чему учили в книжных училищах

Чему учили в книжных училищах

«Учение книжное» в древней Руси

В Повести временных лет под 988 годом есть запись о том, что св. князь Владимир «посылал собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». «Матери же детей этих, — продолжает летописец, — плакали о них; ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых». Далее приводится целое поучение о просвещении Русской Земли святым крещением. При этом вспоминаются слова пророка Исаии: «Тогда отверзутся очи слепых и уши глухих услышат… и ясен будет язык гугнивых (т.е. косноязычных)» (Ис. 35: 5,6). Так, по мысли автора, распространение и укрепление веры связывается с обучением детей, т.е. воспитанием нового поколения, которое знает и понимает «словеса книжная» в отличие от необразованного старшего поколения, не осознающего вполне пользы этого дела.

Действительно, если задуматься над значением привычных слов «грамотность», «образование», «просвещение», то можно заметить их различные смысловые оттенки. Грамотность означает овладение навыками, необходимыми для практической, профессиональной деятельности. Умения читать, считать, писать или что-то изготавливать, производить позволяют решать те или иные задачи оперативного характера. В указанном смысле мы называем кого-либо грамотным, компетентным специалистом. Но если хотим отметить разносторонность знаний человека, их целостность, тогда говорим, что он образованный, осведомленный. Наконец, когда желаем подчеркнуть идейную увлеченность кого-либо, направленность его практической деятельности к духовной пользе, а не к материальной выгоде, тогда именуем такого человека просвещенным, одухотворенным.

«Истинное просвещение есть цель само в себе; но грамотность, умение читать, есть только средство. Кто умеет грамоте и ничего не читает, тот, собственно говоря, еще не имеет никакого просвещения. Грамотность предполагает особого рода само-просвещение посредством большого или меньшого чтения книг».

Русский церковный историк, академик Е.Е. Голубинский (1834—1912).

Таким образом, отметив связь книжности и просвещения в древней Руси и определившись с терминами, обратимся к древнерусской истории, чтобы выяснить, каковы были тогда грамотность, образование и просвещение. Это имеет значение для нас теперешних. Во-первых потому, что земли современной Беларуси были тогда органической (неотъемлемой) частью Руси киевской (при всей самостоятельности полоцких князей, смотревших на свою землю как на вотчину), а во-вторых потому, что именно к древнерусскому периоду относится начало того духовного влияния, той просветительской традиции, что питалась православной верой и стала духовной основой, на которой формировался культурный облик белорусов.

В настоящее время можно утверждать факт широкого распространения грамотности среди жителей древней Руси. Об этом свидетельствуют материалы археологических находок. Например, владельцы делали надписи на различных предметах, в частности, на сосудах, пряслицах и гребнях. Так, в Полоцке найдено пряслице со словом «княжнин», в Минске с надписанием «Иринино», в Пинске — «Настасино пряслене», «Ярополче вино» (на глиняном сосуде для хранения вина).

По всей Руси обнаружены писала для деревянных дощечек, натираемых воском (церы). Эти дощечки могли использоваться многократно: одна запись по мягкому воску затиралась и делалась новая. Церы иногда связывали шнурком, и получалась своего рода книжка из двух или нескольких дощечек (диптих, триптих, полиптих). Древнейшей рукописью на территории Руси в настоящее время считается такая «дощатая» Псалтирь (Пс. 75 и 76), найденная в Новгороде, которую датируют началом 990-х — кон. 1010-х гг. Эта книга была обнаружена во время археологической экспедиции в 2000 г.

Среди надписей на стенах древних храмов (граффити) попадаются не только сугубо-церковные или памятные, но и шуточные. Например, на стене Софийского собора в Новгороде начертано: «Яким стоя уснет, а рта и о камень не расшибет (т. е. не раскроет)».

Много информации о древнерусском быте дают находки берестяных грамот, которых много обнаружено в Новгороде, т.к. местная влажная почва способствовала их сохранению. Число открытых грамот в настоящее время составляет более 1150. Это записи личного и делового характера, которые датируются XI—XV вв. На территории Беларуси также найдены берестяные грамоты в Мстиславле (о покупке пшеницы во время неурожая 1219-1220 г.) и Витебске (XIII в. – о покупке ячменя). Тексты на бересте преимущественно хозяйственные (долговые записи, договора о покупке), но встречаются и очень душевные письма, например, такого содержания: «Грамота от Гюргия к отцу и к матери. Продавши двор, идите сюда— в Смоленск или в Киев: дешев [здесь] хлеб. Если же не пойдете, то пришлите мне грамотку, как вы живы-здоровы». А вот образец школьной шутки (нач. XIV в.): «Невежда написал, пустомеля сказал, а кто это прочитал тот…» (оторвано ругательство). Буквы здесь расположены в виде ребуса: две строчки одна над другой, но читаются по вертикали.

Особенно хочется отметить, что среди текстов бытового плана встречаются характерные церковные фразы: «Бог с тобой!», «Бог приберет», «Бог рассудит».

Распространение грамотности ставит вопрос о школьном образовании в древней Руси. На этот счет высказаны две точки зрения:

1. Церковный историк Е.Е. Голубинский: «В период домонгольский наши предки не имели настоящего просвещения и имели одну только грамотность… тем не менее оно (образованное общество в древней Руси) должно быть поставляемо высшим по своему развитию, чем в последующее (в Московской Руси до Петра Великого)». Автор считает, что на Руси были только отдельные учителя, практиковавшие частным образом, настоящее школьное образование, начатое Владимиром и Ярославом дальнейшего развития не получило.

2. Советская историческая школа: «Учение книжное – это настоящее школьное образование по византийскому образцу, грамотность на Руси была известна задолго до кн. Владимира» (акад. Б.Д. Греков). Практиковали не просто отдельные учителя-грамматики, но были настоящие государственные (собственно, княжеские) училища с целым курсом наук, даже женские. Среди училищ особенно выделялись в Киеве и Новгороде. Первое, возможно, было своего рода высшим учебным заведением.

