Чему меня учит гоа
Чему учит нас Гоа, мой свет? Расстояние лучший врач.
Расставания больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать,
не облечь
Ни в одну из условностей; молчанье точней, чем речь.
Того, чего не имеешь – не потерять.
Что имеешь – не уберечь.
Чему Гоа учит меня? Тому, что из всех мужчин только ветер и стоит слез.
Когда катишься пятьдесят километров в час, он уже принимает тебя всерьез.
Всякий мрак проницаем, любой поворот открытие,
смерть глядит дальним светом, и он белёс.
Твоя тень состоит из челки, стоящей дыбом, руля, сидения и колёс.
Гоа учит меня доверию – десять дней
Ездишь за спиной того, про которого точно знаешь – ему видней,
Так что скоро чуть ли не дом родной обретаешь в ней,
Даже набирая полные фары пыли
и полные шины выбоин,
зеркала – разбегающихся огней.
Если завтра отъезд, у тебя невозможный рост.
Правой ногой попираешь ты Сиолимский,
а левой Кузнецкий мост.
Слышишь благовест, погружая лицо в прохладную мякоть звезд –
над Москвой не бывает звезд.
Пахнет пряным вест.
Пахнет жженым ост.
И становишься чист, разверст и предельно прост.
Сам себе и Приянка Чопра,
и Роберт Фрост.
What do we learn from Goa, my light? The distance the best doctor.
Parting more meetings.
Precious that was smart enough not to assign, not to photograph,
do not put
In any of the conventions; the silence rather than speech.
What you do not have is not to lose.
That have not to protect.
What Goa’s teaching me? The fact that of all men only the wind and tears.
When going down fifty miles an hour, he takes you seriously.
Every darkness impenetrable, any rotation of the opening,
death looks distant light, and it was whitish.
Your shadow consists of bangs standing on end, steering, seat and wheels.
Goa is teaching me to trust – ten days
Go back what precisely know – he knows
So that soon almost home find in it,
Even gaining complete headlight dust
and the bus full of potholes,
mirror – running lights.
If tomorrow departure, you growth is not possible.
Right foot trample you Silinski,
and left the Kuznetsk bridge.
Hear the chime, immersing the person in cool flesh of the stars –
over Moscow there are no stars.
Smells spicy West.
The smell of burnt.
And become clean, open and very simple.
Myself and Priyanka Chopra,
and Robert frost.
Чему меня учит гоа
Гоа online запись закреплена
Чему учит нас Гоа, мой свет? Расстояние лучший врач.
Расставания больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать,
не облечь
Ни в одну из условностей; молчанье точней, чем речь.
Того, чего не имеешь – не потерять.
Что имеешь – не уберечь.
Чему Гоа учит меня? Тому, что из всех мужчин только ветер и стоит слез.
Когда катишься пятьдесят километров в час, он уже принимает тебя всерьез.
Всякий мрак проницаем, любой поворот открытие,
смерть глядит дальним светом, и он белёс.
Твоя тень состоит из челки, стоящей дыбом, руля, сидения и колёс.
Гоа учит меня доверию – десять дней
Ездишь за спиной того, про которого точно знаешь – ему видней,
Так что скоро чуть ли не дом родной обретаешь в ней,
Даже набирая полные фары пыли
и полные шины выбоин,
зеркала – разбегающихся огней.
Если завтра отъезд, у тебя невозможный рост.
Правой ногой попираешь ты Сиолимский,
а левой Кузнецкий мост.
Слышишь благовест, погружая лицо в прохладную мякоть звезд –
над Москвой не бывает звезд.
Пахнет пряным вест.
Пахнет жженым ост.
И становишься чист, разверст и предельно прост.
Сам себе и Приянка Чопра,
и Роберт Фрост. (Вера Полозкова)
Чему меня учит гоа
| [ | Tags | | | Индия, стихи | ] |
| [ | Current Mood | | |  cheerful | ] |
это я полагала, что последний день в индии; я еще не знала, что не улечу
Чему учит нас Гоа, мой свет? Расстояние лучший врач.
Расставания больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать,
не облечь
Ни в одну из условностей; молчанье точней, чем речь.
Того, чего не имеешь – не потерять.
