зачем кутузов спалил москву
Московский пожар 1812 года. Историческая справка
Московский пожар 1812 года произошел 14-18 сентября (2-6 сентября по ст. ст.) во время оккупации войсками Наполеона I Москвы.
13 сентября (1 сентября по ст. ст.) 1812 года на военном совете в Филях Михаил Кутузов приказал оставить Москву без боя. Вместе с войсками из города ушла большая часть населения. В первый же день вступления французских войск в Москву начались пожары, продолжавшиеся несколько дней и опустошившие город.
Первыми загорелись москательные и скобяные ряды, здания за Яузским мостом и на Солянке, вокруг Воспитательного дома, магазины, лавки, винный двор, барки с имуществом артиллерийского и комиссариатского департаментов.
Постепенно огонь распространился на все Замоскворечье, Пятницкую, Серпуховскую и Якиманскую части, перекинулся через Москву реку в Яузскую и Таганскую части, охватил несколько улиц Пречистенской части, вторгся в Немецкую слободу. В ночь с 18 на 19 (с 6 на 7 по ст. ст.) сентября пожар достиг наибольшей силы. В дальнейшем пожар стих, однако в отдельных местах возникали его новые очаги, горевшие вплоть до выхода французской армии из Москвы.
Из 9158 жилых домов пожар уничтожил 6532, из 8521 лавки — 7153, из 329 церквей — 122. Более других пострадали Китай-город и Земляной город.
Сгорел университет с его архивами, коллекциями, библиотекой, а также многие усадьбы с бесценными собраниями произведений искусства, в том числе сгорел единственный экземпляр «Слова о Полку Игореве» из собрания Мусина-Пушкина.
В результате пожара погибли более 2000 тяжелораненых российских солдат, оставленных (как тогда было принято) на попечение противника из-за невозможности эвакуации.
Вопрос о причинах пожара Москвы 1812 года вот уже более 190 лет волнует умы ученых историков. Версии, высказываемые различными авторами, называют его виновниками или московского генерал-губернатора Ростопчина, или неприятельскую армию, или патриотический подвиг неизвестных русских героев. Существовали в разный период и версии о причастности к пожару Александра I и Кутузова.
Версия о гибели Москвы от рук французских солдат активно использовалась русским правительством в пропагандистских целях. Уже в правительственном сообщении от 29 (17 по ст. ст.) октября 1812 года вся ответственность за пожар возлагалась на наполеоновскую армию, а поджог был назван делом «поврежденного умом». В одном из императорских рескриптов от 1812 года на имя Ростопчина указывалось, что гибель Москвы являлась спасительным для России и Европы подвигом, который должен был прославить русский народ в истории, результатом Божьего промысла, а в другом назывался виновник пожара — французы.
Среди тех, кто не сомневался в ведущей роли генерал-губернатора Москвы Ростопчина в организации пожара — русский историк Дмитрий Бутурлин, который писал, что «не могши сделать ничего для спасения города ему вверенного, он вознамерился разорить его до основания, и чрез то саму потерю Москвы учинить полезной для России». По Бутурлину Ростопчин заранее приготовил зажигательные вещества. По городу были рассеяны наемные зажигатели, руководимые переодетыми офицерами полиции.
Историк Александр Михайловский-Данилевский также не сомневался в приказе Ростопчина, считая это личной инициативой графа, но добавлял, что ряд зданий загорелся из за патриотического порыва москвичей, а позже — грабежа французов и русских бродяг.
Существовали и другие точки зрения. Так в 1836 году историк Сергей Глинка выдвинул версию, что Москва сгорела в силу ряда обстоятельств, по Божьему Провидению, как он полагал, что Москву сожгла «война; война безусловная, война какой не было на лице земли с того времени, когда гибель человечества стала ходить в громах и молниях».
Сторонником версии, что Москва загорелась в силу случайных обстоятельств, был и Лев Толстой. В романе «Война и мир» он писал: «Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей — не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотно и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое».