Повесть временных лет под 1037 годом.

Вопрос о существовании школ и их ступенях в древней Руси остается дискуссионным. С одной стороны, обнаружены предметы с нанесенными буквами азбуки, что свидетельствует о начальном образовании (правда, в древнейших надписях отсутствуют некоторые буквы, например: Щ, Ы, Ъ, В, Л). Кроме того, различные поговорки и пословицы из древности говорят о школьном обучении («знать на ять», «продай кафтан – купи буквицу» и др.), из граффити на стенах Софии киевской становится известным об обучении славянскому письму иностранцев (армян, варягов). Русь дала примеры высокого риторского искусства («Слово о законе и благодати: митр. Илариона, «Слова» свт. Кирилла Туровского). С другой стороны, свидетельства об училищах в древней Руси находятся в «Истории» В.Н. Татищева (XVIII в.), и есть все основания считать их преувеличением, стремлением выдать желаемое за действительное. В целом многочисленные памятники бытового и делового письма свидетельствуют об относительной грамотности жителей, поэтому можно утверждать, что существовало организованное начальное обучение.

Грамотными были князья, бояре, духовенство, жители городов. По всей видимости, первоначальные школы были открыты при епископских кафедрах (как в Византии). Первыми предметами здесь были обучение чтению, письму и началам счета. На другом этапе можно было выучиться греческому языку у учителей-греков, которые приезжали вместе с греческими иерархами и греческими женами русских князей. Знание греческого необходимо было переводчикам книг на славянский язык. Наконец, третий уровень образования предполагал знакомство с фигурами речи и классической греческой образованностью. Было ли такое обучение на постоянной основе, было ли оно систематическим, или же оно давалось урывками, в зависимости от ревности того или иного митрополита или епископа – это вопрос. Со временем наряду со школами кафедрального и соборного типа (т.е. городскими) выдвинулись школы монастырские, где доминировало чтение и запоминание важнейших текстов, их воспроизведение или им подражание (начетничество).

Образование в древней Руси заключалось не в приобретении отвлеченных, теоретических знаний, но в обучении практическим знаниям (письму, чтению, счету, вероятно, даже некоторым языкам). Однако это не исключало интереса к предметам мировоззренческого порядка и систематичности и целостности приобретаемых знаний. Поскольку образование находилось в руках церковных людей, то и само оно приобрело характер церковный. Система знаний о Боге, мире и человеке давалась не по учебникам и пособиям вроде современного катехизиса. Учебным текстом была проповедь того или иного святого, а чаще всего Псалтирь, состоящая из вдохновенных гимнов-размышлений. При такой постановке дела развивалось нравственное отношение к окружающей действительности. Категории христианских заповедей становились мерилом добра и зла, достоинства и порока. В таком контексте можно говорить о настоящем просвещении в древней Руси.

Из поучения епископа Новгородского св. Луки († 1058): «Первая заповедь, которую должны соблюдать христиане, есть вера во Единого Бога в Троице славимого. Веруйте также в Воскресение. В церкви стойте со страхом Божиим. Любовь имейте со всяким человеком. Не осуждай брата даже мысленно, поминая свои собственные грехи. С радующимися радуйся, грусти с печальными. Чтите святыню» (в сокращении).

Фрагмент поучения из «Слова о премудрости» свт. Кирилла Туровского из берестяной грамоты, найденной в Торжке (датируется 70 – сер. 90-х гг. XII в.): «Мачехины же дети — это гордыня, непокорность, переченье, высокомерие, хула, клевета, злоумышление, гнев, вражда, пьянство, сатанинские игрища и всякое зло. А грязь — это клевета, хула, гнев, осуждение, переченье, ссора, драка, зависть, вражда, злопамятство, непокорность, злобность, злые помыслы, забавы со смехом и все игрища бесовские; также упивание, ростовщичество, грабеж, разбой, воровство, убийство, напускание порчи, поклеп, отравление, блуд, прелюбодеяние, колдовство». Здесь мачеха – это величанье (тщеславие).

В самом деле, главная наука, которую должен освоить человек в христианском понимании, есть умение управлять самим собой: «уклонися от зла и сотвори благо». Практическая значимость такой установки очевидна. Но вместе с тем, это и ценностная, этическая максима, одухотворяющая образовательный процесс. Сама Церковь становилась настоящей школой жизни. Ее служители сообщали своим воспитанникам начала грамотности, для лучшего понимания церковного богослужения, для овладения духовной мудростью. Безусловно, не стоит идеализировать прошлое и утверждать, что люди древней Руси были свободны от пороков. Однако «учение книжное» помогло совершить настоящий переворот в сознании древнерусского общества, когда вместо кровной мести стала утверждаться законность и прощение обидчика, вместо многоженства и кражи невест постепенно усваивались этические нормы христианского брака. Для своего времени это был настоящий цивилизационный прорыв.

Священник Алексий Хотеев

Из выступления на XVI Свято-Евфросиньевских чтениях 2 ноября 2017 года

Источник

Грамотность на Руси

Известно, что книжная культура на Руси начинает распространяться с 10 века. Это было связано с принятием христианства при князе Владимире Крестителе, который, как сообщается в «Повести временных лет», «Пославъ, нача поимати у нарочитые чади д;ти, и даяти нача на ученье книжное… Сим же раздаяномъ на ученье книгамъ, събысться пророчество на Русьст;й земли, глаголющее: «Во оны днии услышать глусии словеса книжная, и яснъ будеть языкъ гугнивыхъ»…» В переводе на современный язык: «посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное… Когда отданы были в ученье книжное, то тем самым сбылось на Руси пророчество, гласившее: «В те дни услышат глухие слова книжные, и ясен будет язык косноязычных») [1]. Можно сказать, что именно князь Владимир был основателем школьного обучения на Руси, но в нашей школе, наши современные учителя, к сожалению, об этом и не знают, и не вспоминают.

