что случилось с дон кихотом в замке герцога
Что случилось с дон кихотом в замке герцога
ГЛАВА LVII,
в которой описывается, как Дон-Кихот простился с герцогом и что устроила безрассудная Альтизидора.
Дон-Кихот положительно не в состоянии был долее выносить праздной жизни в замке герцога. Ему казалось, что он совершает преступление, позволяя себе утопать в неге и роскоши, и что когда-нибудь ему придется отдать отчет Богу за дни, бесполезно проводимые в постоянных пирах и удовольствиях. Поэтому неудивительно, что он наконец попросил у хозяев позволение проститься с ними.
Те согласились на это с большим сожалением. Кстати герцогиня вспомнила о письме Терезы Панца к Санчо и передала его ему. Когда Дон-Кихот прочитал своему оруженосцу это письмо, тот прослезился и сказал:
— Кто мог бы подумать, что так скоро дымом рассеются все эти прекрасные надежды, зародившиеся в уме моей жены, когда она узнала о моем губернаторстве! Кто мог бы допустить, что мне снова придется тащиться по следам моего господина и драться с разною нечистью. А Тереза все-таки у меня умница. Я очень доволен тем, что она прислала герцогине желудей: этим она доказала, что умеет ценить благодеяния. Её подарка нельзя считать взяткою: он был сделан уже после моего назначения в губернаторы. Надеюсь, герцогиня так и поняла, что Тереза не подкупать ее хотела своими желудями, а просто поблагодарить за милость. Ну, а что касается до её надежд, то они рушились по неисповедимой воле Провидения; с этим нужно мириться.
Простившись вечером с владельцами замка, Дон-Кихот на утренней заре в полном вооружении сел на своего коня. Несмотря на ранний час, на галереях замка появились все его обитатели.
Санчо взобрался на своего осла с чемоданом своего господина и своею котомкой, наполненной разнообразною провизией. Он был вполне счастлив, так как дворецкий от имени герцогини потихоньку вручил ему кошелек с двумястами золотых, — «на всякий случай», — как сказал он.
В то время, когда взоры всех были устремлены на уезжавшего рыцаря, неожиданно раздался жалобный голос прекрасной Альтизидоры, громко кричавшей Дон-Кихоту:
Дон-Кихот пристально и молча глядел на красавицу, изливавшую свое горе и бешенство в обманутой любви, а когда она кончила, он обратился к Санчо и сказал:
— Спасением твоей души заклинаю тебя, Санчо, сказать мне: правда ли, что ты увозишь с собою три платка и подвязки, о которых говорит эта обезумевшая от любви девушка?
— Три платка я, действительно, увожу, но подвязок у меня никаких нет, — ответил Санчо.
Герцогиня была очень огорчена бесстыдством Альтизидоры. Хотя эта дама и знала насмешливый и бойкий характер девушки, но на такую наглость не считала ее способною. А что касается герцога, то, желая все обратить в шутку, он сказал Дон-Кихоту:
— Не ожидал, я, благородный рыцарь, что вы за наше радушие отплатите похищением трех платков и пары подвязок! Подобный поступок вовсе не соответствует вашей громкой славе и не говорит в пользу вашего благородства. Отдайте этой девушке её платки и подвязки, в противном случае я вызываю вас на бой, нисколько не опасаясь того, что злые волшебники могут изменить ваш образ, подобно тому, как они изменили наружность человека, с которым вы вступили в единоборство ради восстановления поруганной чести дочери нашей глубокоуважаемой дуэньи донны Родригец.
— Сохрани меня Бог обнажить меч против того, кто так ласково принял меня под свой кров! — возразил Дон-Кихот, — Санчо отдаст платки, взятые им без моего ведома. Что же касается подвязок, то он уверяет, что их нет у него, а у меня и подавно их не может быть. Пусть эта девушка хорошенько поищет их в своей комнате; она, наверное, найдет там свою мнимую пропажу. Я никогда не был вором, и думаю, что во всю жизнь и не буду им, если только не отступится от меня Бог. В том, что эта девушка влюблена в меня, я нисколько не виноват, поэтому и не считаю себя обязанным извиниться в чем-либо перед нею или перед вашею светлостью. Прошу быть обо мне лучшего мнения и не препятствовать мне продолжать мой путь.
— Да хранит вас Бог, сеньор Дон-Кихот, — вскричала герцогиня, — и да поможет Он вам обрадовать нас приятными вестями о себе. Поезжайте с Богом! Каждая лишняя минута вашего пребывания у нас только раздувает любовный пожар в сердце Альтизидоры, не умеющей еще, по своей юности, скрывать своих чувств. Я, впрочем, научу ее, как сдерживать себя.