Что имеешь – не уберечь.
Чему Гоа учит меня? Тому, что из всех мужчин только ветер и стоит слез.
Когда катишься пятьдесят километров в час, он уже принимает тебя всерьез.
Всякий мрак проницаем, любой поворот открытие,
смерть глядит дальним светом, и он белёс.
Твоя тень состоит из челки, стоящей дыбом, руля, сидения и колёс.
Гоа учит меня доверию – десять дней
Ездишь за спиной того, про которого точно знаешь – ему видней,
Так что скоро чуть ли не дом родной обретаешь в ней,
Даже набирая полные фары пыли
и полные шины выбоин,
зеркала – разбегающихся огней.
Если завтра отъезд, у тебя невозможный рост.
Правой ногой попираешь ты Сиолимский,
а левой Кузнецкий мост.
Слышишь благовест, погружая лицо в прохладную мякоть звезд –
над Москвой не бывает звезд.
Пахнет пряным вест.
Пахнет жженым ост.
И становишься чист, разверст и предельно прост.
Сам себе и Приянка Чопра,
и Роберт Фрост.
Чему меня учит гоа
Чему учит нас Гоа, мой свет? Расстояние лучший врач.
Расставания больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать,
не облечь
Ни в одну из условностей; молчанье точней, чем речь.
Того, чего не имеешь – не потерять.
Что имеешь – не уберечь.
Чему Гоа учит меня? Тому, что из всех мужчин только ветер и стоит слез.
Когда катишься пятьдесят километров в час, он уже принимает тебя всерьез.
Всякий мрак проницаем, любой поворот открытие,
смерть глядит дальним светом, и он белёс.
Твоя тень состоит из челки, стоящей дыбом, руля, сидения и колёс.
Гоа учит меня доверию – десять дней
Ездишь за спиной того, про которого точно знаешь – ему видней,
Так что скоро чуть ли не дом родной обретаешь в ней,
Даже набирая полные фары пыли
и полные шины выбоин,
зеркала – разбегающихся огней.
Если завтра отъезд, у тебя невозможный рост.
Правой ногой попираешь ты Сиолимский,
а левой Кузнецкий мост.
Слышишь благовест, погружая лицо в прохладную мякоть звезд –
над Москвой не бывает звезд.
Пахнет пряным вест.
Пахнет жженым ост.
И становишься чист, разверст и предельно прост.
Сам себе и Приянка Чопра,
и Роберт Фрост.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Стихи Веры Полозковой об Индии
До поездки в Индию я представляла её такой, как в стихах Веры Полозковой: невообразимо яркой, объемной, словно в 5D, до предела обостряющей слух, зрение, обоняние, не говоря уже об иных вратах восприятия, ускоряющей осознания и отработки, словом — невероятной! Именно такой она предо мной и предстала:
Чему учит нас Гоа, мой свет? Расстояние лучший врач. Расставания больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать, не облечь
Ни в одну из условностей; молчанье точней, чем речь.
Того, чего не имеешь – не потерять. Что имеешь – не уберечь.
Гоа учит меня доверию – десять дней
Ездишь за спиной того, про которого точно знаешь – ему видней,
Так что скоро чуть ли не дом родной обретаешь в ней,
Даже набирая полные фары пыли и полные шины выбоин, зеркала – разбегающихся огней.
Да, в последнее утро, пожалуй, стоит проснуться в шесть,
Сесть в рассвет, попытаться собрать все вокруг и счесть, попросить присяжных в себе учесть,
Что уж если Господь задумывал фрукты, линию горизонта и экзотических сумасшедших такими, какие здесь, — О, какую же это делает Ему честь.
Если завтра отъезд, у тебя невозможный рост.
Правой ногой попираешь ты Сиолимский, а левой Кузнецкий мост.
Слышишь благовест, погружая лицо в прохладную мякоть звезд – над Москвой не бывает звезд.
Пахнет пряным вест. Пахнет жженым ост.
И становишься чист, разверст и предельно прост.
Сам себе и Приянка Чопра, и Роберт Фрост.
В Гоа приходят те,
Кто устроен, как ты:
Склонные к полноте
Искатели пустоты.
Чаем пахнет земля.
