Высокая тактильность что такое
Не прикасаться: что такое тактильный голод и почему нам так нужны объятия
Фото: Eugenia Maximova / Unsplash
Как это работает?
Наша кожа представляет собой массивное рецептивное поле. Когда мы трогаем друг друга, в точке прикосновения под слоем кожи активируются особые рецепторы — они называются пластинчатые тельца. Клинический психиатр Тиффани Филд, основавшая научно-исследовательский институт прикосновений на медицинском факультете Университета Майами в США, объясняет: «Эти тельца принимают на себя давление и посылают сигнал в мозг. Происходит стимуляция блуждающего нерва (он отвечает за функционирование множества внутренних органов, включая сердце), и тем самым повышается уровень окситоцина. Благодаря этому понижается кровяное давление, нормализуется сердцебиение и уровень кортизола (гормона стресса), снижаются болевые ощущения. Прикосновения заставляют нас чувствовать себя спокойнее и счастливее».
Без прикосновений наше физическое и эмоциональное здоровье ухудшается. Альберто Галлас, нейробиолог из Миланского университета Биккока, объясняет это тем, что люди — социальные существа: «Природа спроектировала такую сенсорную модальность, чтобы усилить наши ощущения благополучия в социальной среде. Она встречается исключительно у социальных животных, которые сосуществуют вместе, чтобы оптимизировать свои шансы на выживание».
Впервые ученые начали исследовать кожный голод вскоре после Второй мировой войны. Во время знаменитого эксперимента под названием «Природа любви», проведенного американским психологом Гарри Харлоу в пятидесятых годах, маленьких детенышей макак-резусов разлучали с матерями и давали на выбор две неодушевленные замены. Одна была из проволоки и дерева, а вторая была покрыта мягкой тканью. В подавляющем большинстве обезьянки предпочитали объятия тряпичной замены, несмотря на то, что бутылочка с молоком была только у проволочной матери. Из этого Харлоу сделал вывод: чтобы выжить, маленьким макакам от матерей нужно больше, чем только питание. Он назвал это «комфортом от контакта».
Благодаря исследованиям Харлоу стало видно, что животным, как и людям, нужны прикосновения, особенно в детстве. Они нужны так же сильно, как предметы первой необходимости — еда и вода.
Когда мы чувствуем себя в опасности или беспокоимся, прикосновение — это первая и самая эффективная форма помощи. Это опять же идет из детства: когда ребенок падает, он первым делом бежит к своему родителю, чтобы тот его пожалел и обнял. Это дает чувство спокойствия, и боль от падения уходит быстрее.
Относительно недавно огромную популярность у покупателей получили сенсорные или утяжеленные одеяла, хотя это изобретение совсем не новое. Уже много лет такие одеяла используют в качестве эффективной терапии при лечении депрессии и бессонницы, посттравматических расстройств, а также для облегчения тревожных состояний у детей с аутизмом, ДЦП, синдромом Аспергера и синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Работает оно по тому же принципу — центральная нервная система положительно реагирует на давление, высвобождая серотонин и мелатонин и снижая уровень кортизола.
Бесплатные обнимашки
До начала пандемии коронавируса Институт Тиффани Филд работал над крупным исследованием, в котором ученые рассматривали поведение людей во время ожидания посадки на борт самолета — они хотели выяснить, как часто люди, путешествующие вместе, прикасаются друг к другу. В итоге они пришли к ужасающему выводу: практически все время люди были заняты смартфонами, и ни о каких прикосновениях не шло и речи.
Получается, соцсети, в которых каждый из нас проводит огромное количество времени, должны сближать, но по факту — все наоборот. Ни одно движение не демонстрирует это более мощно, чем инициатива «Бесплатные обнимашки», появившаяся в июне 2004 года. Наверняка вы видели онлайн или встречали (до пандемии, конечно) людей, которые стоят с табличкой «Обнимашки бесплатно» или «Free hugging». Мало кто знает, что за идеей этой акции стоял один человек — житель Сиднея под псевдонимом Хуан Манн. «Я начал раздавать обнимашки бесплатно, просто потому что в то время рядом со мной никого не было. Никто меня не обнимал и не общался со мной. Затем ко мне на одной из тусовок подошла какая-то молодая женщина и обняла меня, и я впервые за много месяцев почувствовал себя живым. Это заставило меня задуматься обо всех остальных одиноких людях на свете, которые могут нуждаться в объятиях или хотеть их».