— Еще одно слово, бесстрашный Дон-Кихот, — перебила Альтизидора: — прости мне, что я обвинила тебя в похищении моих подвязок — они у меня на ногах.
— Что, не моя ли правда?! — воскликнул Санчо. — Разве я такой человек, чтобы скрывать ворованные вещи? Будь я к этому способен, так, наверное, не прозевал бы удобного случая, когда был губернатором!
Дон-Кихот низко поклонился герцогу, герцогине и всему глазевшему на него народу; затем, тронув поводья Росинанта, выехал в сопровождении Санчо из замка по дороге в Сарагоссу.
Дон Кихот
Классический роман М. Сервантеса о рыцаре печального образа и его подвигах и похождениях. Адаптированный перевод Энгельгандта.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дон Кихот предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Глава 11 о том, что случилось с Дон Кихотом и верным его оруженосцем на постоялом дворе, который рыцарь принял за замок
Хозяин постоялого двора, увидев Дон Кихота, лежащего поперек осла, спросил Санчо, что за беда случилась с этим беднягой. Санчо ответил, что он свалился со скалы и расшиб себе бока. Услышав это, хозяйка, женщина от природы сердобольная и сострадательная, поспешила на помощь Дон Кихоту и велела своей дочери, молоденькой и миловидной девушке, ухаживать за новым постояльцем. Вместе со служанкой, здоровой, рослой астурийкой с кривым глазом и плоским затылком, по имени Мариторнес, они приготовили для нашего рыцаря постель на чердаке, где еще раньше устроился на ночлег богатый погонщик мулов из Аревало. Постель эта была устроена из трех-четырех досок, кое-как укрепленных на двух скамейках разной вышины; на доски был положен тощий тюфяк; шерсть в этом тюфяке свалялась в твердые, словно булыжник, комья; две простыни, жесткие, как буйволовая кожа, да жалкое дырявое одеяло дополняли убранство этого дьявольского ложа.
Дон Кихота уложили на эту убогую постель, и хозяйка с дочкой тотчас принялись облеплять его пластырями. Во время этой операции хозяйка заметила на теле бедного идальго множество синяков и сказала, что эти синяки похожи скорее на следы доброй дубины, чем на ушибы от падения.
— Доброй дубины? — ответил Санчо. — Нет, просто скала была усеяна остриями и выступами, и каждый камень оставил по синяку.
При этом он добавил:
— Сделайте милость, хозяюшка, приберегите немного этого пластыря. Он еще кой-кому пригодится: у меня самого ломит поясницу.
— Вы, стало быть, тоже свалились? — спросила хозяйка.
— Я-то не падал, — ответил Санчо Панса, — но, когда мой господин упал, я так перепугался, что у меня все тело заныло, словно мне всыпали тысячу палок.
— Это бывает, — сказала хозяйкина дочка. — Мне самой часто случается видеть во сне, будто я падаю с башни и все не могу упасть. Проснувшись же, я чувствую себя такой разбитой, как будто и в самом деле упала.
— В том-то и дело, сеньора, — сказал Санчо, — что я вовсе не во сне, а наяву покрылся синяками, точь-в-точь как мой господин Дон Кихот.
— Как зовут этого кабальеро? — спросила служанка Мариторнес.
— Дон Кихот Ламанчский, — ответил Санчо Панса. — Он странствующий рыцарь, один из самых славных и могучих, каких только видывали на свете.
— А кто такие — странствующие рыцари? — опять спросила служанка.
— Вот простота! — воскликнул Санчо Панса. — Неужели же вы ничего не слышали о них? Так знайте же, сестрица, что странствующий рыцарь — самое занятное существо на свете. Сегодня он может быть избит до полусмерти, а завтра, глядишь, он уже император; сегодня он жалкий бедняк, а завтра у него три-четыре королевства на выбор для своего оруженосца.
— Как же это так? — спросила хозяйка. — Ведь если ваш господин такая важная особа, так почему же вы еще не обзавелись хотя бы каким-нибудь графством?
— Не так скоро это делается, — ответил Санчо. — Всего лишь месяц, как мы выехали на поиски приключений, и до сих пор еще не встретили ни одного стоящего. Бывает иной раз, что пошел за одним, а нашел совсем другое. Но говорю вам, если только господин мой, Дон Кихот, оправится от своих ран, то есть ушибов, да и я жив останусь, так на мою долю достанется кое-что получше первейшего княжества Испании.