Вот как сказано, например, о Василии Буслаеве:
Осталася матера вдова,
Матера Амелфа Тимофеевна,
И осталося чадо милое,
Молодой сын Василии Буслаевич.
Будет Васенька семи годов,
Отдавала матушка родимая,
Матера вдова Амелфа Тимофеевна,
Учить его во грамоте:
А грамота ему в наук пошла;
Присадила пером его писать,
Письмо Василью в наук пошло;
Отдавала петью [то есть пению – З.Д.] учить церковному,
Петье Василью в наук пошло.
А и нет у нас такого певца
Во славном Новегороде
Супротив Василья Буслаева. [4]

А теперь несколько слов мы скажем – о Вольге, о другом богатыре русском. И о нём также говорится, что и его отдала в учёбу «матушка родимая – Марфа Всеславьевна». И об Алёше Поповиче сказано, что он «в грамоте поучёной человек». Был грамоте обучен и Добрыня Никитич. И примечательно то, что везде говорится, что именно матери «присаживают» своих чад и пером писать, и читать, и петь по-церковному. То есть в Древней Руси матери следили за обучением своих детей. Это была их обязанность.

Также очень интересные сведения приводил в своё время В.И.Даль – об уральских старообрядцах-казаках, когда он жил в Оренбурге (это 30-е годы 19 века). И он отмечал, что они тоже были грамотными, и особенно грамотными были женщины-казачки. Именно они и обучали детей, на них лежала эта обязанность – дать детям первоначальное книжное образование.

И здесь мы должны ещё отметить то, что на Руси литературным языком был язык славянский, понятный тогда любому человеку, именно потому грамотность постепенно приобрела у нас всенародный характер. И если мы будем сравнивать в этом плане Русь с другими западноевропейскими странами, то мы должны сказать о том, что там литературным языком была латынь, непонятная и чуждая простому народу. На Руси обеспечивалась грамотность школой, где обучали счёту, давали основные исторические, географические и другие полезные сведения, но всё же главное внимание направлялось на овладение древнерусским литературным языком. И такая установка вытекала прямо из новой христианской веры, настойчиво прославлявшей грамотность: «всякое писание полезно есть ко учению», «внемли чтению», «обучай себе», «измлада умеи писания, могущая тя умудрити».

Открытия наших археологов и историков 2-й половины 20 века позволяют нам говорить о том, что именно элементарная грамотность была явлением обычным среди простых русских людей. И не только в домонгольскую эпоху, но и позднее. И здесь прежде всего речь идёт о берестяных грамотах. Они были открыты в Новгороде Великом во время археологических раскопок, начиная с конца 40-х годов 20 века. Позднее берестяные грамоты были обнаружены и в ряде других древнерусских городов, в том числе и в Москве.

Интересно то, что в описании книг Троице-Сергиева монастыря (его мы сейчас называем Троице-Сергиевой лаврой), которое было сделано в 17 веке, упоминаются и «свёртки на деревце чудотворца Сергия». Иосиф Волоцкий, который жил в конце 15 –начале 16 столетия, рассказывая о скромности монастыря Сергия Радонежского, писал так: «Толику же нищету и нестяжание имеяху, яко в обители блаженнаго Сергия и самые книги не на хартиях писаху, но на берестех». То есть этот монастырь был так беден, что книги в нём писали не на пергамене, а на бересте.

Новгородские берестяные грамоты были опубликованы, и мы приведём некоторые их тексты. Вот одна из грамот ( № 17): «Поклон от Михайлы к осподину своему Тимофию. Земля готова, надобе семяна. Пришли, осподине, целовек спроста, а мы не смиём имать ржи без твоего слова» [5]. Как видим, здесь речь идёт о том, что земля вспахана, и приказчик просит своего господина боярина Тимофея прислать кого-нибудь из слуг с распоряжением взять семена для сева, то есть любое дело без благословения старшего не выполнялось.

Говоря о грамотности на Руси, следует заметить, что наши далёкие предки учились читать и писать по слогам. Как считают специалисты, эта древнерусская методика обучения чтению была достаточно эффективной. Хотя, как пишет В.Л.Янин, «ребёнку было необычайно трудно осознать, что азъ означает звук А, буки – звук Б. И только заучивая слоговые сочетания (буки+аз = ба; веди+аз= ва), ребёнок приходил к умению читать и понимать написанное» [9]. Это и было так называемое чтение «по складам». О нём, хотя и косвенно, мы узнаём, например, из Жития прп. Сергия Радонежского: «Отроча растяше…, дондеже до седмаго лета возрастом, в егда родители его въдъша его грамоте учити». В переводе на современный русский язык это звучит так: « Отрок подрастал, пока не достиг 7-летнего возраста, когда его родители отдали его учиться грамоте». Но из Жития мы знаем, что вначале грамота ему «не шла в наук», и только после чудесной встречи его со святым старцем он «начати стихословити зело добре», то есть стал быстро читать.

Вообще надо сказать, что этот способ обучения грамоте по складам просуществовал в России вплоть до начала 20 века. И в этом случае можно вспомнить то, как описывает своё обучение грамоте (то есть чтение по складам) М.Горький в повести «Детство».

Как отмечает А.А.Медынцева [10], исследовательница граффи;ти Софийского собора в Новгороде, на стенах этого собора нацарапаны многие мужские имена: Радько, Хотець, Олисеи, Петр, Федор, Иван, Остромир, Божен, Василие, Никола, Влас, Местята, Дан, Яков, Гълеб, Михал, Домашька, Твердята. Как видим, здесь вперемешку идут имена христианские (в простонародных вариантах), а также имена языческой поры, которые в то время (11-12-13-14 века) ещё были употребительными на Руси на правах второго имени (Домашька – это производное от древнего славянского имени Домажир; Твердята –производное от Твердислав, Божен – от Богуслав, Радько – от Радимир). Интерес представляют и простонародные формы имён, например, Хотець – это производное от имени Фотий (здесь чужой звук Ф заменён звуком Х). Имя Елисей по-русски звучало с начальным гласным звуком О: Олисей. Также видим и совершенно обрусевшие имена Влас (от Власий), Михал (от Михаил), Дан (от Даниил), Никола (от Николай).