Музыкант Шимон Мур заметил Манна, раздававшего обнимашки, в одном из торговых центров в Сиднее, снял его на видео и в итоге использовал эти кадры для клипа своей группы Sick Puppies. Клип Free Hugs получил вирусную популярность (в настоящее время у него почти 79 миллионов просмотров), а проект Манна стал известен по всему миру.
Прикосновения и самоизоляция
Сегодня все страны мира призывают соблюдать дистанцию и не подходить к другим людям ближе, чем на 1,5–2 метра. Конечно, это не касается близких и родственников, которые находятся вместе с вами на карантине. Тактильному голоду подвержены в первую очередь люди, которые живут одни. Парадокс заключается в том, что это состояние ослабляет нашу иммунную систему, тем самым делая нас более уязвимым к коронавирусу или любым другим вирусам. Филд объясняет: «Прикосновения играют важную роль в укреплении иммунитета, потому что, когда уровень кортизола высокий, иммунная система истощается: этот гормон убивает наши естественные защитные клетки (по-научному они называются „естественные киллеры“, „клетки-киллеры“ или „NK-клетки“ от английского — natural killer cells), которые как раз и борются с вирусами. Некоторые исследования показали, что прикосновения увеличивают количество клеток-киллеров у пациентов с ВИЧ и раком». С учетом того, что пандемия сама по себе является крайне стрессовой ситуацией, отсутствие человеческих прикосновений только усугубляет ее.
Около месяца назад Филд и ее команда провели опрос. Они спрашивали у людей, которые живут одни, как они себя чувствуют. В итоге 26% опрошенных сказали, что им катастрофически не хватает объятий и прикосновений, а 97% пожаловались на нарушение сна.
Как понять, хватает ли вам прикосновений
Тактильному голоду может быть подвержен каждый — даже тот, кто прекрасно себя чувствует в компании самого себя и любит одиночество. Можно испытывать тактильный голод и не знать об этом или вообще принимать свои симптомы за проблемы с психическим здоровьем. «Этому явлению свойственны симптомы, которые встречаются у классической депрессии: проблемы со сном, низкий уровень энергии, отсутствие аппетита или резкое изменение вкусовых пристрастий, чувство тревоги», — объясняет нейробиолог Тара Сварт.
Голод может проявляться не только эмоционально, но и физически — он часто приводит к обезвоживанию кожи (особенно на локтях и голенях), сухости во рту и высыпаниям на лице.
И что делать?
К сожалению (или к счастью), пока еще не придумали технологий, которые могли бы имитировать рукопожатие или объятие. Но в условиях самоизоляции тактильный голод все-таки можно попробовать уменьшить. Вот несколько способов, для которых вам не потребуется посторонняя помощь:
Чем больше наша кожа будет чувствовать движений и стимуляций, тем легче будет переноситься временное одиночество.
Что определяет нашу тягу к тактильному общению: генетика или воспитание?
Ученые из университета Аризоны протестировали 464 пар близнецов в возрасте от 19 до 84 лет на предмет их склонности к тактильному общению. При этом половину выборки составили идентичные близнецы, то есть с полным генетическим сходством, а вторую половину – разнояйцовые близнецы, сходные на 50%. Результаты тестирования показали, что ответы у первых совпадали в большей степени, чем у вторых. Это указывает на тот факт, что генетический фактор имеет большее значение, чем влияние окружающей среды. Вместе с тем авторы отметили, что наследственная предрасположенность человека к тактильным коммуникациям может со временем меняться в зависимости от различных обстоятельств и круга общения. С учетом эпидемии COVID-19 и вынужденной изоляции многие люди могут испытывать так называемый «голод кожи». Утолить жажду тактильного общения помогут домашние питомцы и практика самомассажа.
