практика молчания випассана польза и вред
10 дней молчания и мысли о содомии. Как я прошел випассану
Випассана преподается на десятидневных курсах, участники которых принимают обет молчания и оказываются наедине с собой.
Это древняя техника медитации, дошедшая до нас, как говорят, от самого Сиддхартхи Гаутамы, то есть Будды. Курсы випассаны проводятся в специальных центрах по всему миру — всего их более 180, и существуют они на пожертвования, так что приключение будет халявным. Одарить рублем центр можно только после прохождения хотя бы одного курса.
Зачем я туда поехал? Правдивая версия: я просто ебанутый.
Теперь «правильная»: я понимал, что несусь куда-то не туда. В Москве обычно нет возможности остановиться и подумать, что за фигню ты творишь со своей жизнью. Кроме того, у меня СДВГ, проблемы с концентрацией внимания, и без лекарств, запрещенных в России из-за наркофобной политики, приходится тяжко. Медитация хорошо воздействует на префронтальную кору — а у людей с моим синдромом этот участок мозга как раз утончен.
О таком виде ретрита я узнал от знакомой психопатки Р., она любила приукрашивать свою биографию эпизодами из чужой. Однажды Р. рассказала, как якобы проходила курс, — хотя на самом деле это был кто-то другой.
Главный российский центр випассаны, построенный на основе бывшего пионерлагеря «Дружба», находится примерно в 100 километрах от Москвы. Прибыть нужно вечером «нулевого» дня — сам курс начнется с утра. Приезжают туда обычно на электричках — и я опоздал на последнюю, потому что слушал новый сингл Бьорк вместо того, чтобы собирать вещи. Ничего не оставалось, кроме как заказать Uber за 5 К.
Водитель Зухурдин был очень болтлив, и я впервые этому радовался, понимая, что больше шанса наговориться перед десятью днями молчания у меня не будет.
«Одного не пойму: что такое русская еда? Вот я домой прихожу — мне что жена приготовит? Плов. Колбасу из конины. А что русская жена русскому мужу готовит? Гречку сварит?» — сетовал Зухурдин.
Я полностью разделял его возмущение нашей кухней, поэтому попросил быть внимательным на дороге и искать взглядом «МакАвто» — через два часа утомляющей поездки я наконец жевал второй биг-тейсти подряд под каким-то дурацким Ногинском на Горьковском шоссе. Не понимаю, как я когда-то выдержал шесть лет вегетарианства и веганства, но десять дней растительной диеты меня пугали — буддисты мясом не кормят. Третий биг-тейсти, пожалуйста!
Через полтора часа, преодолевая тошноту, я уже проходил регистрацию. И при подаче заявки на курс, и по приезде необходимо заполнить анкету. В ней самое важное — пункты, в которых спрашивают о психическом здоровье и наркотиках. Требуется рассказать про опыт употребления веществ и диагнозы, связанные с ментальным здоровьем.
Центр медитации привлекает и наркоманов, и сумасшедших — отсюда их периодически вывозят санитары, так как медитация может вызвать обострение.
Ни с теми, ни с другими здесь дела иметь не хотят, чтобы избежать лишних проблем.
Если вас когда-либо беспокоили психические расстройства, потребуется представить справку от психиатра, в которой будет указано, что у «подателя сего» полная ремиссия и данный курс для вас безопасен. Что касается опыта приема веществ — скорее всего, вашу заявку одобрят, только если это было давно и дело ограничилось легкими наркотиками.
Чтобы попасть на курс, многие врут. Солгал и я: психиатр, который поставил мне шизоаффективное расстройство личности и прописал горсти психоактивных веществ, сильно удивился бы моей анкете. Я был очень-очень здоров.
Нужно также подтвердить, что вы соглашаетесь с правилами. На время курса среди прочего запрещается:
1) общаться любым способом (кроме консультаций с учителем);
2) проявлять сексуальную активность;
3) развлекаться, писать, читать;
Eсли раньше в четыре утра я ложился, то теперь в это время приходилось вставать — по мерзкому гонгу. Моя комната располагалась между двумя туалетами — мужским и женским. Так что утреннюю атмосферу дополняли звуки поноса с одной стороны и льющейся мочи — с другой. Большую часть дня занимала медитация — около десяти часов. Примерно два часа уходило на вечернюю лекцию. Были перерывы: короткие для отдыха между сессиями медитации и длинные для приема пищи.
