звезды меркнут но одна светит ярко что это значит
научная статья по теме ЗАГАДКА ЗВЕЗДЫ («СРЕДИ МИРОВ…» И. АННЕНСКОГО) Народное образование. Педагогика
И. Анненский – практически не признанный при жизни поэт Серебряного века. Его стихотворения известны широкой публике, однако не все знают, что именно его рукой были написаны многие замечательные строчки.
Прекрасные восемь строк «Среди миров» покорили души людей. Эти два четверостишия были написаны в 1909 году, однако опубликованы уже после смерти поэта. Сын Анненского выпустил сборник стихов «Кипарисовый ларец». В книгу в последний раздел под названием «Разметанные листы» вошло стихотворение «Среди миров». Также музыкальным и благозвучным нашли это произведение многие композиторы. Каждый находил в этих строчках что-то личное и сокровенное. Этим же можно объяснить неугасающую популярность стихотворения, которое с удовольствием перечитывали и цитировали весь XX век.
Лирический герой в этом стихотворении страстно любит одну звезду. Она является для него воплощением всего хорошего на планете. Именно с ней часы для героя полны отрадой, когда как со всеми другими он испытывает скуку и томится в их обществе. Создаётся впечатление, что автор создаёт идеальный мир, в котором есть всего два существа — лирический герой и его звезда. Причём им не тоскливо вместе, а хорошо друг с другом. В тяжёлых жизненных ситуациях герой идёт за помощью к своей звезде. Она даёт ему веру и надежду, поддержку. Эта звезда обеспечивает единственное бессмертное постоянство в мире полном сомнений и вопросов.
Многие литературоведы и критики пытались разгадать образ звезды. Вполне возможен вариант, что у Анненского была своя конкретная муза, которой он посвятил эти строчки. Однако утверждать эту мысль наверняка нельзя. Другие филологи считают, что звезда — это скорее собирательный образ. Автор представляет не определенную настоящую женщину, а идеальную, в которой бы воплотились все лучшие черты. Он рисует такую представительницу женского пола, с которой бы не нужен был «свет», ведь она воплощает его собой. Таким образом, тема любви рассматривается под необычным углом. Ведь здесь чувства героя одухотворены, они выше земных эмоций, поэтому устремлены в небесные сферы.
Есть ещё третье мнение: исследователи считают, что образ звезды — это поэзия. Именно в ней автор находит утешение, она не способна предать. От лирики исходит положительная энергия, и она источает тёплый свет. Таким образом, наряду с темой любви здесь затрагивается проблема творчества.
Вариант №2
Широкую известность стихотворение «Среди миров» Иннокентия Федоровича Анненского получило только после его смерти. Но написано оно было в апреле 1909 года не за долго до этого трагического события и вошло в уже посмертный сборник, опубликованный его сыном.
Помимо необыкновенного интереса читателей, стихотворение, наполненное музыкальной лирики, получило и немалое внимание от композиторов. Таких, как Вертинский и наш современник Борис Гребенщиков.
Чувство глубокого одиночества главного лирического героя пронизывает все стихотворение. Создается ощущение, что кроме таинственной звезды, герою не к кому обратиться за советом и помощью.
Но зато от звезды он получает все, что простит, не сомневаясь в ее поддержке ни на секунду. Становиться понятным, что герой имеет в виду вовсе не небесное тело, а такие моральные проявления, как вера, надежда и любовь, которые присутствуют в его собственной душе всегда и не дающих ему повода сомневаться в своих целях.
При этом в произведении присутствует неверие в реальную любовь женщины. В ее роли также выступает звезда. Автор хочет сказать, что доверять в этой жизни можно только себе или он много обжигался на этой стезе? В любом случае душевные страдания и разочарование в чем-то или ком-то его героя видны сразу.