В советское время вопрос о причинах московского пожара принял политическую окраску. Если первые советские историки не сомневались в решающей роли Ростопчина, то в дальнейшем историография по данной проблеме носит на себе идеологический отпечаток.
В хронологическом порядке для работ разных десятилетий характерно зачастую противоположное отношение к проблеме. Так в 1920-х годах господствовало мнение, что пожар был организован русскими. В 1930-е годы Евгений Звягинцев предположил, что его причиной являлась «неряшливость в обращении с огнем французов». В 1940-е годы прозвучала позиция Милицы Нечкиной, что пожар — проявление патриотизма русского народа, но без указания конкретных лиц. В 1950 году появилось первое в советские годы серьезное исследование Ивана Полосина, утверждавшего, что пожар это выражение патриотического подъема москвичей, но его главной причиной был приказ Кутузова. Наконец, в 1951-1956 годы оформилась версия Любомира Бескровного и Николая Гарнича о том, что французы сознательно жгли Москву. К ним в 1953 году присоединились Нечкина и Жилин. Указанная концепция господствовала в 1960-1970-х годах.
В настоящее время, по мнению ряда экспертов, при рассмотрении причин московского пожара 1812 годы необходимо применять комплексный подход. Очагов у пожара было несколько, поэтому возможно, что в той или иной мере верны все версии.
В 2010 году мэр Москвы Юрий Лужков предложил провести специальное исследование, в результате которого можно было бы выяснить причину возникновения пожара 1812 года, так как в разных исторических книгах, даже написанных сразу после войны 1812 года, дано разное толкование этого события.
Москва, спаленная пожаром. Кто зажигал?
14 сентября 1812 года французские войска вошли в Москву. Это был единственный случай за последние 400 лет, когда войска неприятеля овладели Москвой. В тот же день в городе начались пожары. Поначалу незначительные, с течением времени они всё более разрастались и за несколько дней превратили большую часть города в пепелище. Вопрос, кто является виновником великого московского пожара, не менее загадочен, чем личность реального убийцы Кеннеди. С самого начала обе стороны в пропагандистских целях принялись обвинять друг друга в злодействе, учинённом над Москвой. Но, даже когда страсти улеглись и прошли десятилетия, вопрос яснее не стал, и вдобавок к прежним версиям стали появляться новые. Даже спустя 200 лет в этом запутанном деле так и не появилось ясности и трудно назвать истинного виновника пожара. Лайф рассмотрел все версии великого московского пожара 1812 года, уничтожившего город.
13 сентября 1812 года Кутузов на военном совете в Филях решает сдать Москву без боя, чтобы сохранить армию и не ввязываться в битву на неудобных позициях. Кутузов сумел преодолеть сопротивление большинства генералов, и армия отступила. Большая часть жителей Москвы, а также раненых солдат была заблаговременно эвакуирована вместе с особо ценным имуществом. Часть нетранспортабельных раненых пришлось оставить в городе. Их цифры разнятся от 2 до 20 тысяч, в зависимости от исследователя. Организацией эвакуации занимался московский градоначальник граф Ростопчин.
Фото: © wikimedia.org
14 сентября французы подошли к Москве. Остановившись на Поклонной горе (которая тогда не находилась в черте города), Наполеон стал ждать прибытия делегации из Москвы. Тем временем французский авангард под звуки Марсельезы вступил в Москву, но не обнаружил никого. В городе находилось лишь несколько тысяч дворников, дворовых людей и сторожей, оставшихся приглядывать за домами, всего около 2% от населения города.