Говоря о граффи;ти, следует сказать о том, что, судя по расстоянию от церковного пола, многие из них процарапаны детьми. То есть «писало» у новогордцев всегда было при себе (и у взрослых, и у детей), оно было привешено к поясу и его можно было достать в любой момент и что-то написать (на стене или на берёсте).

В 19 веке и даже в начале 20-го столетия историки считали, что грамотность на Руси была незначительной. И этот тезис заучивали даже гимназисты в своих учебниках, где было написано следующее: «…тогда [то есть в Древней Руси – З.Д.] письменность ограничивалась списыванием чужого (текста), так как немногие школы…служили лишь для приготовления попов…». Но некоторые наши историки и филологи 19 века (например, И.И.Срезневский) и начала 20-го века (академик А.И.Соболевский) своими исследованиями доказали, что допетровская Русь была грамотной. А открытия, сделанные в 20 веке (особенно открытие берестяных грамот и настенных надписей-граффи;ти), уже прямо говорят о том, что умение читать и писать в допетровской Руси было делом повседневным. Хотя надо сказать, что после монгольского нашествия, когда отряды Батыя прокатились мощным валом, многое было просто стёрто, снесено с лица земли русской, в том числе пришло в упадок и образование. Но Русь постепенно поднималась и выпрямлялась. И не случайно в постановлениях Стоглавого собора 1551 года, проведённого царём Иваном Васильевичем Грозным и митрополитом московским Макарием, упоминается о том, что «А прежде сего училища бывали в Российском царствовании на Москве и в Великом Новгороде и по иным градам, многие грамоте писали и чести учили, потому тогда и грамоте гораздо было».

И здесь уместно задать такой вопрос: если в древности русские люди так любили книгу, можно ли подсчитать, сколько книг было в Древней Руси? Некоторые современные учёные (Л.П.Жуковская, Е.М.Верещагин), которые занимались и занимаются изучением древних русских памятников письменности, предположительно считают, что от 11, 12 и 13-го веков до нас дошло примерно 500 полных или фрагментарных рукописей (от 100 тысяч славянских книг) [12]. И это составляет всего лишь 0,5 % от реального количества книг, которые были тогда в обращении (евангелий, псалтырей, часословов, служебников, требников, торжественников, летописцев, трактатов-изборников, поучений, хожений и т.п.), то есть от 11, 12, 13-го веков до нас дошло ничтожно мало от того книжного богатства, которое было создано за три первых века, после того, как на Русь пришла письменность. Уберечь книгу было очень трудно: очень много книг погибло от пожаров, они также расхищались, пропадали от небрежения или просто «зачитывались до дыр». И здесь нам следует вдуматься в это выражение – зачитать до дыр. Нам сейчас кажется, что это преувеличение, что это просто гипербола, но книга действительно могла дойти до такой стадии, когда страницы её изнашивались, как платье – до дыр. Да и бумага была не та совсем, она не крошилась от времени, как современная бумага, она просто протиралась, разрывалась.

Среди дошедших до нас памятников русской письменности есть совершенно уникальные. И прежде всего – это датированные книги, то есть такие, переписчики которых оставили нам записи о том, когда и кем книги были написаны. Например, сравнительно недавно мы отмечали 950-летие Остромирова Евангелия, написанного, как считают исследователи, в 1057 году в Киеве для новгородского посадника Остромира. Ещё раньше, в 1992 году, отмечали 900-летие Архангельского Евангелия. Его привезли в Москву в начале 20 века из Архангельской земли, почему оно так и называется. Есть и другие древние русские рукописные книги, но о них расскажем в следующий раз.

Источник

Задания к уроку ОДНКНР Культурное наследие христианской Руси

Задания к уроку ОДНКНР «Культурное наследие христианской Руси» содержат кроссворд и задания по работе стекстами, представленными в учебнике по данной теме.

Просмотр содержимого документа
«Задания к уроку ОДНКНР Культурное наследие христианской Руси»

Культурное наследие христианской Руси

1. На какой реке произошло крещение Руси?

2. Чему учили в «книжных училищах»?

4. Что появилось на Руси с принятием христианства и повлияло на распространение образования?

5. Кем приходился князь Владимир княгине Ольге?

7. Сколько богов согласно христианству создало мир?

3. Как звали князя, крестившего Русь?

6. Под влиянием какой страны на Руси распространилось христианство?

7. Княгиня, одна из первых на Руси принявшая христианство.

8. На смену чему на Руси пришло христианство?

9. Где открывались первые библиотеки?

2. Прочти текст о Ярославе Мудром (страница 89). Выполни на выбор одно из заданий:

1) Выпиши предложение, в котором содержится основная мысль текста.

2) Подумай и запиши, почему Ярослав получил прозвище Мудрый.

3. Прочтите текст о Стефане Пермском (страница 90). Запишите основные деяния этого просветителя.