Дон Кихот очень внимательно прислушивался к этому разговору. Приподнявшись с трудом на своей постели, он взял хозяйку за руку и сказал:
— Поверьте, прекрасная сеньора, вы можете считать за счастье, что приютили в своем замке такую особу, как я. Сам я не стану рассказывать вам о себе, ибо хвалиться — значит унижать себя. Но мой оруженосец поведает вам, кто я. Скажу только, что в моей памяти навеки запечатлеется услуга, оказанная мне вами, и что всю жизнь я буду вам за нее благодарен. И если бы любовь уже не накинула на меня сети, подчинив власти волшебных глаз жестокой красавицы, имя которой я произношу не иначе, как шепотом, то глаза этой прекрасной девицы стали бы властителями моей свободы.
В смущении слушали хозяйка, дочь ее и добрая Мариторнес слова странствующего рыцаря, которые были так же мало понятны им, как если бы он говорил по-гречески. Правда, они догадывались, что рыцарь благодарит их в самых любезных выражениях, но решительно не знали, что отвечать ему, и только смотрели на него во все глаза. Поистине он им казался каким-то особым существом. Пожелав ему доброй ночи, хозяйка с дочерью покинули его, а служанка Мариторнес занялась Санчо, который нуждался в помощи не меньше своего господина. Покончив с этим делом, она также спустилась вниз, и наши путники остались одни.
Убогое и жесткое ложе Дон Кихота было первым от входа на чердак; Санчо расположился рядом с ним; постель погонщика стояла несколько поодаль. Проведав своих мулов и задав им на ночь корм, погонщик поднялся на чердак, улегся и тотчас же заснул. Санчо старался последовать его примеру, но сильная боль в боках мешала ему забыться.
Дон Кихот мучился от боли не меньше Санчо и лежал с открытыми, как у зайца, глазами, бесцельно вглядываясь в темноту. Вскоре весь дом погрузился в тишину, и все огни были погашены, кроме одной лампы, висевшей у входа.
Эта глубокая тишина, а также воспоминания о приключениях, которыми были полны его любимые романы, внушали нашему идальго одну из самых странных и нелепых мыслей, какие только можно вообразить. Ему представилось, что он попал в какой-то великолепный замок и что дочь хозяина, плененная его благородной внешностью, влюбилась в него и обещала прийти сегодня ночью к нему на свидание. Принимая весь этот бред за чистую правду, он стал тревожно размышлять о тех опасных искушениях, которым могла подвергнуться его добродетель. Он принял твердое решение не изменять своей даме, Дульсинее Тобосской, хотя бы даже сама королева Джиневра [32] призналась ему в своей любви.
На беду, Мариторнес понадобилось что-то на чердаке. Осторожно, стараясь не шуметь, она поднялась наверх. Но едва она переступила порог, как Дон Кихот, заслышав ее шаги, присел на кровати и стал ждать ее приближения. Пробираясь в темноте, астурийка действительно чуть не наткнулась на его кровать, и наш благородный кабальеро успел схватить ее за руку. Испуганная Мариторнес тщетно пыталась вырваться, но Дон Кихот усадил ее на край своей кровати и тихо и нежно произнес:
— О, как я желал бы, прекрасная и знатная сеньора, достойно отплатить за ту высокую милость, которую дарует мне одно лишь созерцание вашей небесной красоты! Но роковой судьбе было угодно уже давно поразить мое сердце любовью к другой прекрасной повелительнице. Я поклялся в вечной верности несравненной Дульсинее Тобосской, единственной владычице всех моих сокровенных помыслов. Не будь этого, я бы конечно, не преминул повергнуть к вашим стопам мое исполненное благодарности сердце.
Но растерявшаяся Мариторнес не слушала того, что говорил ей Дон Кихот, и старалась вырвать свою руку. В конце концов этот шум разбудил погонщика, который, надо сказать, был далеко не равнодушен к Мариторнес. Мучимый ревностью, он осторожно встал и подошел к постели Дон Кихота. Тут он разглядел, что Дон Кихот держит вырывающуюся Мариторнес за руку и тихо говорит ей что-то. Недолго думая, взбешенный погонщик размахнулся и так хватил по зубам красноречивого рыцаря, что у того рот наполнился кровью. Найдя, что этого мало, погонщик вскочил на грудь Дон Кихота и начал топтать его ногами. Убогая кровать не выдержала новой тяжести и рухнула с ужасным шумом. Встревоженный всей этой суматохой, хозяин схватил светильник и кинулся на чердак. Завидев его, Мариторнес еще больше испугалась и, бросившись бежать, споткнулась о постель мирно спавшего Санчо и упала на него. Спросонья Санчо вообразил, что его душит домовой, и пустил в ход кулаки. Мариторнес, забыв от боли о всякой осторожности, сама принялась тузить его, и между ними завязалась жаркая схватка. Увидев это, погонщик бросился на помощь Мариторнес, а прибежавший хозяин начал колотить кого попало. В довершение беды, светильник погас, и нещадные удары сыпались наугад.