Возможно, как и у каждого человека, у автора в лице лирического героя есть свой собственный, придуманный абстрактный идеал совершенной женщины, воплощенный в образе звезды, встретить которую ему пока не довелось. Или настоящей своей любовью Иннокентий Федорович всё-таки считает поэзию и творчество.
Здесь становится понятен порыв творческих людей полностью посвящающих свою жизнь единственной музе – работе, делу всей их жизни.
Иннокентий Федорович Анненский никогда не стремился к известности и долгое время не видел в своих произведениях зерна серьёзности, скромно считая их лишь проявлением собственной душевной работы.
Свой первый сборник стихотворений он опубликовал только в возрасте пятидесяти лет, что говорит о его, не жаждущей славы натуре, назвав Ник.Т-о.
Более чем скромный великий классик лирической поэзии сильнейшим образом повлиял на творчество других творцов жанра лирической поэзии. Ими стали и Анна Андреевна Ахматова, и Борис Пастернак, и Георгий Иванов.
Никак нельзя обойти вниманием заслуги Иннокентия Федоровича в написании критических статей и творческих переводов, великих Бодлера, Еврипида, Гейне, Рембо, Лонгфелло и многих других.
История создания и публикации
Стихотворение впервые опубликовано в сборнике: И. Анненский. Кипарисовый ларец: Вторая книга стихов. Посмертная. М.: Кн. изд-во «Гриф», 1910. Согласно плану автора, «Среди миров» печатается в разделе «Размётанные листы».
«Среди миров» – одно из самых популярных стихотворений И. Анненского. Однако своей популярностью оно обязано прежде всего композиторам и исполнителям («бардам»), положившим его на музыку и таким образом вскрывшим глубоко в нём упрятанную «романсовую струю». В первой половине ХХ века романс «Моя звезда» на текст «Среди миров» широко разошёлся в записи Александра Вертинского. Во второй половине ХХ века среди любителей так называемой «авторской песни» огромной популярностью пользовался романс «Среди миров», созданный в 1976 году математиком, композитором и «бардом» Александром Сухановым. Менее известна музыкальная версия известного композитора Юрия Шапорина, написанная во время Великой Отечественной войны.
Анненский: мытарь или фарисей?
Стихотворение условно делится на две части. Иннокентий Анненский, сравнивая себя с фарисеем, откровенно говорит: «Я не умею молиться». Анненский ощущает себя страдальцем, осознает все несовершенства жизни. Но, несмотря на все беды, он не пытается отыскать спасения в молитве. В церкви он становится рядом с тем, кто не способен к искреннему молитвенному покаянию.
Мытарь и Фарисей. Гюстав Доре
Последние же строки меняют весь настрой стихотворения. Оказывается, глубоко в душе героя живут метания. Он, как мытарь, понимает, что грешен, сомневается в своем безверии. Его тоска — это тоска по Богу. Здесь у героя Анненского видна расколотость сознания, страдания, возникает образ кающегося человека. В нем проступают черты того, кто, осознавая свои ошибки, все-таки хочет обратиться к Богу за помощью.
Одновременно с этим в стихотворении проявлена религиозная раздвоенность эпохи. С одной стороны — стремление к истинной религиозности, к спасению, а с другой — элемент недоверия к Церкви. Новое понимание церковности, молитвы, свойственное многим современникам Анненского, собирает воедино фарисеев, в кругу которых оказывается поэт. Он не может найти себя в церкви. И он, как мытарь, ищет подлинного покаяния.
Отсылки к Библии
В основе стихотворения Иннокентия Анненского — известная евангельская притча о мытаре и фарисее.
Однажды Иисус Христос рассказал своим ученикам о том, как два человека пришли помолиться в Иерусалимский храм. Один из них был фарисей, который хвалился своей праведностью, показным исполнением благочестивых правил. Молитва фарисея была лицемерна: он не просил милости у Бога, а только хвалил себя самого за то, что соблюдает пост и жертвует столько, сколько предписывает ему закон. Он признавал себя безгрешным, осуждая остальных людей (благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи).