С непривычки студенты не высыпались, и многие, включая меня, использовали время, отведенное на еду, для сна. И я, и мои соседи по комнате пользовались кроватью несколько раз в день. Здесь меня ждало главное потрясение: они всегда заправляли постель. Сначала я мысленно хихикал над ними и подозревал, что так проявляются армейские рефлексы, — а сам я не служил. Но со временем понял, что в этом есть польза: дело не в порядке, а в привычке, которая подкрепляет твою дисциплину. Теперь я старался подражать соседям — и тоже застилал кровать, пусть и небрежно.
В первые дня четыре практиковалась простая медитация с концентрацией на ощущениях вокруг ноздрей — грубо говоря, на дыхании. Этот этап — подготовительный, необходимо натренировать внимание для основной медитации.
Потом началась сама випассана. Однажды нас попросили перевести внимание с ноздрей на темечко, а со временем его следовало распространять уже на все тело.
Идея в том, что ощущения в нашей бренной оболочке связаны с тем или иным ментальным мусором — и, наблюдая за ними во время медитации, вы от этого мусора избавляетесь.
Мое тело преимущественно отзывалось болью, но это не пугало. Нас учили, что нужно принимать и приятные, и грубые ощущения как нечто естественное и помнить об «аничча» — принципе изменчивости всего: если вам плохо — это нормально и временно; если вам хорошо — это временно и нормально.
Такая философия находила во мне отклик — относительно недавно я горстями глотал транквилизаторы каждый раз, когда было «не очень», но, отказавшись от таблеток, обнаружил, что если просто наблюдать и принимать свою боль, то она растворяется.
По-настоящему болезненным испытанием стала местная еда. Ежедневное питание состояло из двух полноценных приемов пищи и вечернего чая с фруктами. Старые студенты (те, кто проходили курс не в первый раз) не могли побаловать себя и чайком — им полагалась лишь лимонная вода.
Типичным блюдом на завтрак была манка на воде. Однако всегда существовал выбор: кроме каши, предлагались хлопья, домашний йогурт, салат из моркови и проращенные зерна пшеницы.
Было дико наблюдать за тем, как многие мужчины смешивали все это в одной тарелке — и заливали земляничным или облепиховым джемом.
«Я хочу хэппи-мил! Я хочу хэппи-мил!» — стонал я внутри себя, сидя в зале для медитации, и еле сдерживался, чтобы не закричать вслух.
А вот студенту из Бауманки рацион очень нравился: он живет на стипендию и питается гораздо хуже. Возможно, это была главная причина, почему он счел возможным десять дней прогуливать университет.
Всего в центр приехало около ста человек — и, казалось, я был худшим студентом из всех.
В этом году мне диагностировали СДВГ — синдром дефицита внимания и гиперактивности. Если объяснить просто, то мозг человека с таким расстройством похож на телевизор, который постоянно переключается между разными каналами, и пульта от него у тебя нет.
Во время некоторых медитаций нельзя было даже шевелиться — мои ум и тело не могли успокоиться, и казалось, что я вот-вот взорвусь изнутри. Хотелось биться головой о пол.
Но я не был худшим. Некоторые вообще не выдерживали до конца курса — и уезжали, иногда в связи с болезнью или семейными обстоятельствами.
В зале медитации за каждым студентом было закреплено определенное место, которое обозначалось квадратной подушкой. Когда кто-то покидал курс — ее убирали.
Вселенная смеялась: все подушки исчезали именно вокруг меня. На второй день появилась пустота впереди, на пятый — позади меня, на седьмой исчез красавчик слева, на восьмой — кто-то по диагонали.
Красавчик казался идеальным: его физическая оболочка напоминала античную статую, во время медитации парень никогда не отвлекался, не шевелился, не открывал глаза. Я облизывал его взглядом и завидовал способности концентрироваться. Но он не выдержал и уехал — то, что кажется идеальным, таковым не является.
Даже с моей слабой концентрацией медитация помогала извлекать из памяти слишком далекие события: например, на четвертый день я вспомнил эпизод, который случился со мной в два года. И осознал, что уже тогда ощущал себя геем.
Моя прабабушка была довольно небрежна со своими медикаментами. Однажды, ползая по полу, я подобрал и проглотил какие-то таблетки, которые она обронила. Взрослые ничего не заметили и сначала подумали, что я просто заснул. Но это был не сон — так я оказался в реанимации.