Случилось так, что на том же дворе ночевал стрелок Толедской Санта Эрмандад. Заслышав необычайный шум сражения, он схватил свой жезл и, поднявшись на чердак, закричал:
— Остановитесь во имя правосудия! Остановитесь во имя бога и Санта Эрмандад! Приказываю вам это!
Первый, на кого он наткнулся, был Дон Кихот, лежавший без чувства на своей рухнувшей постели. Схватив его за бороду, стрелок закричал: «На помощь правосудию!» Но, видя, что пойманный им человек не двигается и не шевелится, он вообразил, что тот убит, и потому громко крикнул:
— Заприте ворота! Не выпускайте никого, здесь произошло убийство!
Крик этот перепугал всех, и битва прекратилась в одно мгновение. Хозяин торопливо вернулся в свою комнату, погонщик — к своим попонам, служанка — в свою клетушку; и только несчастные Дон Кихот и Санчо не могли двинуться с места. Тогда стрелок, выпустив из рук бороду Дон Кихота, пошел искать огня, чтобы изловить и арестовать преступников. Но долгое время он не мог ничего найти, потому что хозяин нарочно погасил лампу у входа; стрелку пришлось отправиться к очагу, где после больших трудов и усилий ему удалось, наконец, зажечь светильник.
Что случилось с дон кихотом в замке герцога?
Ответы 4
Главный герой жил в селе Ламанчском, имущество у него было небольшое – копье, щит, старая лошадь и собака. Его фамилия была Кехана. Возраст героя приближался к пятидесяти годам. Он увлекался чтением рыцарским романов и постепенно представил себя путешествующим рыцарем. Он начистил свои старые доспехи, лошади дал более гордое имя Росиант, себя назвал Дон Кихотом и отправился в странствия. По всем рыцарским правилам он выбрал себе даму сердца- Альдонсу Лоренсо, для себя он стал называть ее Дульсинеей.
Дон Кихот ехал целый день. Уставший, он решил остановиться на постоялом дворе. Герой по хозяина посвятить его в рыцари, посвящение состояло в подзатыльнике и ударе шпагой по спине. Когда владелец постоялого двора с у рыцаря, есть ли у него деньги, дон Кихот ответил, что в романах ничего не было про деньги, поэтому он не взял их с собой. Но, все же, новоиспеченный рыцарь решил вернуться домой, чтобы запастись деньгами и одеждой.
По пути герой проявил благородство и заступился за мальчика, которого обижал сельчанин. Дон Кихот решил найти себе оруженосца и предложил эту должность при нем хлебопашцу Санчо Пансе. Ночью они снова отправились в путешествие. Им встретились ветряные мельницы, которые показались Дон Кихоту великанами. Он бросился сражаться с ними. Крыло мельницы отбросило рыцаря на землю, его копье сломалось в щепки. За вражеское войско Дон Кихот воспринял стадо баранов. За это ему очень сильно досталось от пастухов, которые закидали его камнями.
Санчо Пансе стал называть героя Рыцарем Печального образа из-за грустного лица Дон Кихота. В горах путешественникам удалось обнаружить чемодан с золотыми монетами и некоторой одеждой. Деньги Дон Кихот отдал оруженосцу. Затем Дон Кихот пишет несколько писем, одно из них-любовное послание к Дульсинее, другое своей племянницы. По задумке рыцаря их должен был доставить Санчо Пансе.
Но он отправился в деревню без них. Вернувшись, оруженосец соврал Дон Кихоту, что Дульсинея хочет с ним встретиться. Но рыцарь ответил, что он должен для начала стать достойным и совершить еще больше подвигов. Путники продолжили свой путь и остановились на постоялом дворе. Всю ночь во сне Дон Кихот сражался с врагами. Наутро один из остановившихся на постоялом дворе стражников узнал в Дон Кихоте разыскиваемого нарушителя.
Оказалось, что рыцаря ищут за освобождение беглых каторжников. Сначала Дон Кихота хотели везти в городскую тюрьму, но затем отпустили вместе с Санчо Пансе в родную деревню. Дон Кихот заболел на целый месяц. Затем он узнал от своего оруженосца, что про их приключения придумана настоящая книга, которой все зачитываются.
Товарищи отправились в новое путешествие. На этот раз в город Тобосо, где жила Дульсинея. Оказалось, что Дон Кихот не только не знает адреса возлюбленной, но никогда не видел ее в лицо. Об этом догадался Санчо Пансе и решил выдать за Дульсинею крестьянку. Дон Кихот появление грубой некрасивой крестьянки расценил как проделки злых сил.