Другим молящимся человеком был мытарь, т. е. сборщик налогов. Часто они брали денег больше, чем надо, обманывали и обижали людей, поэтому все относились к ним с презрением. Мытарь робко стоял вдали и, не смея поднять своих глаз, отчаянно взывал ко Всевышнему: «Боже! Будь милостив ко мне грешному!»
Мытарь сознавал свои дурные поступки и не старался припомнить какие-то добрые дела, оправдывая себя. В своей молитве мытарь смиренно просил у Бога милости для своей грешной души.
Тогда Господь сказал: Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк 18:9–14).
Раскаяние грешника мытаря — искреннее. Именно поэтому Господь в силах помиловать этого человека, смягчить душу грешника, наставить его на путь исправления. Молитвы же фарисея полны лицемерия и гордыни. В этом — его грех. Самодовольно считая себя праведным, он не желает милости Божией. Притча о мытаре и фарисее прекрасно иллюстрирует известную духовную истину: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак 4:6).
Средства художественной выразительности
Стихотворение написано ямбом, напористость которого несколько смягчают женские рифмы, чередующиеся с мужскими.
Отрицательный синтаксический параллелизм («не потому … а потому») связывает воедино две строфы стихотворения.
Поэт вводит в произведение высокую книжную лексику (светил, мерцание, томлюсь), чтобы подчеркнуть значимость переживаний лирического героя.
В стихотворении просматривается развернутая метафора: храм — это Вселенная («среди миров»), лампады — «мерцание светил», молитва — обращение к Звезде («одно Звезды я повторяю имя»). Сама Звезда при этом наделяется признаками божества.
Среди миров, в мерцании светил одной звезды я повторяю имя…
Как же велика и бесконечна наша огромная Вселенная! Как много в ней планет и звёзд. Может быть, на одной из самых дальних сияющих звёздочек есть жизнь. Когда-нибудь мы встретим похожую на нашу цивилизацию и будем «дружить домами».
Сколько писателей описывали полёт на другие планеты, к другим звёздам и Галактикам. Мужчины дарят любимым звёздочки и называют их дорогими именами. Их изучают астрономы, поэты о них сочиняют стихи. Сегодня в нашем журнале звучат стихи и песни о звёздах, луне, мечтах и, конечно же, о любви…
О чем я думаю? О падающих звездах… Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух, Алмазною стезей прорезывает воздух, И вот уж путь ее — потух…
Не спрашивай меня, куда звезда скатилась. О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши! Я чувствую — она лучисто раздробилась На глубине моей души.
Алексей Рыбников — “Свет Звёзд”
Если б я сквозь ночей тишину Мог войти в царство дремлющих звёзд, Я бы взял осторожно луну И её на руках к нам на землю принёс.
Пусть она светит всем, Как волшебная лампа в ночи, Пусть её яркий свет Освещает влюблённым пути.
Муслим Магомаев – “Лунная серенада”, песня из к/ф «Белый рояль,» Автор текста Онегин Гаджикасимов, композитор Александр Зацепин
Любовь — над бурей поднятый маяк, Не меркнущий во мраке и тумане, Любовь — звезда, которою моряк Определяет место в океане.
Муслим Магомаев – “Загадай желание”, композитор Арно Бабаджанян, поэт Роберт Рождественский
Звездная ночь легла на море темное, Звезд огоньки волна качает сонная И от винта уносит прочь В звездную ночь, в звездную ночь.
Сейнер уснул и море чуть колышется В шорохе волн мне вновь твой голос слышится, Что-то шепнет и вновь молчит В звездной ночи, в звездной ночи.
Жан Татлян – “Звёздная ночь”, музыка Жана Татляна, слова Анатолия Горохова
Мы про любовь говорить не умели, Будто она далеко, далеко… Каждую ночь мы на небо смотрели, Звезды на нём зажигая легко.