Пожары начались уже в первый день пребывания Наполеона в пустом городе. Поначалу на них не обращали внимания, но через сутки поднялся сильный ветер и быстро разнёс пламя по деревянным постройкам. Когда французы начали тушить пожар, выяснилось, что русские забрали в том числе и весь пожарный инвентарь. Именно это натолкнуло Наполеона на мысль, что пожар был устроен умышленно. Разгневанный тем, что момент величайшего триумфа на деле обернулся неудачей, Наполеон распорядился бросить все силы на поиски «поджигателей». За несколько дней было поймано несколько десятков человек, которых сочли поджигателями. В большинстве это были каторжники, однако французы были уверены, что русские при отступлении специально выпустили их из тюрем с приказом поджигать город. Была образована комиссия по расследованию поджогов, во многом чисто символическая, поскольку за несколько часов «расследования» пришли к выводу, что ответственность за пожар в Москве несёт граф Ростопчин. Несколько человек были расстреляны как поджигатели. Пожар бушевал несколько дней и уничтожил почти все деревянные строения в городе.
Обе стороны начали активно пользоваться пожаром в своих целях. Наполеон поспешил организовать в Европе пропагандистскую кампанию, чтобы отвести от себя подозрения и продемонстрировать европейцам русское варварство, дескать, сами себя сожгли. Император Александр I, наоборот, винил в пожаре Наполеона, якобы повредившегося рассудком. Обе стороны валили вину друг на друга, но даже многие десятилетия спустя вопрос продолжал оставаться политическим и преобладающая гипотеза менялась при каждой смене эпох. Например, в 1920-е годы в СССР доминировала точка зрения, что пожар устроили отступавшие русские войска. В сталинские времена вина стала возлагаться на французов. Позднее, однако, пожар в Москве стал позиционироваться как важный тактический ход, призванный ослабить армию неприятеля. Вероятно, это было связано с тем, что частично совпадало со взглядами Сталина, который во время войны с немцами в 1941 году издал указ о применении тактики выжженной земли. Позднее пожар стали связывать с патриотическими порывами самих жителей, которые уничтожали имущество, чтобы оно не досталось врагу.
Так кто же всё-таки прав, а кто виноват? В настоящее время можно говорить о трёх версиях пожара.
Этой версии придерживался лично Наполеон, который посчитал ответственным за пожар московского градоначальника. Он даже велел экстренно издать в Европе брошюру, в которой возлагал всю ответственность за пожар на Ростопчина. По мнению французов, главным аргументом в пользу того, что пожар был умышленным, стал вывоз пожарного инвентаря из Москвы, а также тот факт, что Ростопчин лично сжёг свою великолепную усадьбу, над входом в которую оставил надпись на французском: «Восемь лет украшал я это имение и жил здесь счастливо среди моего семейства. Крестьяне, в числе тысячи семисот двадцати, удаляются при вашем приближении, а я сам зажигаю свой дом, чтобы он не был осквернён вашим присутствием. Французы, в Москве я оставил вам два дома, с имуществом на полмиллиона рублей; здесь вы найдёте лишь пепел».
Ростопчин, руководивший эвакуацией города, действительно оставил своё имущество в Москве по принципиальным соображениям, чтобы не позволить злым языкам утверждать, что он пользовался своим служебным положением для его эвакуации.
Могли ли русские сжечь город? Рассмотрим все аргументы в пользу этой версии и против неё.
Аргументы за
1. Пережившие войну французские очевидцы пожара утверждали в своих мемуарах, что несколько раз задерживали людей с факелами и некими зажигательными фитилями. По их словам, среди них попадались в основном каторжники, иногда это были местные жители. Также они сообщали, что в нескольких домах находили «горючие материалы».
2. Ростопчин сжёг свою собственную усадьбу и мог поступить так с целым городом, чтобы он не достался французам.
3. Ростопчин велел эвакуировать пожарные команды и вывезти из города пожарный инвентарь.
4. Сохранились два отчёта об уничтожении барок (вид речных судов) с имуществом, которые сели на мель при эвакуации из города. Если Ростопчин велел уничтожить барки с имуществом, чтобы они не достались неприятелю, то что мешало ему сделать то же самое с городом?
5. Сохранился отчёт полицейского Вороненко, который выполнял задание по уничтожению не успевших отплыть барок у Симонова монастыря и который имел указание поджигать строения на пути французских солдат в случае их вступления в город.