Комментарии
Также в новостях
В кишечнике человека обитают тысячи видов бактерий. Некоторые из них помогают в нам борьбе с.
Хотя рассеянный склероз (РС) обычно поражает взрослых от 20 до 50 лет, в 3-5% случаев первые.
Существует тесная связь между старением и развитием рака. Однако в последнее время все чаще.
Под импульсивностью обычно подразумевают такие черты характера, как спонтанность, недостаток.
Тошнота, рвота и запоры встречаются у более 70% будущих мам и могут существенно повлиять на.
Заикание может негативно повлиять на успеваемость в школе и производительность труда в зрелом.
Сон на ряду со сбалансированным питанием и физической активностью является фундаментальным.
Загрязнение микропластиком вызывает растущую глобальную озабоченность ученых. О новом опасном.
Известно, что кишечный микробиом может откладывать отпечаток на поведении животных. В новом.
Тактильность
Проблематика тактильности в отношении визуального образа возникает тогда, когда зритель сталкивается с невозможностью описать свой опыт в терминах языка или потребностью в альтернативных традиционным, сложившимся в 60-е годы XX века, способах работы с визуальным. Понятие «тактильный» традиционно появляется в качестве оппозиции «оптическому», но различие между этими двумя способами восприятия не основаны на органе чувств, участвующем процессе (глаз или кожа), а на том типе отношений, который складывается между видимым и видящим. Для описания первой из них — «оптической» —необходимо обратиться к понятию «взгляда» и тем традициям использования этого понятия, которые нашли наиболее широкое распространение в гуманитарном поле к 60-70-м годам.
Ключевыми теориями, работающими с понятиями «взгляда» и «глаза» в рамках оптической перспективы, можно считать философские теории Ж.-П. Сартра, М. Фуко, Ж. Лакана и теории Л. Малви, К. Метца и Ж.-Л. Бодри, возникших в рамках междисциплинарного проекта cinema studies. Именно в них формулируются основные положении «теории взгляда», основанной на ощущении ненадежности зрения как способа раскрытия или присвоения мира и тревоги по поводу места и статуса субъекта в системе структур видимости и взглядов, в качестве которых начинает пониматься окружающий мир. В своей работе «Бытие и ничто» 40-х годов Сартр выводит на сцену понятие взгляда как способа установления травмирующих и опасных взаимоотношений с Другим, где взгляд выступает чем-то противоположным глазу, тем, что «шествует перед ним». Направленный на меня, он не связан ни с какой определенной формой, хоть и ощущается чувственно — в «шорохе ветвей, в шуме шагов, следующем за тишиной, в приоткрывании ставни, в легком движении занавески», которые заставляют меня переживать свое бытие как бытие-под-взглядом, всякий раз застигающим словно на месте преступления. Взгляд делает меня уязвимым, а мое тело — потенциально раненным, он нарушает мои границы как субъекта, наделенного телом, тем самым превращая меня в рассматриваемый объект, который, по словам Сартра, «больше не является хозяином ситуации», поскольку в ней всегда присутствует Другой. Таким образом, любая ситуация представляет собой ситуацию взгляда, который представляет собой иное, «реальное» ее измерение, где я никогда не могу находиться в полном одиночестве и рассчитывать на полноту и цельность меня как воспринимающего субъекта — так как «появление другого обнаруживает аспект, которого я не хотел, хозяином которого я не являюсь и который ускользает от меня в принципе, поскольку он есть для другого» (Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. М: Издательство «Республика», 2000. Электронный ресурс). Иными словами, я всегда существую в двух режимах одновременно — «Я», отделяющее себя от Другого и ускользающее от него, и некое «отчужденное «Я»», которое Другой захватывает себе (Необходимо заметить, что, согласно Сартру, именно в момент ощущения взгляда я оказываюсь способным обнаружить мое собственное бытие. Расщепляясь, я «отдаю» свое «отчужденное «Я»» тому, кто рассматривает меня, делая его основанием для нашего различения и утверждая, тем самым, собственную самость. Однако, это не придает взгляду никаких позитивных коннотаций, поскольку взгляд Другого никогда не оставляет меня в одиночестве и безопасности). Позднее, в 60-е годы Жак Лакан, разрабатывая собственную структуралистскую версию психоанализа, скажет о том, что уверенность в неделимости, объективности и цельности ego в принципе иллюзорны.