Помню ты мне сказала, в сердце печаль затая: Если звезда упала — значит она твоя. Ты же тогда не знала, синяя птица моя, Если звезда упала, значит она твоя…
* * * Эрик Яралов – “Если звезда упала”, песня из к/ф «Честь имею», композитор Игорь Корнелюк
Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной ищу ответа, Не потому, что от Нее светло, А потому, что с Ней не надо света.
Валерий Ободзинский – “Моя звезда”, музыка А.Вертинского, стихи И.Анненского
Эта же песня в исполнении Александра Суханова. Лично мне этот вариант нравится больше.
И, главное, не верьте никогда, Что будто всё проходит и уходит. Да, звёзды меркнут, но одна звезда По имени Любовь всегда-всегда Обязана гореть на небосводе!
Исторический контекст
Рубеж XIX–XX вв. был переломным периодом не только в социально-политической, но и духовной жизни России. Это было время революций, войн и интенсивных религиозных исканий.
К началу революции 1905 года все общество было подвержено религиозным сомнениям и колебаниям. Революционные потрясения повлекли за собой одновременно и оппозиционное отношение к Церкви (особенно в кругах интеллигенции), и обращение к христианской религии, и трансформацию христианства в новые религиозные учения (самым влиятельным из которых была софиология Владимира Соловьева).
Поэтесса и литературный критик Зинаида Гиппиус — один из ведущих организаторов религиозно-философских собраний
Писатели, философы и художники объединялись во множество религиозных направлений и группировок. В Петербурге и Москве возникали религиозно-философские собрания, самым известным из которых был кружок Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского. Они проводили особые встречи, на которых был провозглашен новый образ Церкви, их молитвы были больше похожи на таинственные заклинания — художественного содержания в них было гораздо больше, чем духовного.
Иннокентий Анненский знал о деятельности этих группировок, сект и религиозных кружков, но относился к ней скептически. По поводу показной театральности одного из таких собраний он пишет: «Искать Бога — Фонтанка, 83. Срывать аплодисменты на Боге… на совести. Искать Бога по пятницам… Какой цинизм!»
Но и его захватило всеобщее увлечение духовными вопросами, на которые он попытался ответить в самом конце своего жизненного и творческого пути.
Александр Жолковский
ЗАГАДКИ «ЗНАКОВ ЗОДИАКА»
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа.
Ведьма, сев на треугольник,
Превращается в дымок.
С лешачихами покойник
Стройно пляшет кекуок.
Вслед за ними бледным хором
Ловят Муху колдуны,
И стоит над косогором
Неподвижный лик луны.
Меркнут знаки Зодиака
Над постройками села,
Спит животное Собака,
Дремлет рыба Камбала,
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.
Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз.
Все смешалось в общем танце,
И летят во все концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!
1. Начну с первой, поистине колдовской строки. Что такое знаки Зодиака, понятно: это созвездия, которым в астрологической традиции приписывается влияние на судьбы людей, откуда их релевантность для лирического сюжета. Но почему и в каком смысле они меркнут, то есть перестают сверкать и вообще быть видны на небе? Ведь тому бесовскому шабашу, который следует далее, естественно разворачиваться в самое темное, символически знаменательное полночное время, когда звезды не меркнут, а напротив, светят максимально ярко, если, разумеется, не закрываются тучами.
Итак, перед нами несомненное противоречие, вполне, впрочем, уместное в мифопоэтических текстах: звезды меркнут в полночь. Нагнетается как бы двойной мрак: темно и оттого, что ночь, и оттого что не светят, а становятся темными, излучающими «мрак», звезды! Заболоцкий то ли сознательно задумал такой эффект, то ли произвел его в неком «затмении разума», что в любом случае соответствует центральной теме МЗЗ и всей «меркнущей/мерцающей» подсветке ночного бдения/предсонья.
Еще одна возможная подспудная мотивировка индуцируется известным с древности мотивом затмевания звезд луной. Ср.
Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертным ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма!
К соотношению МЗЗ с подобной топикой мы еще вернемся. В любом случае, существенно, что затмеваются/меркнут не просто звезды – источники света, а знаки Зодиака, то есть как бы страницы Книги Судеб, поддающиеся истолкованию. То, что в первой же строке МЗЗ они меркнут, сразу задает тему «поражения разума», пусть представленного астрологией. Парадоксальный зачин – предвестие того разнообразного абсурда, которым пронизан последующий текст.
«В древнерусских текстах глагол меркнути употребляется обычно в значении “темнеть”, “угасать” “слъньце мьръкнет” но нельзя ли предположить, что он мог значить также “блекнуть”, “терять свой цвет”? Ведь под утро бледнеет чернота ночи, гаснут звезды Тогда перед нами картина наступающего утра: “долгая ночь светлеет заря свет зажгла” Большинство исследователей, однако, видит здесь описание вечера : “продолжительное время ночь делается темной” Спорным остается и значение слов “Заря свътъ запала”…» и т. д. (Слово 1967: 483-484).
В МЗЗ Заболоцкий воспроизводит – не исключено, что под непосредственным влиянием авторитетного памятника и наличного корпуса его переводов, – ту же мерцающую амбивалентность.
1. Так, версификационное эхо 1-й строки «Прозерпины» подкреплено фундаментальным тематическим сходством: пассаж
Там бессмертье, там забвенье, Там утехам нет конца. Прозерпина в упоенье, Без порфиры и венца, Повинуется желаньям, Предает его лобзаньям Сокровенные красы.
Но отсылка не ограничивается одним адресом, вовлекая целую сеть поэтических ассоциаций и создавая для себя широкий парадигматический фон. Так, за этим местом МЗЗ стоят и пушкинские строки: Парки бабье лепетанье, Спящей ночи трепетанье, Жизни мышья беготня из «Стихов, сочиненных во время бессонницы» (Шубинский 2004).
2. Продолжая обзор интертекстуальных координат МЗЗ, остановимся на группе «ночных, зловещих, бесовских и иных экзотических» стихов Пушкина, написанных тем же 4-стопным хореем. Ср.:
Буря мглою небо кроет То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна? Или дремлешь под жужжаньем Своего веретена? Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей (отметим обращение с вопросами на ты, ср. Разум, бедный мой воитель, Ты заснул бы до утра. Что сомненья? Что тревоги?); Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны (ср. Над просторами полей) Льет печально свет она Дремля смолкнул мой ямщик; Мчатся, сшиблись в общем крике. Посмотрите! каковы. Делибаш уже на пике А казак без головы ср. Все смешалось в общем танце и Людоед у джентльмена Неприличное отгрыз);«В поле бес нас водит, видно. » Бесконечны, безобразны, В мутной месяца игре Закружились бесы разны Домового ли хоронят, Ведьму ль замуж выдают? Мчатся бесы рой за роем Надрывая сердце мне («Бесы»).
«спасибо, думает, во дворе прилег, а ну-те на улице: мотор может меня раздавить, или собака может чего-нибудь такое отгрызть».
Деромантизированные толстозадые русалки приводят на память «Русалку» А. Аверченко (1911), правда, вполне стройную, но отталкивающе пропахшую рыбой. А в общем танце средней части МЗЗ слышны интонации украинской народной песенки «Баба сеяла горох. » (в том же Х4, но с иной системой окончаний):
На «инфантильность» – одновременно фантастичность, глуповатость и нестрашность – ночных видений работают также уменьшительные формы слов (дымок, колотушка, плошка, бревешко, ножка, уродцы), мелкость некоторых персонажей (Муха, блохи), несуразность сочетаний (лешачих с кекуоком, гамадрилов с британцами, людоеда с джентльменом, стройно с пляшет и т. п.), клоунские репризы (про отгрыз), и ощущающаяся за всем этим атмосфера поэзии для детей, в частности знаменитых к концу 20-х годов стихов Чуковского. Ср. в особенности фрагменты, написанные (целиком или частично) 4-стопными хореями:
а также фольклорные:
Подключению «детской» поэтики к серьезным поэтическим задачам Заболоцкий и другие обэриуты учились у Хлебникова, чья пьеса «Боги» построена как «исполински разросшаяся считалка, большая форма считалочного жанра» (Гаспаров 1997: 208). В МЗЗ считалка играет не столь центральную роль, но образует отчетливый ритмический и образный фон, на который игриво проецируется серьезная проблематика стихотворения.