Аргументы против
1. Сам Ростопчин всегда отрицал свою причастность к пожару и воспринимал заявления о его причастности к нему как клевету. Через несколько лет после войны он даже издал в Париже книгу «Правда о московском пожаре», чтобы очистить своё имя. Правда, сторонники версии о поджоге отступавшей русской армией всегда могут сказать, что Ростопчин просто опасался претензий со стороны московских погорельцев, лишившихся имущества. С другой стороны, компенсации погорельцам в любом случае выплачивались из государственного бюджета, а не из кармана Ростопчина, который и сам лишился значительной части имущества.
2. Сохранилось письмо Ростопчина, в котором он сожалеет о том, что узнал о сдаче города в последний момент и не успел уничтожить самые значимые объекты. Градоначальник писал: «Князь Кутузов писал мне, что он будет сражаться. 1 сентября (по старому стилю. — Прим. ред.), когда я с ним виделся, он то же самое мне говорил, повторяя: «И в улицах я буду драться». Я оставил его в час пополудни. В 8 часов он прислал мне известное письмо, требуя полицейских офицеров для препровождения армии из города, оставляемого им, как он говорил, с крайним прискорбием. Если бы он мне сказал это два дня прежде, то я зажёг бы город, отправивши из него жителей».
Это письмо, написанное уже после начала пожаров, можно трактовать как тот факт, что желание уничтожить город у Ростопчина, может, и было, только такой возможности не было из-за спешного отступления.
3. Вряд ли Ростопчин мог бы решиться уничтожить второй по значению российский город, не согласовав вопрос с императором. Однако договариваться с ним было некогда, поскольку отступление проводилось в спешке.
4. Кутузов аргументировал отступление из города без боя ещё и тем, что не желал уничтожения города. В рапорте Кутузова императору Александру о причинах оставления Москвы генерал пишет: «Не мог я никак отважиться на баталию, которой невыгоды имели бы последствием не только разрушение остатков армии, но и кровопролитнейшее разрушение и превращение в пепел самой Москвы».
Было бы безумием покинуть Москву под предлогом её возможного разрушения и тут же уничтожить её собственными руками. Кутузов никогда не говорил, что надо сжечь Москву, чтобы спасти Россию, это популярная легенда, не имеющая отношения к реальности. Как видно из донесений, Кутузов, наоборот, пытался избежать разрушений города, к тому же войскам было просто некогда заниматься поджогами из-за экстренного отступления.
5. В поджоге Москвы было мало смысла, поскольку пожар принёс французам лишь некоторые неудобства, но не был для них фатален. Почти всё ценное имущество было заблаговременно вывезено из города, французам практически нечем было поживиться, а ущерб от пожара для русских был огромен. Треть московских зданий были каменными и в любом случае не пострадали бы при пожаре, а значит, французам, несмотря на бедствие, было где обустроить казармы. Французы могли остаться на зимовку в Москве, уцелевших зданий им хватало, тогда как у русской армии, наоборот, были большие проблемы с размещением. Кутузов жил в обычной крестьянской избе «без излишеств» в Тарутине, а генерал Коновницын (дежурный генерал при штабе и первый докладчик у главнокомандующего) жил в сарае для овец по соседству. Французы в итоге покинули Москву не потому, что им было негде жить, а из-за того что партизанские вылазки усложняли подвоз припасов, а бездельничавшая более месяца армия начала разлагаться.
6. Не существует плана поджога города и каких-либо письменных приказов или инструкций на этот счёт.
7. Задержанные французами «поджигатели» могли быть простыми мародёрами и каторжниками, которые воспользовались моментом и грабили дома, оставленные хозяевами. Естественно, они при этом были с факелами, поскольку действовали чаще ночью, а электричества тогда ещё не было.
Российская сторона во время войны перекладывала вину за разрушенный город на французов. Разумеется, делалось это в пропагандистских целях, поскольку оснований для разрушения города у французов не было. Тогда мотивы Наполеона объяснялись в основном безумием и варварской яростью французов. В действительности вариант сожжения Москвы французами представляется наиболее сомнительным.