Обобщая то, что было сказано выше, можно сделать наблюдение о том, что в упомянутых теориях визуальное тесно переплетено с отношениями контроля и власти, то есть, является основанием для интерсубъективных и субъективных идентификаций. В связи с этим понятие зрения заменяется понятием взгляда, «пристального взгляда», взгляда власти и желания, а тело становится местом эротизации, фетишизации, насилия и отчуждения. Такое отношение к взгляду отражается в практиках и теориях визуальных искусств, в первую очередь — на фотографии и кинематографе, которые оказываются наиболее чувствительны к осмыслению видения и смотрения. К таким теориям можно отнести, например, теории Ж.-Л. Бодри, Л. Малви и К. Метца, которые, при всех своих различиях, соглашаются в том, что кинематограф и кинообраз представляют собой некий аналог интерпелляции, всякий раз разыгрывая вместе со зрителем ситуацию становления субъектом или невозможности им стать. В рамках этого эссе неуместным кажется еще подробное освещение упомянутых концепций, во-первых, потому, что основным предметом нашего описания является понятие «тактильности», а во-вторых, потому что кино не исчерпывает собой объект интересов визуальных исследований. Поэтому ограничимся одной из них для демонстрации того, какое отражение находит выделяемая нами «оптическая перспектива» в более локальных исследовательских областях. В рамках феминистской теории Малви, нежелание мириться с насильственной пассивизацией зрителя, может быть преодолено за счет формального решения фильма, например, расшатывания причино-следственных связей между событиями и образами, разрушения и фрагментации киноизображения, умножения образов — другими словами, путем разрушения иллюзии и обнажения «швов» повествования. Такие манипуляции с образной и материальной структурой фильма, по мнению Малви, представляют собой попытку «вернуть себе взгляд» и протест против типа смотрения и удовольствия, основанного на дистанции и нехватке.
Как уже было сказано выше, в оппозицию оптической теоретической линии, связывающей процесс визуального восприятия со взглядом, языком, властью и расщеплением субъекта, в 80-е годы в рамках cinema studies оформляется другая, которую принято называть «хаптической» или «тактильной». Противопоставление тактильного и оптического появляется еще в трудах Аристотеля, но традиционно отсчет ведется от работ А. Ригля и А. Бергсона, предложивших разделение чувств на две категории, «высокую» и «низкую». Обобщая их предложения, можно сказать, что тактильность традиционно определяется как маргинализированное чувство, подавляемое в культуре за ее связь с низким, телесным началом, но с другой стороны, имеет отношение к целому комплексу чувств, таких как слух, обоняние, внутреннее чувство равновесия, и редко определяется само по себе. При этом и в случае Бергсона, и в случае Ригля, зрение и осязание неизменно находятся по разные стороны проводимого ими различия. Однако, в 80-е годы возникает мысль о том, что тактильное и оптическое не представляют собой дихотомию, а являются двумя разными режимами восприятия, каждый из которых невозможен без другого. В своей книге «Touch» одна из главных теоретиков «тактильного кино» Лора Маркс описывает необходимость постоянной смены одного режима на другой — «Сложно пристально смотреть на кожу любовника с помощью оптического видения, так же как сложно вести машину, используя видение тактильное» (Marks L. Touch: Sensuous Theory And Multisensory Media. USA, 2002).
Но прежде чем перейти к возможной теории «тактильной визуальности», необходимо разъяснить, какие теоретические подходы в рамках визуальных исследований испытывают интерес к тактильности, прикосновению и телесности, и каким образом понятие тактильности работает в современной теории.