Не стоит забывать, что «низкий» дискурсивный слой, включая скабрезности, характерен и для гётевского «Фауста», в частности для вальпургиевых сцен; ср.
Голос: Старуха Баубо в стороне Летит на матушке-свинье! Красавица: Всегда вам яблочки нужны: В раю вы ими прельщены. Я рада, что в моем саду Я тоже яблочки найду! Мефистофель (танцуя со старухою): Встревожен был я диким сном: Я видел дерево с дуплом, В дупле и сыро и темно, Но мне понравилось оно. Старуха: Копыта рыцарь, я для вас Готова всем служить сейчас: Дупло охотно я отдам, Когда оно не страшно вам и т. д. (пер. Н.А. Холодковского, 1878).
В целом, разброс интертекстуальных адресов МЗЗ способствует эффекту не только иронического снижения, но и беглого, зато как бы всестороннего, охвата действительности.
Еще один интермедиальный мотив – упоминание о кекуоке.
Обратимся к еще одной достопримечательности МЗЗ – оборотам животное Собака, птица Воробей, рыба Камбала, животное Паук. Они стали настолько классическими, что охотно тиражируются поэтами более поздних поколений, в частности, Д.А. Приговым в его стихотворении «И даже эта птица козодой. » (1978).
1. В чем особенность аппозитивных конструкций «Существительное + Приложение» типа «страна Германия», «город Москва», «птица воробей»? Ответ напрашивается: в их тавтологичности (всем ясно, что «собака» – «животное», так что это категориальное слово можно без потерь опустить), а тем самым и некоторой глуповатости, которая была излюбленной мишенью и одновременно орудием обэриутского юмора. Однако тональность МЗЗ – не пародия, стихотворение вроде бы серьезно. Что же в нем делают эти тавтологии?
Что такое яблоко? Яблоко – это фрукт, который..; Назовите фрукт, цветок и животное; Фрукт – яблоко, цветок – роза, животное – собака; Арбуз – это не фрукт, а ягода; По вертикали: домашнее животное, 6 букв. и т. п.
Влиятельный литературный прецедент совмещения мотивов «бедности, беспомощности» и «помрачения рассудка» являют «Записки сумасшедшего» Гоголя, особенно их финал:
«Чего хотят они от меня, бедного? олова горит моя, и все кружится предо мною Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем» и т. д.
Несколько иной поворот той же темы – в «Жил на свете рыцарь бедный. » Пушкина (опять-таки в Х4):
Жил на свете рыцарь бедный С виду сумрачный и бледный, Духом смелый и прямой. Он имел одно виденье, Непостижное уму Странный был он человек. Проводил он целы ночи Перед ликом Пресвятой Дух лукавый подоспел, Душу рыцаря сбирался Бес тащить уж в свой предел.
Что касается ночного разговора лирического «я» с собственным разумом (или душой), то этот мотив имеет почтенную родословную, в русской поэзии связанную, прежде всего, с именем Тютчева, поэта, особенно близкого Заболоцкому. Ср. находящие отзвук в МЗЗ характерные мотивы меркнущего света, ночи, дня, внутреннего разлада, верха/низа, страха, сна, тревожного вопрошания и т. п. в самых хрестоматийных стихах Тютчева:
Примечательна аналогичная МЗЗ амбивалентность Тютчева по поводу как ночи, так и дня: страшна, прежде всего, ночная бездна, а день сулит оживленье и исцеление души, но, с другой стороны, болезненным и страстным предстает и день, который хорош не сам по себе, а тем, что он может быть пережит, а его раны рекомендуется лечить сном!