Однажды на зеленом лугу Дон Кихот стал свидетелем герцогской охоты. Герцогиня зачитывалась романом о Дон Кихоте. Рыцарь был встречен с уважением и приглашен в замок. Вскоре герцог вместе со свитой направил Санчо Пансе в один из городков. Там оруженосцу вручили титул пожизненного губернатора Баратарии. Там ему приходилось устанавливать свои порядки, а также защищать город от неприятеля. Но вскоре Санчо Пансе надоели эти десять дней губернаторства и он, сев на осла, поспешил вернуться к Дон Кихоту. Рыцарю тоже надоела спокойная жизнь у герцога.
Товарищи вновь отправились в путь. Еще немного попутешествовав, странники вернулись в родное село. Дон Кихот стал пастухом. Перед смертью герой вспомнил свое настоящее имя- Алонсо Кихано. Он винил во всем рыцарские романы, которые затуманили разум.
Что случилось с дон кихотом в замке герцога
ГЛАВА XXXI,
о том, как приняли Дон-Кихота и его оруженосца в герцогском замке.
Санчо положительно млел от радости, видя такое внимание к себе герцогини и надеясь найти у неё в замке то же, чем пользовался у дона Диего, Камахо Богатого и Базилио Бедного. Любя вкусно поесть и мягко поспать, он только тогда и бывал доволен, когда к тому представлялся случай.
История передает нам, что герцог опередил Дон-Кихота, чтобы сделать в замке нужные распоряжения к его приему, и когда рыцарь с герцогиней подъехали к воротам замка, их встретили два лакея в кармазинных атласных костюмах. Взяв Дон-Кихота под руки, они почтительно сняли его с седла.
Дон-Кихот поспешил к герцогине, чтобы помочь ей сойти с лошади; но после долгого упрашивания с одной стороны и отказа с другой, вельможная дама настояла на том, чтобы ей помог сойти с коня её супруг, говоря, что она считает себя недостойной обременять славного рыцаря такою услугой. Герцог поспешил положить конец этой сцене, сняв свою жену с седла. После этого все вступили в обширный передний двор, где две прелестные камеристки накинули Дон-Кихоту на плечи дорогую багряную мантию. В то же время галерея замка наполнились слугами, громко возглашавшими:
— Приветствуем прибытие красы и славы странствующего рыцарства!
Вместе с тем они опрыскали Дон-Кихота и герцогскую чету прекрасными восточными благовониями.
Видя, что его принимают в замке герцога совершенно так, как принимали, по словам рыцарских романов, рыцарей давно минувших времен, Дон-Кихот, восхищенный этим до глубины души, впервые почувствовал себя истинным, а не воображаемым странствующим рыцарем.
Что же касается Санчо, то он точно прилип к герцогине и вошел вместе с нею в замок. Однако совесть скоро напомнила ему о покинутом им осле. Увидев какую-то почтенную дуэнью, он приблизился к ней и проговорил:
— Сеньора Гонзалец, или как там зовут вашу милость.
— Я донна Родригец де-Грихальва, — ответила дуэнья. — Что тебе нужно, голубчик?
— Мне нужно, чтобы ваша милость вышли за ворота; там стоит мой осел. Будьте добры приказать отвести его в конюшню, а то сами отведите. Он у меня немного робкий, и как увидит себя одного, того и гляди.
— Однако, — с негодованием произнесла дуэнья, — если твой господин такой же невежа, как ты, то мы можем поздравить себя с прекрасными гостями! Пошел прочь, грубый болван! Ступай сам к своему ослу, которого ты нисколько не умнее. Мы, дуэньи, находимся здесь не для того, чтобы ухаживать за ослами.
— Как же это так? — недоумевал Санчо. — Это вы что-то странное говорите. Мой господин, — а он, можно сказать, знает наизусть все рыцарские истории, — сам мне рассказывал, что когда Ланселот возвратился из Бретани, то за ним самим стали ухаживать высокородные дамы, а за его конем — дуэньи. Мой же осел ничуть не хуже коня Ланселота.
— Если ты, любезный, родился шутом, — перебила дуэнья, — то прибереги свои шуточки для тех, которые могут находить их себе по вкусу. пожалуй, даже и наградят тебя за них, от меня же, кроме фиги, ты ничего не получишь.
— Эта фига должна быть очень спелая, если она ровесница вашей милости, — ядовито заметил обиженный Санчо.
— Ах, ты неотесанный неуч! — вне себя от гнева вскричала дуэнья. — Какое дело тебе, грубому чесночнику, до моих лет?!