Считается, что современные исследования «хаптического» развиваются в двух направлениях, которые, в каком-то смысле противоречат друг другу — это феноменологический и когнитивистский подходы. И тот и другой исследуют отношения, связывающие тела и поверхности фильма и зрителя, иными словами, динамику и эффекты, сопровождающие взаимодействие субъективного опыта восприятия аудиовизуального движущегося объекта (например, фильма или вида, открывающегося из окна) и объективных структур видимого (того, что называется «телом фильма»). При этом феноменологов интересуют не только моменты совпадения двух этих структур, но и моменты расхождения, асимметрии, обнажающие не-миметическую — в привычном понимании — природу хаптического восприятия. Когнитивистов, в свою очередь, больше интересует физиологическая или биологическая сторона этого процесса. Такой подход отчасти находит свою реализацию в исследованиях мультимодальности и мультисенсорности, где …
Где-то на пересечении двух этих областей находятся исследования Л. Маркс и В. Собчак, которые анализируют хаптическую визуальность на киноматериале и фокусируют свое внимание на формальных особенностях кинообраза, провоцирующих такой режим восприятия. Не отрицая визуальный компонент восприятия фильма, новая теория сосредотачивает внимание на способах его воплощения и пытается тематизировать телесность зрителя во время просмотра — артикулировать некий материальный след, остающийся после визуального образа, аффективный остаток, который не может быть описан в рамках оптической парадигмы. Вместо аналитики взгляда здесь предлагается аналитика прикосновения. Как пишет Собчак: «Большинство теоретиков смущены телами, которые… исподволь противостоят ясному разуму, тонким интеллектуальным построениям и языку критической рефлексии» (Sobchak V. Carnal thoughts: embodiment and moving image culture. Berkeley and Los Angeles, California, 2004). Из этой цитаты понятно, что различие между оптическим и хаптическим подходом к кино конструируется как в том числе и политический жест, что связано с всплеском постколониальных исследований 80-х годов и поиску альтернативных марксистской и неомарксистской модели описания взаимодействия субъекта с искусством. Нас, однако, больше интересует феноменологический аспект этих теорий, на котором мы в дальнейшем и сосредоточим наше внимание.
Как уже было сказано, хаптический режим восприятия визуальных образов выстраивается как альтернатива агрессивной и основанной на отношениях власти оптической модели. Тактильное отношение к визуальному образу не структурируется через нехватку, а основано скорее на непрерывной взаимосвязи — «контакте» как одновременно эмоциональная и перцептивная связь — между фильмом (то есть, телами, поверхностями, фактурами в фильме) и зрителем. Подобный опыт описывается по аналогии с любовным и эротическим переживанием, а не с насилием; как прикосновение, а не заставание; особое значение получают метафоры вроде «кожа фильма» (Marks L. The Skin of the Film: Intercultural Cinema, Embodiment, and the Senses. Duke University Press Books, 2000), в связи с чем активно разрабатывается проблематика поверхности, мембраны, границы. Прикосновение при этом понимается как нечто, глубоко интегрированное в ментальный опыт и обеспечивающее ситуацию интерсубъективного взаимодействия, что естественным образом возвращает нас к истокам такого подхода, а именно теории М. Мерло-Понти и введенного им понятию «обратимости».