Русская колыбельная существует в двух существенно различных, хотя и родственных, ипостасях – фольклорной и литературной, проанализированных в фундаментальной монографии Головин 2000.
Литературную колыбельную отличают: доминирующая в ней эстетическая функция и установки на письменную адресацию к читателю, на структурную самодостаточность и на особый авторский мир. Отличному набору функций соответствуют и различия в наборе мотивов: традиционные мотивы переосмысляются и появляются новые, заимствуемые из других фольклорных и литературных жанров. Так, в фольклорной колыбельной мотив «пугания» и соответствующий типовой персонаж-«вредитель» имеют ограниченное хождение; особого драматизма не допускается, круг вредителей невелик (это в основном Бука, волк, волчок, кот, собака и нек. др.). Для литературных же колыбельных характерно мощное развитие мотива пугания с опорой на другие жанры (волшебную сказку, литературную балладу), а также использование традиционных вредителей в качестве успокоителей. Головин подробно останавливается на ряде жанрообразующих текстов, начиная с «Колыбельной песенки которую поет Анюта, качая свою куклу» А. С. Шишкова (1773), и выявляет важнейшие инновации, внесенные последующими авторами (Лермонтовым, Майковым, Фетом, Сологубом, Брюсовым и др.). МЗЗ в книге не рассматривается, и я позволю себе высказать три группы соображений о его месте стихотворения в общей картине колыбельного жанра.
2. Что касается животных персонажей, то Заболоцкий проявляет большую свободу не только в их именовании, но и в их подборе.
3. В усилении мотива «пугания», как и во многом другом, Заболоцкий следует традиции литературной колыбельной, в частности «Колыбельной песне» Брюсова (1902), где «мир ночи насыщается драматизмом» (Головин: 300).
Особой зловещести пугание достигает в «Жуткой колыбельной» Сологуба (1913), которая
«внешне использует композиционный прием традиционного жанра: после каждого очередного “пугания” обязательно возникает “успокоительный” маркер-рефрен, но семантика этого успокоения как раз и создает ощущение жути», а «последняя строфа окончательно проясняет непрерывно рождающиеся при чтении стихотворения догадки: а кто же убаюкивает младенца? Декларируемая победа лжи над правдой не оставляет сомнений: “поет” колыбельную кто-то из царства тьмы и лжи» (Головин: 315-316).
Кощунственная травестия коммуникативного формата колыбельной, как бы передающая самый жанр во власть не успокоителя, а вредителя, была впервые опробована К. Случевским во втором стихотворении цикла «Мефистофель» (написанном 4-стопным хореем):
Мефистофель шел, гуляя, По кладбищу, вдоль могил Видит: брошенный ребенок В свертке грязного тряпья. Жив! он взял ребенка в руки И, подделавшись под звуки Детской песенки, запел: «Нынче время наступило, Новой мудрости пора» Покончив с пеньем, Он ребенка положил И своим благословеньем В свертке тряпок осенил! («На прогулке”, 1881).
Это стихотворение, очевидным образом развивающее мотивы гетевского «Фауста», опирается и на русскую колыбельную традицию –
Собственно, установка на нагнетание негативной образности была уже в самой «Казачьей колыбельной песне» Лермонтова (1838/1840), с ее образами смертельной угрозы, защиты от нее и вырастания в воина. Источник этой мотивики, отсутствующей в фольклорной колыбельной, обнаруживается в балладной традиции, в частности в балладе-колыбельной В. Скотта «Lullaby of an Infant Chief» (1815; Головин: 398 сл.). Некрасовская же пародия ознаменовала переход к открыто иронической травестии жанра.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+