4. Рассмотрите иллюстрации на странице 92-95. Дополните список культурного наследия христианской Руси:

5. Прочитайте текст «Послушаем звон колоколов…» (страница 96), выпишите виды колокольных звонов

Источник

История школ и книжного
дела в Древней Руси

Историографический анализ

В опрос о характере, содержании, уровне и формах древнерусской образованности составлял один из важных предметов напряженной полемики в русской общественной мысли на протяжении последних пяти царствований. В начале XIX века именно он впервые разделил отчетливо два основные русла — славянофилов и западников. В конце XIX века обсуждение этого вопроса находилось на острие «борьбы за школу», своеобразного русского «культуркампфа». Оценку роли Церкви в деле просвещения России, в русской культуре связывали с вопросом о мере участия Церкви в деле просвещения в дальнейшем. Сторонники укрепления влияния Церкви на русскую школу стремились показать, что ее участие в деле просвещения во все периоды русской истории было успешным и плодотворным. Противники (либералы, социалисты) отстаивали тезис о том, что, имея в своих руках все русское просвещение на протяжении веков, русская Церковь так и не сумела его хорошо организовать, а значит, в дальнейшем не должна допускаться к организации школьного дела в России либо радикально изменить собственные подходы к образованию. Задача статьи — показать историографическую эволюцию вопроса, опираясь как на историко-церковные, так и на историко-педагогические подходы и дать очерк его современного состояния.

В идеологии петровских и послепетровских образовательных реформ последовательно проводится мысль о полном невежестве допетровской России. Просвещение насаждается на девственной почве, перенимается от образованных европейских народов, где уже дает обильные плоды. Русским следует осваивать плоды просвещения и скорее укоренять его на своих пажитях. Это светское просвещение, оно способствует росту изобилия и совершенствованию нравов, правильному устроению гражданской жизни и пользе государства. Прежнее русское просвещение для решения этих задач бесполезно, оно ограничено исключительно вопросами веры и церковной жизни, распространяется в пределах священнического сословия, и в этих границах и должно оставаться. Идеология эта распространяется тем успешнее, что одно из первых лиц в Церкви — Феофан Прокопович — активный проводник этих идей.

Точку отсчета, исходя из которой данная идеология может быть подвергнута конструктивной критике, а вместе с тем и точку построения научной методологии исследования образованности в русской культуре задает И. В. Киреевский в его работах «XIX век» (1832 г.) и «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» (1852). В них мы видим, что, отказываясь от противопоставления «образованного Запада» и «непросвещенной России», он предлагает идею «типа» образованности. И. В. Кириевский обращает внимание на то, что в Древней Руси, несмотря на видимое отсутствие систематического школьного образования, мы встречаемся с высокой культурой нравственного просвещения народа, источником которого является Церковь. Он полагает, что возрожденческий поворот Запада к систематическому образованию по типу античности не может оцениваться однозначно положительно. Этот поворот означал отказ от святоотеческой традиции духовного просвещения, которая не только целиком вбирает в себя систематическую школу античности, но и восполняет ее, образуя новый тип, органично сочетающий «внешнее» (система, логика, дисциплина ума) и «внутреннее» (нравственное, «сердечное») просвещение. Киреевский связывает перспективу развития просвещения в России с утверждением его на основаниях святоотеческой традиции.

Тем не менее, во второй половине XIX века направление исследований и оценок состояния древнерусской образованности связано с поиском систематически организованной школы античного образца (6, 8, 11, 13, 15, 22, 23). В ряде работ защищается точка зрения, что, по крайней мере, в Киевский период такая школа не только существовала, но была повсеместно развита. Первой весьма основательной и всеми замеченной монографией этого направления было исследование Н.Лавровского (11), выполненное на большом круге летописных источников, обзору которых он посвящает отдельное научное сообщение (12). Лавровский стремится доказать повсеместное распространение тесно связанных с Церковью начальных училищ с систематическим набором дисциплин, а также определить состав обучения, опираясь на свидетельства русских летописей и аналогии с византийской и западной школой времен Карла Великого. По реконструкции Лавровского, в состав дисциплин входили чтение, письмо, пение, грамматика, счисление.Книга вызвала большой общественный резонанс; отчетливо обозначив проблему, она стимулировала научный поиск как последователей, так и противников заявленной позиции. В русле выводов Лавровского лежат суждения митрополита Макария в его «Истории русской Церкви» (СПб., 1857), на них опираются работы М. Д. Хмырова (22), Миропольского С.(15), Лебедева Н.А (13).

Н. Г. Чернышевский оспаривает выводы Лавровского и полагает, что из приведенных летописных свидетельств нельзя извлечь никаких выводов, кроме того, что книжное дело и грамотность на Руси поддерживались за счет каких-то культурных механизмов, однако определенного вывода об их характере сделать нельзя. Он резко критикует Лавровского за произвольное толкование свидетельств, в частности, за интерпретацию глагола «учити». «Глагол „учити“ значил не только учить, но также и поучать, назидать. Все места летописей, свидетельствующие о том, что пастыри церкви назидали свою паству в благочестии и благонравии, он перетолковывает в том смысле, что они заводили училища и были наставниками в качестве школьных учителей, а не в том качестве, как повсюду и всегда каждый священник называется наставником своей паствы»(23, С.689—690).

Первый русский систематик всемирной истории педагогики — Л. Н. Модзалевский, намереваясь включить отечественную педагогическую историю в мировой контекст, в наброске о допетровском периоде русской образованности предлагает такую схему: византийская образованность в Киевский период, затмение просвещения и отсутствие даже простой грамотности после монгольского завоевания, заимствование модели западноевропейского схоластического образования (западнорусская и Московская ученость XV—XVII веков), решительный переход к западноевропейским моделям после Петра (14, с. 321—347). В Киевский период Русь сумела вполне воспринять византийскую образованность, как со стороны уровня достигаемой учености, так и по характеру организации учебного процесса. Он описывает весьма обширный план дисциплин подготовки, но ничего не говорит о широте распространения этой образованности, однако особо отмечает такую характеристику древнерусской педагогической культуры, как ее преимущественную направленность на нравственное развитие личности — черта, утраченная в период схоластической западной учености, сконцентрированной на внешнем освоении суммы познаний, и с трудом обретаемая в современной (речь идет о 60-х гг. XIX века) школе. Детей, по словам митрополита Михаила, следует учить «словесем книжного разума, также и благонравию, и в правде, и в любви, и зачалу премудрости — страху Божию, чистоте и смиренномудрию; учити же их не яростию, не жестокостию, не гневом, но радостовидным страхом и любовным обычаем и сладким поучением, и ласковым рассуждением, противу коегождо силы, и со снисхождением, на не унывают. на пользу души же и телу» (14, с. 328). Византийская образованность разрушена в результате монгольского завоевания. В Московский период книжная грамота неизвестна не только народу, но зачастую князьям (Дмитрий Донской, Василий Темный не научены грамоте и книжному чтению), даже в священники часто ставят неграмотных людей (вывод опирается на постановления Стоглавого собора 1551 года).