След от ступни — печать.
Курсы молчанья для
Вызванных отвечать.
Система координат,
Где ровно наоборот:
Лайм, виноград, гранат
В тебе создают рот,
Рост задает — тень,
Пульс диктует — прибой.
Сегодня тот самый день,
Когда ты рожден собой.
Вот тебе алфавит,
Вот новая из планет.
А Бог сделает вид,
Будто Его тут нет.
Бог заключает весь
Мир, оттого Он зрим.
Бог происходит здесь,
Едва мы заговорим.
Бог, как Завет, ветх.
И, как Завет, нов.
Мы — рыжая нить поверх
Белых Его штанов.
Бог — это взаимосвязь.
Мы частность Бога, Его
Случайная ипостась.
И более ничего.
Представь себе ужас прожившего месяц в Индии, мама, и впервые узревшего снег в аэропорту.
У меня в чемодане песок, на плечах непальская куртка и не утешительная ничуть карамель во рту.
Мы вернулись домой, мама, это отнюдь не часто случается с заступившими за черту.
Очень тяжело шутить, мама, всюду русские, впору срочно переходить на шепот или транслит.
Тут зима, запах неуюта, мрака, глухого бешенства – надо всеми прямо-таки разлит.
Только у меня полный бак иронии и приятия, ничего-то меня не трогает и не злит.
Земляков с Гоанщины узнаешь по печеным носам, соломенным волосам,
Барабанам, привешенным к поясам,
А я в али-баба-штанах за две сотни рупий, еду презентовать свою книжку к восьми часам.
Мама, лучшей меня для такого случая Бог не выдумал бы и сам.
Мы в Северном Гоа, мама, каждый пейзаж как заставка для телефона или рекламный 3d плакат.
Дело к вечеру, где-то уже включается электрический треск цикад.
Кто-то едет вдоль кромки моря на старом велосипеде через закат.
Да хранит Господь мотоциклы сезонных, мама, – они наглы,
Объезжают на полной скорости все пригорочки и углы,
Набирая полные ноздри полынного дыма, мама, полные руки ветра и веки – мглы.
Пока мы сидим в баре на берегу, допиваем клубничный сок,
Игроки в крикет ждут, когда один совершит бросок,
крабы убегают наискосок.
Это самый мизинец Индии, самый невозможный ее кусок.
Мы проводим солнце и тут еще посидим часок –
Пока Костя докурит, затушит джойнт и закинет его в песок.
Чему учит нас город Джайпур, мой свет?
Месть индуса изобретательна и хитра.
У тебя неплохой отель, только в храме Шивы сразу за ним служба начинается в пять утра.
И репертуар, в свою очередь, там таков, что хрустит и трескается кора
Головного мозга. Причем сегодня он значительно заунывнее, чем вчера.
Чему учит Джайпур меня? Я преодолела большой маршрут.
Что ни кадр, то как из журнала Geo, что ни индиец, то изумруд.
А сомненья, кишечные палочки и служители храма Шивы
меня пытались, но не берут.
Чему учит нас город Пушкар, мой свет? Звезды были придуманы для того,
чтоб от лагеря взять верблюда, поехать через пески,
лечь в телеге и налюбоваться всласть.
Тот, кто имеет повозку, байк или карту – имеет власть.
Мы добрались до лучшего города на земле,
а цивилизация, к счастью, не добралась.
Чему учит Пушкар меня? Я ничего уже не исправлю и не спасу.
На самом деле я живу здесь, в пустыне, и ношу золотое кольцо в носу.
Ем кюфту из железной миски, держа ее на весу.
И в повозке мужа по знаку «Ом»
пририсовано к каждому колесу.
Мы в Пушкаре, мама, это штат Раджастан, если в двух словах.
Женщин с двумя головами нет, но есть женщины в шторах с дровами на головах.
Мы ночуем в пустыне, мама, пахнет кострами, травами
и верблюдами, ущемляемыми в правах.
Люди будто сушеные, мама, – рука у взрослого человека всегда толщиною с плеть.
На каждом товаре по сантиметровому слою пыли, каждая спальня – сырая клеть,
Здесь никто ничего не сносит, не убирает, не ремонтирует –
всему просто дают истлеть.