— Что случилось? — спросила вошедшая герцогиня, услыхав крик дуэньи.
— Да вот, — ответила та, — этот чурбанообразный дурак вздумал послать меня отвести в конюшню его негодного осла и рассказывает о каком-то Ланселоте, за которым, будто бы, ухаживали знатные дамы, а за конем его — дуэньи, и вдобавок к этому он обозвал меня старухой!
— О, это, конечно, всего обиднее, — с улыбкой проговорила герцогиня. — Берегись, друг Санчо, — продолжала она, обращаясь к оруженосцу: — донна Родригец совсем не так стара, как тебе, может быть, кажется; она носит головной убор скорее в виде отличия, по обычаю старших дуэний, а вовсе не потому, что она очень стара.
— Не прожить мне более одного часа, если я хотел обидеть госпожу дуэнью! — оправдывался Санчо. — Я просто так сильно люблю своего осла, что не решился никому больше поручить заботу о нем, как этой самой донне Родригец, у которой такое доброе и сострадательное лицо.
— Санчо, — недовольным голосом сказал Дон-Кихот, — ты бы подумал, прилично ли в таком месте говорить подобные вещи!
— Сеньор, — возразил оруженосец, — каждый говорит о своей нужде там, где он чувствует ее. Я вспомнил о своем осле здесь, а потому здесь и заговорил о нем; и если бы я вспомнил о нем в другом месте, то и там сказал бы.
— Санчо совершенно прав, — сказал герцог, — и упрекать его или делать ему выговоры я нахожу несправедливым. Но пусть он успокоится: об его осле будут заботиться у нас не хуже, чем о нем самом.
После этой беседы, казавшейся всем, кроме Дон-Кихота, очень забавною, рыцаря ввели в обширный и роскошный покой, стены которого были обиты золотою парчой. Здесь его ожидали шесть очаровательных молодых прислужниц, получивших подробное наставление от герцога как обращаться с гостем. Как только он вошел, они принялись снимать с него его военные доспехи.
Оставшись в своем камзоле из верблюжьей шерсти и в узких панталонах, желтый, тощий, с втянутыми щеками и выдающимися скулами, Дон-Кихот представлял такую смешную фигуру, что прислуживающие ему красавицы готовы были лопнуть от усилий сдерживать душивший их хохот. Они просили его не стесняться и раздеться совсем, чтобы они могли надеть на него свежее белье, но рыцарь ни за что не соглашался на это. Он сказал, что странствующим рыцарям не менее знакомо приличие, чем храбрость. Попросив, чтобы к нему прислали Санчо для довершения туалета и оставили бы его вдвоем с ним, Дон-Кихот с наслаждением умылся и надел приготовленную ему по приказанию герцога сорочку из тончайшего полотна, обшитую дорогими кружевами и пропитанную благоуханиями.
— Скажи мне, неисправимый шут ты этакий, — говорил он во время одевания своему оруженосцу, — неужели тебе не стыдно было оскорбить такую почтенную дуэнью? Нашел место и время приставать со своим ослом! Как мог ты, безмозглый дурак, подумать, что вельможи, с таким почетом принявшие меня, а потому отнесшиеся с полным радушием и к тебе, не позаботятся о твоем глупом осле? Ради Бога, исправься ты наконец Санчо, и не старайся каждую минуту показывать всем, из каких толстых ниток ты соткан! Помни, что хорошие, благовоспитанные и умные слуги делают честь своему господину и что одно из наиболее высоких преимуществ благородных людей состоит в том, что они могут иметь у себя в услужении только таких же достойных людей, как они сами. Что же должны думать обо мне, видя, что я держу такого мужиковатого, неотесанного и невоздержного на язык оруженосца? Право, судя по тебе, и меня могут принять за какого-нибудь подлого обманщика! Повторяю тебе, Санчо: будь поприличнее и рассудительнее, иначе у нас с тобою кончится худо. Пойми, что тот, кто не говорит ни одного слова просто, без глупых прибауток и вообще без грубого зубоскальства, делается в глазах благовоспитанных людей жалким шутом. Не давай воли своему языку, и прежде, чем разинуть рот, обдумай и взвесь хорошенько каждое слово, которое намерен выпустить. Не забывай, что мы с тобой попали в такое место, где, с помощью Божией и моего мужества, мы можем заслужить неувядаемую славу, великую честь и даже богатство, которого ты так жаждешь.
Пристыженный Санчо дал слово, что скорее позволит зашить свой рот или сам себе откусит язык, чем скажет что-нибудь необдуманно и невпопад.
— Будьте теперь покойны, ваша милость, — сказал он в заключение: — теперь я буду молчаливее немого.