Другую схему предлагает в «Истории русской Церкви» Е. Е. Голубинский (6). Просвещение по греческому образцу было водворено у нас очень ненадолго в высшем (боярском) сословии и быстро угасло, выродившись в простую грамотность, поддерживающую начетничество, в границах почти только священнического сословия. Причиной тому было вовсе не монгольское завоевание, но неудачный выбор способа, посредством которого это просвещение насаждалось. Владимир Святой, выбрав веру и крестив Русь, имел намерение в полной мере приобщить страну к греческой просвещенности в самом широком смысле, включая ее ученость и ее художественную жизнь. Однако эта попытка не удалась. Школы, едва появившись, угасли. Владимир, Ярослав, его дети — вот поколения, в границах которого окончилось, едва начавшись, русское просвещение. В этих поколениях мы встречаем привезенных греческих учителей, владеющих систематически научной подготовкой, включающей риторику, диалектику, грамматику и передающих ее русским ученикам. Пример такого блестящего ученичества — митрополит Илларион, «Слово о законе и благодати» — безукоризненное риторическое произведение. Однако позднейшие писатели демонстрируют совершенный упадок школы, являя одну только грамотность. Причина этому была в том, что способ поддержания просвещения, принятый в стране древней классической образованности, какой была Византия, русской культуре оказался не по силам. Современное просвещение поддерживается посредством казенных, содержащихся правительством, училищ, однако этот способ поддержания и распространения просвещения — сравнительно недавний, явившийся на Западе в начале новейших времен. В греческой же классической традиции школы опирались на частную инициативу, порождаемую развитыми в культуре потребностями в учености и художествах. В культуре же варварского народа, каким был русский, эти потребности не развились, и частной инициативе не на чем было расти. Е. Е. Голубинский полагает, что Владимир, набрав частных учителей, не собрал их вместе и не образовал казенных училищ с систематическим курсом обучения, поддерживаемых за счет государственного обеспечения и контроля. Он отдал призываемых им боярских детей в частное обучение к вольно практикующим греческим ученым, и, поскольку ни воля правительства, ни сила традиции не поддерживали полный курс систематический обучения, он быстро выродился до простого научения книжной грамотности. Попытка Владимира была единственной, и никто ее более не возобновлял. Грамотность, однако, на Руси привилась и монгольское завоевание ее не нарушило. На Западе развитие образования, подхватившего западную классическую традицию, Голубинский связывает с деятельностью Карла Великого, сделавшего организацию просвещения в народах варварских правительственной инициативой. Древняя же русская история не выдвинула такого монарха, который бы взял в свои руки продолжение традиции восточной греческой образованности на почве нового варварского народа. Такой монарх явился лишь в новое время, однако образованность, для насаждения которой он использовал силу государства, была заимствована уже не из древней Византии, но с современного Запада (6, с. 583—596).

П. Ф. Каптерев (8) предлагает схему трех периодов развития отечественной педагогики — церковного, государственного и общественного, интегрируя в рамки церковного периода Киевскую и Московскую эпохи. Характеристику церковного периода он строит почти исключительно на материале московского периода, полагая, что достоверную характеристику киевской эпохи получить трудно из-за недостатка свидетельств. Основываясь почти целиком на известном Послании архиепископа Новгородского Геннадия (19) и на постановлениях Стоглавого Собора, он крайне низко оценивает уровень грамотности на Руси. В этих документах отражена неудовлетворенность состоянием грамотности в среде духовенства (речь идет не о систематическом просвещении византийского образца, но о способности читать богослужебные книги) и требование широко развернуть дело подготовки священнослужителей в части церковной книжной грамотности. Впрочем, свидетельства этих же документов могут быть проинтерпретированы и в другом ключе: вследствие бурного роста церковных приходов и монастырей в XV веке появилось большое количество священнослужителей из других сословий (из крестьян, ремесленных людей), в семейные традиции которых не входило приобщение к грамоте. Для их-то обучения потребовалось быстро организовать училища, и Церковная власть (иерархи и Собор) направляет силы Церкви на решение этой проблемы. Вместе с тем, отмечает П. Ф. Каптерев, состояние книжной культуры в Московский период вовсе не такое уж низкое. Мы встречаем и монастырские библиотеки с богатым набором книг, и домашние библиотеки, и обширную переписку, и крепкую летописную традицию, и жанровое развитие русской словесности. В этой книжной культуре, однако, нет следов систематической школы. П. Ф. Каптерев характеризует этот тип учености как «начетничество» — совокупность познаний, приобретенная в силу обширного, но недисциплинированного и некритического чтения, руководимого не школой, но предпочтениями и пристрастиями.

В методологии ХХ века осознана невозможность избавиться от ценностной позиции в историческом познании. Историчность явлений прошлого составляет само существо выводов и оценок историка. Историчность проблемы древнерусской образованности выявлена в нескольких подходах авторов ХХ века.

