-то, что мог бы сделать только я и никто другой. А это возможно, только если ты верен себе.
Фильм «Гнездо» (The Nest) уже вышел в российский прокат
«Гнездо»: инфернальный особняк и тысячеликий Джуд Лоу
Sobesednik.ru — о новой ленте Шона Дуркина «Гнездо», будоражащей камерной холодностью семейных отношений
Sobesednik.ru — о новой ленте Шона Дуркина «Гнездо», будоражащей камерной холодностью семейных отношений.
Инвестиционный брокер Рори О’Хара (Джуд Лоу) живет обыденной и с виду счастливой жизнью в Нью-Йорке со своей семьей. Супруга по имени Эллисон (Керри Кун) работает с лошадьми, ее дочь от первого брака Саманта (Уна Рош) занимается гимнастикой, а сын Бен (Чарли Шотуэлл) беззаботно ходит в школу и в свободное время играет с отцом в футбол. Так продолжается до тех пор, пока герой прямо с самого утра не огорошивает жену новостью – они переезжают в Лондон, ведь Рори видит перспективы сдвинуть карьеру с мертвой точки, а заодно и «зажить на широкую ногу». За невозможностью сопротивляться Эллисон, Саманта и Бен нехотя заселяются в новый огромный дом в Суррее и пытаются приспособиться к новой жизни. Однако с каждым днем семейство становится все более разобщенным, а каждый из его членов чувствует себя несчастнее и несчастнее.
«Гнездо» – вторая работа Шона Дуркина, которую он привез на Sundance. Первый же раз режиссер приехал на фестиваль с дебютом «Марта, Марси Мэй, Марлен» девять лет назад. В ней рассказывалось о девушке Марте (тонкая актерская работа Элизабет Олсен), которая прожила два года в изолированной аграрной коммуне сектантов и не могла приобщиться к жизни в цивилизованном обществе с его законами и правилами. При этом автор не только поставил героиню в положение, когда ее настоящее отягощалось прошлым, но и установил достаточно зыбкие границы между реальным и ирреальным. В одном из эпизодов Марта даже спрашивает сестру бывает ли у нее такое, что она не может отличить что было на самом деле, а что нет. Таким образом, несмотря на монтажные стыковки, отражающие поведение героини в плюс-минус аналогичных ситуациях в коммуне и дома у сестры, мы не могли на сто процентов доверять ее воспоминаниям.
Схожие параллели можно провести и в «Гнезде». Начать хотя бы с того, что Эллисон, Саманта и Бен, всю жизнь прожившие в США, отныне вынуждены существовать по совершенно иным законам в Великобритании, где нежелание Эллисон поддерживать светские беседы будет выглядеть так же, как ноги Марты на обеденном столе. Значительную роль тут играет и прошлое. Так, например, можно заметить, что в части фильма, посвященной проживанию семьи О’Хара на новом месте, Эллисон испытывает проблемы в ориентации после пробуждения и даже не успевает отвести детей в школу к началу занятий. Живя в Лондоне, мысленно она будто бы все еще находится в Америке. Саманта и Бен тоже испытывают внутренний диссонанс. Но если мальчику по большей части трудно приобщиться к жизни в новой школе и почувствовать себя комфортно в пугающем (как он сам выражается) особняке, то Саманта и вовсе становится более чужой в семье, ударяясь в подростковый бунт.
До поры относительно успешно лавирует Рори. Правда, за счет частой смены масок. Тут самое время поаплодировать Джуду Лоу, который одинаково хорош в ипостаси как предприимчивого яппи, так и раздавленного человека, лгущего семье и самому себе. Прибегая к поражающего уровня лицемерию, герой на деловых вечерах с легкостью рассказывает басни о покупке недвижимости, когда у самого на счетах по нулям, дома поддерживает рассуждения жены о «чопорности англичан», ее саму в обществе коллег называет «спятившей», а матери показывает неполную фотографию семьи – без Саманты. Тем временем он сгребает все атрибуты роскоши, начиная от дома, содержание которого ему явно не по карману, заканчивая шикарной шубой, которую Эллисон надевает на приемы, чтобы подыгрывать мужу.
Притворство в новом фильме Дуркина идет параллельно с темами самоопределения, определения собственной роли и страха потерь. Относительно Эллисон, которая притворяется неохотно и не столь долго, например, имеет смысл говорить больше о боязни утраты собственного голоса и поглощения патриархатом (действия фильма происходят как раз в 1986 – конец второй волны феминизма), что было особенно видно по ее лицу после упрека дочери: «зачем мне принимать решения, если я тоже могу найти мужчину, который будет все решать за меня?»
Рори же в этом плане наряду с карьерным крахом панически боится неодобрения как со стороны семьи, так и со стороны коллег. Внутренние перипетии, положение и действия героев отчасти обуславливаются временным промежутком, когда был разгар экономического кризиса и одновременно триумф помпезности, что объясняет попытку Рори создать видимость благополучия за счет предметов роскоши.
Отчасти его ситуация отсылает к Марте-Марси-Марлен. С семьей – одна маска, на работе – вторая, в гостях у матери – третья. После побега из секты личность Марты с ее тремя именами была будто размыта, и в «новом мире» с его собственными правилами она чувствовала отторжение, не имела сил сделать выбор относительно будущего и разобраться с тем, кем она является. Рори же за десять лет семейной жизни сменил четыре места жительства, и последнее, судя по всему, донельзя усугубило его внутренний кризис. В некоторых кадрах можно увидеть, как Дуркин обыгрывает это, погружая героя Лоу в затемненные части кадра, что как бы символизирует негативные перемены у него в душе и сильнее отстраняет от семьи. Интересно, что попытка героев обжиться на новом месте сталкивается будто бы с сопротивлением и самой природы. Так конь Эллисон по имени Ричмонд сперва начинает резко вести себя буйно, а затем и вовсе неизлечимо заболевает. Долго сопротивляться персонажи не смогут и своей собственной природе, которая начнет вступать в конфронтацию с внешними факторами.
В этом ключе на эмоциональном уровне сильна, к слову, и сама локация в виде особняка. С каждой минутой его пространственные пустоты все больше заполняются тоской, разочарованием, отчаянием, отзвуками прошлого, внутренними демонами и противоречиями – да так, что их можно ощутить на физическом уровне. Вскоре после переезда ощущение заключения в замкнутом пространстве, полном экзистенционального отчаяния, начинает преследовать героев и зрителей вне зависимости от того, где они находятся – на работе, своем участке дома или в ресторане. Блестящая работа оператора Матьяша Эрдея («Сын Саула») в совокупе с чуть тревожащей музыкой, которую зритель слышит еще с самых первых кадров, создает ощущение тихого ужаса и близости чего-то необъяснимо-страшного.
Того же эффекта Дуркин добился в «Марте», сняв будоражащий и вызывающий иррациональный страх камерный хоррор. Таковым оказывается и «Гнездо», начинающееся как психологическая семейная драма. Заселяя членов семьи в этот будто бы инфернальный особняк, все больше отстраняя их друг от друга и заставляя не то терять самих себя, не то смотреть на себя настоящих, автор создает качественный саспенс, который приковывает внимание зрителя от начала и до конца. Однако, как и в «Марте», Дуркин, пренебрегающий привычной драматургией, не дает ответов, а лишь оставляет героев и зрителей в неопределенности, задавая для своих персонажей размытые ориентиры для грядущей жизни, но лишая и малейших иллюзорных надежд.