Едут бешеные автобусы, дребезжат, и машины им вслед визжат,
и перебегают дорогу босые женщины в сари – у любой ребенок к груди прижат,
И коровы тощие возлежат, никому не принадлежат,
И в углу кафе сидим мы, сытые эксплуататоры, попиваем свой оранжад.
Костя вывихнул руку, мама, вздыхает так, будто бы кончина его близка.
Мы в пустыне, мама, нет ничего, кроме звука пищалки, запаха ночи, огня, песка,
Я смотрю на все это дело, мама, и тут, конечно,
древнерусская обязательная тоска.
Чему учит нас Агра, мой свет? Мегаполис: каждый десятый спит на белье, каждый пятый о нем слыхал.
Над портретом Шивы и Парвати лампа, чтоб глаз приезжего отдыхал.
Тадж Махал был построен, чтобы все расы мира
встречались перед воротами в Тадж Махал.
Чему Агра учит меня? Надо брать парату – парата везде вкусна.
Индия лежит под колесами, словно поверхность Марса, и остается с тобой честна:
Ничего не забрать отсюда себе на память, как с того света
или из сна.
Так-то, мама, мы тут уже семь ночей.
Если дома ты неприкаянный, мама, то тут ты совсем ничей.
Воды Ганга приправлены воском, трупами и мочой и жирны, как масала-чай.
Шива ищет на дне серьгу, только эта толща непроницаема
ни для одного из его лучей.
И над всем этим я стою белокожей стриженной каланчой,
с сумкой «Премия Кандинского» вдоль плеча.
Ужин на троих стоит пять бачей, все нас принимают за богачей,
И никто, слава богу, не понимает наших речей,
И поэтому мы так громко все комментируем, хохоча.
Каждый бог тут всевидящ, мама, и ничего, если ты неимущ и тощ.
Варишь себе неизвестный науке овощ, добавляешь к нему
какой-нибудь хитрый хвощ
И бываешь счастлив; неважно, что на тебе за вещь,
Важно, мама, какую ты в себе
заключаешь при этом мощь.
В общем, мы тут неделю, мама, и пятый город подряд
Происходит полный Джонатан Свифт плюс омар-хайямовский рубаят.
Нужен только крутой фотоаппарат, что способен долго держать заряд,
И друзья, которые быстро все понимают. Ничего при этом не говорят.
Так что, мама, кризис коммуникации, творческое бессилие,
отторгающая среда –
Это все, бесспорно, большие проблемы, да,
Но у них тут в почете белая кожа, монетка в рупию и вода,
В городах есть мужчины в брюках – если это серьезные города,
Так что мы были правы, когда добрались сюда.
О, как мы были правы,
когда добрались сюда.
Человек на пляже играет при свете факела,
и летающая тарелка между его колен
начинает дышать, звуча.
И дреды его танцуют в такт его пальцам, и все огню подставляют лица,
так его музыка горяча.
А еще перекресток, — машины, коровы, байки, — и рядом крест и алтарь,
и там, в алтаре, свеча.
И как Костя чудесно жмурится, хохоча.
И дорога до Арамболя чуть выше дужки его очков,
и волос, что ветер свивает кольцами, и плеча.
Моя Индия открывается без ключа.
Кто беднее не допускающих перемен,
состоящих из дат, мест жительства и имён?
Всякий раб медицинской, кредитной, визитной карты,
всякий пронумерован и заклеймён.
Всякий заживет, только если выплатит ипотеку,
а ты, — если ты умён, —
Уже понял, что кроме тех, что сейчас, у тебя не было и не будет
лучших времён.
Завтра в это время я буду стоять на сцене,
во многих тысячах километров отсюда,
где теперь медленная среда:
Спят собаки между шезлонгами в два ряда,
мертвого краба вылизывает вода,
А там будет мама, Рыжая,
Дзе, наверно, придет туда,
Я взойду и скажу им, как я боялась вернуться, да,
Обнаружить через неделю, как выцветают в тебе индийские сари, дети,
рассветы, шуточки, города,
как не остается от них ни камушка, ни следа, —
Только ведь моя Индия из меня не денется никуда.
Моя Индия не закончится никогда.