Аргументы за
1. Французы не планировали оставаться в Москве, собираясь атаковать столицу Петербург, поэтому солдаты дали волю своей ярости.
Аргументы против
1. Французам не было никакого смысла уничтожать город, если они не планировали осложнить себе жизнь, что вряд ли. Сомнительно, что они могли по злому умыслу сжечь город, в котором расквартировались.
2. Наполеон захватил почти всю Европу, но не уничтожил ни одного европейского города. Уничтожение Москвы сильно навредило бы его имиджу, именно поэтому первым делом после пожара он начал в Европе целую пропагандистскую кампанию, чтобы переложить вину на Ростопчина.
3. Сожжение Москвы поставило бы крест на дипломатическом завершении войны, от которого Наполеон уже не стал бы отказываться в конце 1812 года, несмотря на то что основных задач в ходе кампании он не решил.
Третья версия, которая по количеству аргументов в её пользу вполне может рассматриваться как основная. Ни одна из сторон не планировала сжигать город, а пожар начался не из-за злого умысла, а из-за совокупности случайных факторов.
Аргументы за
1. Ни русские, ни французы не имели выгоды в уничтожении города. Для русских это был бы слишком большой ущерб при слишком незначительных негативных моментах для французов. Французы не имели оснований уничтожать город, в котором им при определённых обстоятельствах предстояло зимовать.
2. Пожары могли начаться из-за неаккуратного обращения с огнём. Французские солдаты и пришедшие в город мародёры, рыскавшие по оставленным деревянным домам с факелами в руках, вряд ли соблюдали пожарную безопасность. Возможно, последствия возгораний были бы не столь фатальны, однако в городе не осталось пожарного инвентаря, который вывезли во время эвакуации, и тушить пожары было просто нечем.
3. Дворовые люди, оставшиеся в качестве сторожей, могли сознательно поджигать дома хозяев, чтобы скрыть разграбление оставленного ими имущества.
4. Отдельные дома и лавки могли поджигать сами жители, чтобы имущество не досталось врагу, а также в надежде на получение в дальнейшем компенсации от государства или московских властей.
5. Французы утверждали, что ловили поджигателей-каторжников, но сомнительно, что подобные люди без серьёзного контроля над ними были способны выполнять хоть какие-то приказы. Скорее всего, они просто мародёрствовали в городе, но не исключено, что из-за их неосторожного обращения с огнём могло загореться несколько зданий.
6. Ростопчин упоминает, что среди арестованных французами поджигателей часть являлась французами. Скорее всего, они бесчинствовали, не имея на это санкции командования. Отдельные эксцессы и хулиганства в условиях отсутствия пожарного инвентаря вылились в общегородской пожар.
Аргументы против
1. Утверждения обеих воевавших сторон, сваливавших вину друг на друга. Впрочем, к этому надо относиться как к неизбежному проявлению пропагандистской войны.
2. Некоторые из приводившихся выше аргументов: вывоз пожарного инвентаря, сожжение Ростопчиным собственной усадьбы, утверждения французов о поджигателях и т.д.
Самая последняя версия выглядит наиболее взвешенной. Вряд ли у русских существовали планы сжечь город, сомнительно, что французы сошли с ума и начали уничтожать собственные зимние квартиры. Вероятнее всего, к пожару привело стечение обстоятельств: неаккуратность французских солдат и мародёров, отсутствие пожарных команд и инструментов, плотная деревянная застройка города, сильный ветер, способствовавший разрастанию пожара.
В октябре французы покинули город, и на пепелище вновь устремились мародёры. Вскоре в город вернулась русская армия. Началось восстановление Москвы.
Документальное расследование о сожжении Москвы в 1812 году
Историк Евгений Понасенков продолжает цикл научных статей о войне 1812 года.