И вот сижу я уже третий или четвертый день в зале для медитации, голова показывает разные картинки. И вдруг я вижу свою детскую палату с окном для наблюдения. Женщина в белом халате смотрела на меня через него и с улыбкой грозила пальцем — потому что я проснулся. Мне два года, но медсестра вызывает у меня неприязнь — просто потому, что она женщина. Я чувствую ее как нечто холодное, некрасивое и как будто водянистое. То ли дело мужчины-врачи! Их я любил, мне нравились их теплые руки. Но их же я и боялся — тем же специфическим страхом, которым боюсь мужчин и сейчас.
«Ты бросил меня, ты бросил меня, / Когда ты ушел, я осталась одна!» — на пятый день я вдруг вспомнил песню группы «Стрелки» 1999 года.
Оказалось, что текст знаю полностью — от и до. Он не выходил у меня из головы все оставшиеся дни курса и просто крутился на репите. По иронии судьбы меня бросили за день до поездки на випассану — но я быстро проникся буддийским похуизмом и не переживал.
Безразличному отношению к неприятностям нас учил аргентинец Дэниэл. Своими морщинами и одновременно простыми и изящными советами наставник напоминал Йоду.
В отведенное время его можно было спрашивать о технике медитации. Многие уставшие от обета молчания видели в этом возможность поговорить и задавали вопросы не по теме, а потому Дэниэл дистанцировался от студентов и многие их реплики игнорировал.
Для коммуникации использовался английский — обращаться к учителю можно было напрямую либо через переводчика. Женщины знали язык лучше представителей «сильной половины человечества» и выглядели при этом гораздо беднее. Среди мужчин встречались такие, по которым сразу видно: «У него есть бабки». Среди женщин — нет.
Это не репрезентативное исследование, но в моей голове подтвердился один факт: женщины более образованны, но доступ к финансовым ресурсам у них ограничен.
В центре вообще пахло сексизмом. В женской части лагеря территория для прогулок была меньше раза в два.
Для медитации мужчинам полагались синие подушки, а женщинам — голубые. Смешивать их ни в коем случае было нельзя: здесь слишком боялись сексуальности и видели ее проявления во всем.
Отсюда глупые правила: даже после окончания курса на территории лагеря запрещен какой-либо физический контакт — будь то обычные объятия или рукопожатие.
Но правонарушителями в той или иной мере становились здесь все. Кто-то разминался после медитации, кто-то разговаривал во сне, я нечаянно начинал петь вслух во время прогулок, а мой сосед по комнате вообще ходил на свидания.
Однажды в наше окно постучали, и когда я открыл штору, то увидел женское лицо. «А можно Артема?» — спросила девушка. Так я узнал его имя. А девушке ничего не ответил — Артема не было. Как выяснилось позже, ребята регулярно встречались в теплице на территории центра.
После этого я перестал скрывать от соседа, что сам нарушаю правила и веду записи — на бумажных салфетках, стопку которых стащил из столовой.
Между нами появилась какая-то невидимая дружественная связь — и однажды она подкрепилась общей истерикой. Мы медитировали в комнате и вдруг услышали плач из женского туалета, потом он сменился нездоровым смехом — и уже через минуту мы припадочно ржали все втроем: я, сосед и неизвестная девушка за стеной.
Кстати, о туалетах. На стене одного из них я обнаружил насечки — студенты черточками отмечали дни, которые они выдержали: для кого-то это был еще один день без наркотиков, для кого-то — без любимой собаки.
Менеджеры курса помогали пережить сложные моменты. Опыт, накопленный на тысячах людей, позволял им понимать возникающие проблемы и опережать их. Иногда, просыпаясь, ты обнаруживал на стене записку с дурацкими советами вроде: «Непрерывность практики — залог успеха». И потом понимал, что именно этот день был самым сложным и тебе хотелось сдаться, так что подобные наставления были очень кстати.
Чтобы минимизировать шок от возвращения в большой мир, на десятый день обет молчания снимается — и люди наконец-то могут общаться и знакомиться. Как ни странно, вновь говорить особенно никому не хотелось — но со временем все разболтались, обменялись контактами и легкомысленно пообещали поддерживать дружеские отношения в будущем.
Мой новый знакомый Никита нашел в расщелине дерева клад — маленькую фигурку кораблика и записку с текстом: «На шестой день я плакал. А ты?» Мы решили вернуть всё на место — потому что не плакали, пусть клад найдет кто-то другой, кому, возможно, станет легче.