Визуальный опыт в такой оптике становится эквивалентен любой другой форме опыта восприятия или взаимодействия с миром, так как возможен только благодаря расположению «субъекта» в неком живом мире. Здесь на первый план выходит понятие тактильности, которая понимается не как следствие возможности органов чувств распознавать внешние импульсы, а как некое внутреннее чувство телесной причастности визуальному образу. Более того, именно визуальное восприятие, как пишет Вивиан Собчак в эссе «Fleshing Out The Image: Phenomenology, Pedagogy, and Derek Jarman’s Blue», оказывается полем манифестации обратимости тогда, когда смысл конституируется не на уровне интерпретации, а на чувственном опыте, который связан с депривацией взгляда и утверждением иных — телесных — способов взаимодействия с образом. Основной метафорой описания тактильной визуальности становится эротическая метафора. Эротика как то, что находится между и улавливает колебания тела от бытия-в-мире до бытия-для-мира, которая, в отличие от сексуальных отношений, не связана с преодолением границ тела и связанным с этим последующих коннотаций (связи с трансцедентным, репрессивными механизмами власти, четко определенными субъектно-объектными отношениями). В рамках проекта тактильной визуальности глаз функционирует не как точка схода линий в конфигурации взглядов, а как тактильный орган, основанный на присутствии и прикосновении.
Необходимо сказать, что способы концептуализации визуальной тактильности, предложенные в проектах киноведческих исследований, не являются до конца убедительными, так как слишком эмпиричны, инструментальны. Так, Лора Маркс предлагает список из определенного количества формальных элементов фильма (крупный план, изображение стихии или фактурной поверхности и т.д.), которые могут провоцировать подобный режим чувственности, однако не сосредотачивает внимание на механизме работы этого режима и особенностях взаимодействия между видимым и видящим. Формы, текстуры, цвет становятся некими «энергетическими импульсами», которые, здесь мы не можем не согласиться, оказывают определенное влияние на процесс восприятия, однако, кажется, их воздействие не столь однозначно, как об этом принято рассуждать. Кроме того часто, как, например, в работах Д. Бруно, Л. Маркс или В. Собчак некоторые ссылки на существующие философские концепции, например, на «поле имманентности» Делеза, кажутся не слишком оправданными и поверхностными. Также нам кажется поспешной попытка отказа от миметических практик в рамках тактильного восприятия, во-первых, потому, что несостоятельной кажется критика оптической парадигмы как парадигмы репрезентации и мимесиса, и во-вторых, так как миметические отношения имеют не одну традицию осмысления, и, например, теория мимесиса В.Беньямина может оказаться довольно перспективной в изучении подобных форм опыта. Но, так или иначе, можно сделать вывод о том, что понятие тактильности, хоть оно пока и не получило достаточного теоретического осмысления, оказывается очень перспективным для визуальных исследований постольку, поскольку противостоит существующей ранее, оптической, парадигме и может предложить решения сложившихся противоречий.
Что значит тактильный человек
Как известно, у человека есть пять чувств, которые помогают ему воспринимать окружающий мир во всем его многообразии. Одно из таких чувств – осязание (тактильное чувство).
Кто такой тактильный человек
Тактильный человек – тот, для кого физические прикосновения при общении с людьми не менее важны остальных видов коммуникации. Ему постоянно нужны прикосновения, причем даже касания чужих людей его не напрягают.
Тактильные люди часто выражают свои эмоции через рукопожатия, похлопывания по плечу, объятия, поцелуи. Для них прикосновения делают общение доверительнее, а отношения – крепче.
При этом сегодня тактильное общение ввиду подозрений в харрасменте уместно далеко не всегда. Необходимо, чтобы оно было взаимным.
Виды тактильного общения
Всего выделяют 4 вида тактильного общения:
Также есть такое понятие, как тактильная память. Она нередко развита у людей, лишенных слуха и зрения. С помощью тактильной памяти человек легче ориентируется в мире.
О важности тактильного общения
Тактильное общение имеет огромное значение в жизни каждого человека – особенно для младенцев. Если ребенка часто берут на руки, обнимают, целуют его, то он развивается быстрее, а его здоровье – намного крепче, чем, например, у детей, брошенных в детдомах. Ребенок с тактильным голодом часто ведет себя непослушно, становится агрессивным.
Особый тактильный голод ощутили люди во время пандемии 2020-2021 годов, когда социальная дистанция становится необходимой мерой. Многие люди без рукопожатий, объятий и эмоций ввиду скрывающей лицо маски испытывают ментальный стресс – даже те, кто раньше не считал себя тактильным человеком.