Теперь мы переходим к описанию страшного преступления – сожжения Москвы. Погибли десятки тысяч человек (русских раненых солдат и горожан), дома и дворцы, культурные и материальные ценности. Сегодня мы должны ответить на вопрос: кто виноват в преступлении административном, военном, нравственном.
Тема пожара Москвы в 1812 году – редчайший случай в мировой истории и историографии, когда у ученых-историков не существует двух точек зрения (однако, это научное знание не доходит до широкой обывательской аудитории…). Мы имеем абсолютно полную доказательную базу одного вывода – а именно: Москву сожгли не французы, а сами русские (приказ был отдан лично генерал-губернатором, выполнен московскими чиновниками – и всему этому содействовал М.И. Кутузов). У нас есть свидетельства и показания того, кто отдавал приказ, кто выполнял, кто был свидетелем, а также тех, с кем затем это обсуждали. О сожжении Москвы собственным правительством свидетельствуют все москвичи, официальное расследование французских властей и все российские и европейские современники событий.
Об этом знало все русское общество 1812 года – и знание это передавалось детям и юношеству. Именно так полагали: А.С. Пушкин, Н.М. Карамзин, М.Ю. Лермонтов, А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский. О сожжение Москвы ее градоначальником Ростопчиным писали еще крупные историки войны 1812 года царской эпохи: М.И. Богданович и А.Н. Попов, а в советское время – М.Н. Покровский (великий русский историк, получил известность еще до революции), Е.В. Тарле, В.И. Пичета, М.Н. Тихомиров, Н.М. Дружинин, М.В. Нечкина. О том же безоговорочно свидетельствуют знаменитый генерал А.П. Ермолов, Д.В. Давыдов, И.Т. Радожицкий, генерал-лейтенант князь Д.М. Волконский, генерал граф П.Х. Граббе, Ф.Н. Глинка – и, наконец, сами Ф.В. Ростопчин и М.И. Кутузов (все их свидетельства по данному вопросу проанализировал доктор исторических наук, профессор Н.А. Троицкий: Троицкий Н.А. Фельдмаршал Кутузов: мифы и реальность. М., 2002, с. 218)!
В.М. Холодковский еще в 1966 году посвятил специальную статью, где доказывал невиновность французов, объяснял и без того очевидную истину: что им этот пожар был невыгоден (Холодковский В.М. Наполеон ли поджег Москву? // Вопросы истории, 1966, №4, с. 33 и др.).
Я бы сказал, не просто не выгоден, а категорически не нужен: солдаты Великой армии много недель ждали вожделенный отдых, дома для постоя и провизию.
Наиболее репрезентативно огромный массив документов, подробно раскрывающих преступление Ростопчина, опубликовал в 1992 году известнейший отечественный источниковед, доктор исторических наук А.Г. Тартаковский: Тартаковский А. Обманутый Герострат. Ростопчин и пожар Москвы. // Родина, 1992, № 6-7, с. 88 – 93.
Итак, обратимся к первоисточникам.
Еще почти за недели до Бородинского сражения Ростопчин в письме министру полиции А.Д. Балашову лукаво предупреждал: «И если Проведению угодно будет, к вечному посрамлению России, чтоб злодей ее вступил в Москву, то я почти уверен, что народ зажжет город…» (Русская старина, 1883, № 12, с. 650 – 651; Дубровин Н. Отечественная война в письмах современников (1812 – 1815). Спб., 1882, с. 94).
Примечательно: «мнение народа» (любимая ширма чиновников Российской империи, а затем СССР) сразу выдвигается в качестве «алиби».
На следующий день после Бородина (8 сентября) Ростопчин писал тому же Балашову уже более откровенно и угрожающе: «если по нещастию столицы спасти нельзя будет, то я оставшееся предам огню» (Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года. Спб., 1859, т. 2, с. 314).