Одевшись и опоясав себя мечом, накинув затем на плечи красную мантию и покрыв голову зеленою шелковою шапочкой, тоже из герцогского гардероба, Дон-Кихот вошел в парадную залу, где его ожидали, выстроившись по обе стороны, прислужницы с флаконами душистой воды, которою и опрыскали его с головы до ног, приговаривая разные комплименты, как в рыцарских книгах. Затем явилось двенадцать пажей с дворецким во главе, который пригласил Дон-Кихота пожаловать в столовую. Окруженный блестящею свитой, рыцарь вступил в великолепную залу, где был роскошно сервирован стол на четыре прибора.
В дверях столовой Дон-Кихот был встречен герцогскою четой и управляющим замком, духовным лицом важного вида. Духовные лица часто занимают эту должность у богатых вельмож.
Обменявшись с гостем взаимными любезностями, герцог и герцогиня попросили его занять почетное место на верхнем конце стола. Рыцарь долго не соглашался на это, но в конце концов вынужден был уступить настойчивым просьбам хозяев и сел на предложенное место. По правую его сторону поместилась герцогиня, по левую — герцог, а напротив — управляющий.
Присутствовавший при этом Санчо просто диву давался, видя, какими почестями осыпают его господина. Когда кончилась церемония усаживания Дон-Кихота за стол оруженосец не выдержал и сказал:
— Если ваши милости позволят, я расскажу вам одну историю, случившуюся у нас в деревне, по поводу места за столом.
Дон-Кихот задрожал всем телом, уверенный, что Санчо опять разразится какою-нибудь глупостью, но тот понял его опасения и поспешил успокоить его:
— Не бойтесь, ваша милость, я не забудусь и не скажу ничего, что не было бы теперь как раз кстати. Я отлично помню ваши недавние наставления насчет того, когда, где и что следует говорить.
«Экий скот, и об этом не мог умолчать!» — подумал Дон-Кихот.
— Говори что хочешь, но только, ради Бога, не мямли, — сказал он вслух.
— Я буду говорить только сущую правду, — продолжал Санчо, обращаясь ко всему обществу, — а если бы я хотел солгать, то мой господин сеньор Дон-Кихот не допустит меня до этого.
— Да мне-то что за дело? — отозвался Дон-Кихот. — Лги сколько хочешь, но только обдумай сначала хорошенько свои слова.
— Я уж так хорошо обдумал и передумал их, что лучше и нельзя; вы сами сейчас это увидите, — успокаивал своего господина Санчо.
— Я бы предложил вашим светлостям выгнать этого олуха, — сказал рыцарь, обращаясь к хозяевам; — я боюсь, что он наболтает страшных глупостей.
— О, нет, нет! — воскликнула герцогиня, — Санчо должен остаться здесь и говорить что ему вздумается. Я нахожу, что он чрезвычайно умен, и желаю, чтобы он не отходил от меня ни на шаг.
— Дай Бог вашей. вашему здоровью долгой и благополучной жизни за ваше хорошее мнение обо мне, хотя я его и недостоин! — проговорил Санчо, низко кланяясь. — Извольте же послушать моей истории. Однажды один богатый и почтенный гидальго, происходивший из рода Аламазов Медина дель-Кампо. Он был женат на донне Менции де-Кинонес, дочери Алонзо де-Маранона, рыцаря ордена святого Иакова. Рыцарь этот утонул у берегов острова Геррадура, из-за которого несколько лет тому назад поднялась такая ужасная ссора в нашей деревне. В этой ссоре, если я не ошибаюсь, принимал участие и мой господин, сеньор Дон-Кихот, и был тяжело ранен сын маршала Бальбастро. Что, ваша милость, разве все это не правда? Скажите, ради Бога, что я не вру, а то как бы меня и в самом деле эти милостивые господа не сочли за пустого болтуна, каким вы меня им рекомендовали.
— Болтун-то ты болтун, — сказал управляющий, — но лжи мы пока еще не слышим от тебя.
— Ты привел пока одни имена, поэтому я уверен, что до сих пор ты не уклонился от истины, — подтвердил и Дон-Кихот. — Продолжай же свою историю, но только посократи ее, иначе ты не кончишь и в два дня.
— Нет, пожалуйста, без сокращений, — вступилась опять герцогиня. — Рассказывай, мой друг Санчо, как знаешь; можешь говорить хоть целую неделю подряд; эту неделю я сочту одною из самых приятных в моей жизни.