Систематический историографический анализ представлений о просвещении в Киевский период проводит В. Я. Струминский (20; С. 80—94, 98—101, 101—104 106). Он прибегает к традиционной для советской историографии схеме трех идеологических течений в русской общественной мысли — церковно-монархического, либерально-дворянского и буржуазно-демократического и стремится поместить в эти рамки палитру историографических оценок школьного и книжного дела. Выводы Н.Лавровского и Е. Е. Голубинского В. Я. Струминский равно оценивает как «антиисторические». Увлекшись развенчанием «слащаво преувеличенной» и совершенно неверной картины церковного просвещения, представленной «церковно-монархическим» направлением, либерально-скептическая концепция, выдвинутая в противовес первой, превращала историю Киевской Руси в пустое место, в период, лишенный какого-либо исторического движения и развития. Так, Е. Е. Голубинский, утверждая, что «в период домонгольский мы не знали настоящего образования, что нашим образованием была простая грамотность», смещает историческую перспективу, ибо почему же эта «простая грамотность» не должна рассматриваться как важное достижение в развитии образованности народа, которые доселе не знал письменной культуры? В обоих случаях превалируют публицистические намерения, заслоняя историческую перспективу и объективную историческую оценку. В первом случае авторы стремятся утвердить большую и непреходящую культурную значимость Церкви, во втором — авторы исходят из идеи о том, что историческая роль Церкви уже закончилась, и что в прошлом так же, как и в настоящем, она лишена всякого значения (20; С.106).

Динамика вопроса о школах и книжности в ключе современной историко-педагогической науки хорошо раскрыта в хрестоматии О. Кошелевой и Л.Мошковой (23). Несмотря на то, что это в узком смысле слова хрестоматия, книга относится к «учебным книгам нового поколения» и построена грамотно: она включает фрагменты источников (летописные и археологические), историографических и методологических работ, что позволяет получить довольно полное мнение о содержании вопроса, о наличии устойчивых историографических традиций в оценке школ и книжности в культуре Древней Руси. Хрестоматия представляет собой своеобразное демонстративное доказательство научной концепции авторов, изложенной ими в ряде публикаций (15). Авторы высоко оценивают уровень образованности в Киевский период русской истории. Возникновение и распространение письменности, полагают они, связано не с одним только принятием христианства, но в целом с развитием городской культуры. Бюрократический аппарат, однако, был развит слабо и, в связи с этим, для государственной службы почти не требовались грамотные люди. Развитие школьного и книжного дела стимулировалось культурной и частной инициативой. Сначала заботы об устроении школ взяло на себя государство, а затем они перешли к Церкви. Образование, первоначально устраиваемое по греческому образцу (систематическая школьная подготовка) постепенно превратилось в традицию семейного (сословного) воспитания, по сути, оказалось замкнутым в священнической среде. К началу Московского периода школы сошли на нет. Вместе с тем, традиция церковной письменности достаточно укрепилась, чтобы вплоть до петровских реформ поддерживать высокий уровень книжного дела и читательской культуры, обеспечивать плодотворное взаимодействие устной и письменной традиции (15).

В контексте истории русской Церкви взвешенные оценки образованности, школ и книжного дела в допетровской Руси предлагает А. В. Карташов (9). Он выделяет три хронотопа в истории русской Церкви — до-монгольский (Киевский) период, Московскй период и историю юго-западной митрополии. А. В. Карташов в целом принимает точку зрения Е. Е. Голубинского на способ насаждения греческого просвещения при Владимире: на Русь пришла школа, основанная на частной инициативе и предполагающая наличие культурных механизмов, питающих потребность в образовании. Однако он не столь пессимистично оценивает результаты прививки греческой образованности. В народе потребности в образовании не было, на школу и науку смотрели как на злые мытарства. Однако следы введенного Владимиром просвещения заметны на протяжении всего Киевского периода — и это не только свидетельства летописей о заведении училищ, но и, несомненно, несущие на себе следы правильного систематического образования произведения русских авторов — митрополита Иллариона, Кирилла Туровского, «Слово о полку Игореве» (9, с. 258). На Руси еще достаточно долго действовали и приглашались греческие учителя, способные предложить систематический школьный курс, включающий риторику, диалектику, богословие. Обучение у них было востребовано в узком слое высшего сословия — среди князей и бояр. Школа не имела широкого распространения, как это рисуют оптимисты, она не была систематически организованной и повсеместно поддерживаемой государством школой. Однако киевская образованность носила характер не простой грамотности, а настоящей систематической школьной образованности, правда, эта школа не расцветала, а постепенно угасала (9; С.254—262).

Книжная культура Московской Руси уже не имеет следов систематической школы, однако школа элементарной грамотности не исчезала. Учили членов притча чтению и молитвам по Псалтири и Часослову. Грамотность открывала возможность к чтению. Интерес к книгам был высок, по достоинству оценивалось значение книги Священного Писания в борьбе с ересями. Так, впервые на всем православном Востоке на Руси появилась полная рукописная Библия (Геннадий Новгородский, 1490), со всем аппаратом Священного Писания. Критический подход к книге, однако, был чужд в русской образованной среде, сложился начетнический тип образованности, «буквопоклонническая среда». Редким исключением выглядит Нил Сорский, оказавшийся способным за время пребывания на Афоне, освоить высокую и тонкую культуру греческого богословия. Он принес на Русь не только молитвенную практику иссихии, но и практику критического рассмотрения книг. Писаний много, но не все из них истинны. Испытав в чтении истинные, их держись, — такое наставление святого Нила, по мнению А. В. Карташова, необычно в начетнической среде (9;С. 410—411). Святой Нил устанавливает своеобразную «иерархию доверия»: прежде всего, следует доверять заповедям Господним с толкованиями и апостольским преданиям, также житиям и учениям святых отцов, по ним и испытывать другие писания.