В канун сдачи Москвы, градоначальник имел беседу с племянником матери Александра I Марии Федоровны (Софии Марии Доротеи Августы Луизы Вюртембергской…) генерал-майором принцем Евгением Вюртембергским, которого проинформировал: «Если бы меня спросили, то я бы ответил: разрушьте столицу, прежде чем уступить ее неприятелю» (следует заметить, что «столицей» в эпоху 1812 года принято было называть не только Петербург, но и «древнюю святыню» – Москву; цитирую по: Военный сборник. 1848, № 3, с. 42).
В этот же день Ростопчин лично пригрозил А.П. Ермолову: «Если без боя оставите вы Москву, то вслед за собою увидите ее пылающею». Далее уже сам Ермолов прокомментировал: «Исполнил обещание свое граф Ростопчин» (Тартаковский А. Указ. соч., с. 89).
Подобных документов (писем, записок, мемуаров) – множество. Теперь перейдем к фактам исполнения преступления.
В 8 часов вечера 13 сентября 1812 года, получив сообщение Кутузова об оставлении Москвы Наполеону, Ростопчин отдал приказ обер-полицмейстеру П.А. Ивашкину вывезти «все 64 пожарные трубы с их принадлежностями». Более того: «чтоб пожарные команды немедленно были приготовлены к выступлению…». Об этом через 6 дней Ивашкин уже дополнительно докладывал министру полиции Российской империи (Русская старина, 1889, № 12, с. 717 – 718).
В 1912 году в Петербурге были опубликованы воспоминания дочери Ростопчина Н.Ф. Нарышкиной (естественно, она писала по-французски: на том же языке они и вышли в свет). Она свидетельствует, как с наступлением ночи на 14-го сентября в особняк Ростопчина на Лубянке (метафорично…): «полицмейстер Брокер привел несколько человек, одним из которых были горожанами, другие – чиновниками полиции. В кабинете отца состоялась тайная беседа в присутствии Брокера и моего отца». Эти люди: «получили точные инструкции о том, какие здания и кварталы следовало обратить в пепел сразу же после прохождения наших войск через город». Нарышкина даже называет и «скромное имя того чиновника, который первым начал осуществлять начертанный план, – это был Вороненко (…), смело приступивший к делу в 10 часов вечера, когда часть неприятельской армии заняла несколько кварталов города; в одно мгновение склады с припасами, нагруженные хлебом барки на реке, лавки со всевозможными товарами (…) – вся эта масса богатств стала добычей пламени, ветер распространил пожар, а так как отсутствовали насосы и пожарники, чтобы остановить огонь, жертва, вдохновленная велением момента, совершилась, и желание отца исполнилось» (Тартаковский А. Указ. соч., с.91).
Как говорится, чьи-то «деды поджигали»… Моментальное возгорание упомянутых складов и барок полностью совпадает с описанием произошедшего в прочих документах. Архивные данные дают нам массу уточнений. Оказывается, А.Ф. Брокер был связан с семьей Ростопчина с 1790-х годов, а в 1812 г. он был назначен 3-м полицмейстером Москвы, чтобы, по словам самого Ростопчина, «иметь кого-либо надежного». П.И. Вороненко – оказался квартальным надзирателем. Имена этой ОПГ нам теперь известны (Там же).
В 1836 году бывший адъютант М.И. Кутузова, А.И. Михайловский-Данилевский собирал материалы для составления описания войны 1812 года. Именно ему упомянутый Вороненко прислал записку, где среди прочего значилось: «2 сентября (по старому стилю, прим. мое – Е.П.) в 5 часов полуночи он же (Ростопчин, прим. мое – Е.П.) поручил мне отправиться на Винный и Мытный дворы, в Комиссариат и на не успевшие к выходу казенные и партикулярные барки у Красного Холма и Симонова Монастыря, и в случае внезапного вступления неприятельских войск, стараться истреблять все огнем, что мною исполнено было в разных местах по мере возможности в виду неприятеля до 10 часов вечера (…)» (Там же; проверено мною по: РГВИА, ф. ВУА, д.3465, ч. 11, л. 203-207).