— Благодарю, ваше великолепие, — проговорил с поклоном Санчо. — Так вот я и говорю, милостивцы мои, — продолжал он затем, — что этот самый гидальго, которого я знаю как свои пять пальцев, потому что мы с ним жили почти рядом, пригласил как-то к себе на обед одного бедного, но честного крестьянина.
— Экие ты, сын мой, делаешь отступления! — вскричал управляющий. — Так ты, действительно, не кончишь раньше второго пришествия.
— Кончу, если Богу будет угодно, — возразил Санчо. — Так вот я говорю, что крестьянин пришел к гидальго, — помяни Господи его Душу, — он ведь недавно умер. Говорят, хорошая была его кончина, настоящая христианская. Я при ней не был, потому что в то время находился на полевых работах в Темблеке.
— Пожалуйста, сын мой, — снова перебил управляющий, — не застрянь в этом Темблеке и не заставь нас присутствовать при погребении твоего гидальго, если не хочешь уморить нас самих, выкладывай лучше скорее самую суть истории!
— Слушаю, ваше преподобие, — сказал Санчо и продолжал: — Так вот в это самое время, когда гидальго и крестьянин собирались сесть за стол. Мне так и кажется, что я вижу их.
Герцог и герцогиня были в восторге от многословия Санчо и внутренне потешались над брезгливым управляющим, бесившимся по поводу постоянных отступлений рассказчика. Дон-Кихот сидел как темная туча, тоже досадуя на беспеременного болтуна.
— И вот, — продолжал, нисколько не смущаясь, оруженосец, — когда было нужно сесть за стол, крестьянин стал упрямиться и не хотел садиться на первое место, которое ему предлагал гидальго, как своему гостю, говоря, что он у себя хозяин и может распоряжаться в своем доме, как ему вздумается. Но крестьянин, считавший себя хорошо воспитанным и понимающим толк в вежливом обращении, ни за что не соглашался уступить до тех пор, пока гидальго не взял его наконец за плечи и не посадил насильно на первое место. «Садись, мужлан, — сказал он ему, — и знай, что где бы я ни сел при тебе, всегда будет мой верх». — Вот и вся моя история. Кажись, она пришлась совсем кстати?
Дон-Кихот то краснел, то бледнел, то зеленел от сдержанного гнева, так что его костлявое лицо менялось как шкура хамелеона. Герцог же и его жена, не хуже рыцаря понявшие злой намек Санчо, делали над собой страшные усилия, чтобы не расхохотаться и этим не вывести Дон-Кихота окончательно из себя. Желая как-нибудь уладить дело и не дать Санчо распространиться в том же духе, герцогиня спросила рыцаря, какие известия он имеет от Дульцинеи Тобосской и посылал ли он ей в последнее время какого-нибудь великана или чудовище в подарок.
— Ваша светлость, — ответил Дон-Кихот, — хотя мои несчастия и имели начало, по им не предвидится конца. Я много побеждал великанов, посылал моей даме всевозможных пленников, но, кажется, они не могут отыскать её, потому что злые волшебники превратили ее в отвратительнейшую крестьянку, какую только можно представить себе.
— Не знаю, с чего вы это себе вообразили, что госпожа Дульцинея так безобразна? — вмешался Санчо. — Мне она показалась первою красавицей на всем свете. А как она прыгает и скачет! Прямо с земли вспрыгивает на лошадь, что твой канатный плясун! Просто любо глядеть!
— А ты видел ее очарованную, Санчо? — спросил герцог.
— Как не видать! — воскликнул оруженосец. — Кто же и распустил историю об её очаровании, как не я. Да она столько же очарована, сколько мой осел!
Управляющий начал догадываться, что видит перед собою того самого Дон-Кихота Ламанчского, историю которого при нем читал герцог, несмотря на убеждения управляющего, что не следует читать такие бессмысленные книги. Чтобы удостовериться в справедливости своей догадки, он обратился к герцогу со следующими словами:
— Ваша светлость, вам когда-нибудь придется отдать отчет в ваших поступках Богу. В виду этого вы напрасно стараетесь поощрять безумие этого Дон-Кихота, или Дон-Дурака, как его многие зовут. И кто это, — продолжал он, повернувшись к Дон-Кихоту, — всадил вам в голову мысль, будто вы странствующий рыцарь и что вы победили великанов и каких-то несуществующих чудовищ? Возвратитесь-ка лучше с Богом домой, примитесь как следует за свое разоренное хозяйство и перестаньте бродить по свету, подобно бесприютному бездельнику, служа посмешищем для всех знающих вас или только слыхавших о вас. Откуда вы взяли, чтобы в наше время могли где-нибудь существовать странствующие рыцари? Где вы нашли в Испании великанов, волшебников, очарованных Дульциней и всей той дряни, которую вы себе придумали?