Потребность в систематической школе испытали, прежде всего, в юго-западной митрополии и, прежде всего, в видах борьбы с западными исповеданиями. Там остро встал вопрос о спасении православия средствами просвещения — школы, науки, книжности. Дело это начало не духовенство, а миряне — аристократия и горожане. Первые братские школы организовались в XVI веке (у князя Остожского — Остожская, Слуцкая у князя Курбского). Носителями духовной энергии и идей были беженцами из Московской Руси — Андрей Курбский, бывший Троицкий игумен Артемий, обосновавшийся в Слуцке. Проект Курбского предполагал дать русскому православию науку греческих отцов, для чего эти тексты предполагалось добыть на Востоке и перевести их на церковно-славянский и русский язык (9; С. 597), что и было сделано. Кроме того, некоторые из православных должны были освоить систематическую школу в латинских университетах, для того, чтобы уметь распознавать ереси, выраженные в силлогизмах и разбирать формальные доказательства. В XVI же веке начинается и книгопечатание, прежде в Москве (Иван Федоров), потом в Юго-западной митрополии. В 1580—81 гг. появляется первая печатная Библия на славянском языке (Остожская Библия), собранная на основе «многих Библий, различных письмен и языков». В XVII веке открывается первая систематическая школа в Киеве по латинскому образцу, открывая собой новую эпоху русской образованности.

В ХХ веке в русле методологии историзма просвещение в Древней Руси получает достаточно высокую оценку. Признание его непреходящего значения для отечественной культуры базируется на идее типа культурного развития России, формирующегося под влиянием Православной Церкви. Осознание характера книжной культуры, учености и организации школьного дела в контексте исторической жизни России имеет непреходящее значение. Оценка достоинств и недостатков отечественных школьных традиций имеет не только теоретический, но также практический смысл, если мы способны выделить в них различные компоненты, и, прослеживая их генезис, различить относительную ценность, обусловленную историческими обстоятельствами, и ценность непреходящую, укорененную в самом существе культурного бытия России, связанного с православной Церковью.

Источники:

Приложение:
Летописные свидетельства о древнерусской учености

Два наиболее широко цитируемых свидетельства относятся к Владимиру и Ярославу. 988 (В лето 6496): Владимир. посылал собирать у лучших людей детей и отдавать их в учение книжное. Матери же их плакали о них, как о мертвых, ибо не утвердились он еще в вере.

1037 (год 6545). Ярослав. к книгам проявлял усердие, часто читая их и ночью и днем. И собрал книгописцев множество, которые переводили с греческого на славянский язык. И написали они множество книг, по которым верующие люди учатся и наслаждаются учением божественным. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил, этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение получая книжное.

Велика ведь бывает польза от учения книжного; книги наставляют и научают нас на пути покаяния, ибо мудрость обретаем и воздержание в словах книжных. Это — реки, напаяющие Вселенную, это источники мудрости. они — узда воздержания.

Ярослав же этот. любил книги, и, много переписав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам.

(Повесть временных лет. Ред. В. П. Адриановой-Перетц. — М.; Л., 1950 — С. 280, 302—303)

Свидетельство Новгородской летописи: 1030 (В лето 6538). Приде (Ярослав) к Новугороду. И собрав от старост, от попов детии 300 и повеле учить книгам» (Новгородская пятая летопись. Вып.1. // ПСРЛ. Т.4. Ч.2. — Пг., 1917. — С.116).

Летописные свидетельства по «Истории Российской» В. Н. Татищева.

Большое число свидетельств об училищах, на которые опираются защитники широкого распространения грамотности в Древней Руси, содержатся в летописях, собранных В. Н. Татищевым (ок. 20 списков, использованных им для написания «Истории Российской»). Многие из них до сегодня не сохранились, так что точность этих сведений проверить невозможно. Приводя эти свидетельства, историки опираются на текст «Истории» Татищева, однако следует учитывать, что В. Н. Татищев подверг тексты летописей определенной редакторской обработке, причем некоторые его интерпретации оказываются спорными. В частности, вызывает дискуссию термин «учить»: идет ли речь о нравственной проповеди или о систематическом школьном обучении.

1086 (6594). Всеволод заложил церковь св. Андрея. и построил при церкви оной монастырь женский, в котором постриглась первая дочь его Анка. Собравши же младых девиц неколико, обучала писанию, також ремеслам. да от юности навыкнут разумети закон Божий и трудолюбие.

1093 (6661). Индикта 1-го преставился великий князь Всеволод, сын Ярославов, внук Владимира Великого. Сей благоверный князь Всеволод. на училисча подаяния давал»

1180 (6688) (Смоленский князь Роман Ростиславович) к учению младых людей понуждал, устроя на то училисча, и учителей греков и латинистов своею казной содержал, и не хотел иметь свячеников не ученых»

1097 (6665) Случилось мне быть во Владимире (Волынском) смотрения ради училисч и наставления учителей»

1188 (6697) (Ярослав, князь Галицкий). Земля же его во всем изобиловала и процветала. зане ученые хитрецы и ремесленнки со всех стран к нему приходили и грады населяли.

. изучен был (Ярослав) языкам, многие книги читал, в церковном чине многое исправлял, и, клирос устрояя и наставляя, зловерия искоренял, а мудрости и правой вере наставлял и учить понуждал. Монахов же и их доходы к научению детей определил»

1218 (6726) Князь Константин Всеволодович «дом же свой и книги все в училисче по себе определил и к тому на содержание немалые волости дал, о чем просил брата Юрия, дабы обесчал непоколебимо завет его сохранить».

Князь великий Константин Всеволодович Мудрый, внук Юрия Владимировича Мономаша. великий был охотник к читанию книг и научен был многим наукам, того ради имел при себе людей ученых, многие древние книги греческие ценою высокою купил и велел переводить на русский язык. Многие дела древних князей собрал и сам писал, також и другие с ним трудились»

1227 (6735). Маия 11 учинился во Владимире (на Клязьме) великий пожар. и сгорел. двор блаженного великого князя Константина Всеволодовича и церковь. В нем же трудились иноки русские и греки, учасче младенцев, и погорели книги многие, собранные сим Константином Мудрым»

1214 (6722) Константин Всеволодович. тогда же в Ростове на дворе своем заложил церковь каменну святыя Богородицы и хотел, при оной училисча устроя, от Спаса перевести»

Источник