Прочие архивные документы открывают нам имена сообщников – среди них: следственный пристав, московский сыщик Г. Яковлев, частный пристав Арбатской части М.М. Щерба, частный пристав Городской части и другие чиновники (Современник. 1859, № 5, с. 79-80; Русский архив. 1864, 2-е изд. М., 1866, с. 702, 753; Тартаковский А. Указ. соч., с.91).
Утром при выезде из Москвы сам Ростопчин сказал сыну Сергею: «Посмотри хорошо на этот город, ты видишь его в последний раз, еще несколько часов, и Москвы больше не будет – только пепел и прах» (Тартаковский А. Указ. соч., с.91).
Еще один документ. В 8 часов утра 14 сентября Ростопчин написал письмо жене со словами: «Когда ты получишь это письмо, Москва будет превращена в пепел…» (Там же).
Да, не зря Екатерина II называла Ростопчина «сумасшедшим Федькой»: она его держала за придворного шута, но кто бы мог подумать, что в мае 1812 года другой не сильно психически адекватный человек (ее внук) назначит сумасшедшего генерал-губернатором Москвы!?
Но не один Ростопчин занялся истреблением города. Сам главнокомандующий русской армией (вернее, тем немногим, что от нее осталось после поражения при Бородине) М.И. Кутузов еще утром 14 сентября сам приказал сжечь склады и магазины с продовольствием и частью боеприпасов (Попов А.Н. Французы в Москве. М., 1876, с. 106; Троицкий Н.А. Указ. соч., с. 219).
Кроме того, независимо от Ростопчина Кутузов приказал вывести из города и противопожарные инструменты! А ведь он прекрасно понимал, что оставляет в городе многие тысячи беспомощных русских раненых (не говоря уже о московских жителях: детях, женщинах, стариках). Москва в ту пору была по большей части деревянной: поджечь в одном месте и увезти пожарные трубы – означало ее уничтожить! Градоначальник (а также прочие чиновники, дворяне, «общественность») даже не подумали о том, чтобы вывезти из подожженной Москвы детей из Воспитательного дома! По счастью, их, часто ценою собственной жизни, спасли солдаты Наполеона и некоторые оставшиеся воспитатели! Многим детям были даны имена французских маршалов и генералов (которые они носили всю жизнь).
Добавлю: Кутузов нашел местечко в карете для своей малолетней любовницы, а Ростопчин – для денежных сбережений, масштабных портретов жены и Павла I.
Во время бегства из города Кутузов приказал начальнику арьергарда М.А. Милорадовичу передать французам записку (подписана дежурным генералом П.С. Кайсаровым), адресованную начальнику Главного штаба Наполеона маршалу Л.А. Бертье. Этот документ доставил неприятельской стороне (передал И. Мюрату, который был в авангарде) ротмистр Ф.В. Акинфов (в будущем – генерал и декабрист). Ее текст: «Раненые, остающиеся в Москве, поручаются человеколюбию французских войск» (Троицкий Н.А. Указ соч., с. 221).
Это верх низости и подлости: поджечь город – и просить о сохранение жизней раненых! «По-моему, здесь налицо верх цинизма, не только воинское преступление, но и (по современной терминологии) преступление против человечности» – справедливо заключает доктор исторических наук Н.А. Троицкий (Там же).
Генерал А.П. Ермолов записал: «Душу мою раздирал стон раненых, оставляемых во власти неприятеля. С негодованием смотрели на это войска». Н.Н. Раевский свидетельствовал: «Раненых всех бросили» (Там же, с. 220-221).
Очевидец событий, знаменитый военный теоретик и историк (находившийся в 1812 г. при русском штабе) Карл Клаузевиц, который не просто наблюдал происходившее при бегстве русской армии и жителей из Москвы, но внимательно анализировал происходящее и общался со всеми высшими должностными лицами, свидетельствует (подчеркну – в личном письме с фронта): «Когда мы проходили, улицы были полны тяжело ранеными. Страшно подумать, что большая часть их – свыше 26 000 человек – сгорела» (Клаузевиц К. 1812 год. М., 1937, с. 214).