На территории буддийской зоны было огромное количество грибов. Как я узнал после окончания обета молчания, многие с ними разговаривали и даже давали им имена.
Вот так встречаешь десять дней подряд один и тот же гриб во время прогулки и игнорируешь его существование, а потом оказывается, что его зовут Степан.
На одиннадцатый день я попрощался со Степой, вернулся домой — и это было катастрофой.
Где-то неделю после курса мой мозг жгло изнутри — будто в черепе просверлили дырку и влили туда чистящее средство для унитазов марки «Каждый день».
Я стал асоциален, и казалось, что даже с самыми близкими друзьями меня теперь разделяет огромная пропасть. Я не чувствовал себя частью чего-либо человеческого и боялся, что так будет всегда.
Но я вспомнил «аниччу» и вечную фразу учителя: «Просто наблюдай за ощущениями и продолжай работать». И возобновил медитации — пусть не каждый день, да и долго усидеть мне больше не удавалось. Так или иначе, болезненные ощущения прошли, и с каждым днем я все отчетливее видел пользу, которую принес мне курс.
Как бы пошло это ни звучало, но випассана изменила мою жизнь, и наиболее важным оказался опыт преодоления. Раньше я жил как будто бы с выученной беспомощностью, но теперь знаю, что могу сделать даже то, чего сделать не могу.
Во время медитации я часто оказывался на пределе — в точке крайнего отчаяния, отказа и усталости.
«Я просто не могу больше», — думал я. Но потом убеждал себя: «Ты это сам выбрал, ты этого сам захотел. Значит, следует продолжать». И продолжал.
10 дней молчания вдали от цивилизации: истории людей, которые прошли випассану
Зачем принимать десятидневный обет молчания и отказываться от связи с внешним миром, «Афише Daily» рассказали многодетная мать, некогда успешный юрист и бывший офисный работник, лично прошедшие випассану.
Випассана — все более популярная в России духовная практика (ретрит), участники которой на 10 дней принимают обет молчания, отказываются от связи с внешним миром и остаются наедине с собой. В попытках выяснить, помогают ли такие практики изменить свою жизнь, «Афиша Daily» записала истории тех, кто прошел буддистскую випассану в России и за границей.
О жизни до випассаны
В 2014 году я ушла из офиса, где проработала четыре года. Это был сложный период поисков себя. Я отправилась в Юго-Восточную Азию с билетом в один конец, но путешествие закончилось досрочно: я сломала лодыжку. Пока лежала в гипсе, подруга прошла випассану в Непале. От нее я и узнала об этой практике. К концу года, восстановив здоровье и проработав полгода в гастрономическом журнале, я бросила себе очередной вызов.
В России официальные ретритные центры випассаны находятся в Подмосковье, Петербурге и Екатеринбурге. Выбор был прост: в Питере и Москве я была, а на Урале еще нет. В декабре подала заявку на март (нужно заполнить анкету, в которой спрашивают о твоих целях и предыдущем опыте каких-либо практик), мне ее одобрили, и 8 марта 2015-го я уже была в Екатеринбурге. Когда я летела на випассану, я до конца не осознавала, что мне предстоит. Знала, что это будет некое испытание. Наверное, если бы я заранее выяснила, какое именно, то сто раз подумала бы, ехать или нет.
Как устроена випассана
Центр випассаны на Урале арендует территорию детского лагеря в сосновом лесу поселка Сысерть. Мы вставали в 4.00, шли на двухчасовую медитацию, потом завтрак, после него 1,5 часа до следующей медитации — это мое любимое время. Я тут же шла обратно досыпать, сытая и довольная. Отбой был в 22.00, но шести часов сна было ничтожно мало. На медитации уходило около 15 часов в сутки. Никаких дел, кроме медитации, не было. В день мы ели 2,5 раза: завтрак в 6.00, обед в 12.00 и что-то вроде полдника в 16.00, на котором давали половинку фрукта и стакан молока. До следующего завтрака только столовая вода. Еда была вегетарианская, но разнообразная.
Брать еду с собой на випассану нельзя. Обысков при заселении не устраивают, все на твоей совести. Помню, в общем коридоре на этаже из мусорного ведра торчали обертки от шоколадок, печенья и даже пустая пачка сухого собачьего корма. Не всем легко выдержать такой режим питания. Моя соседка таскала с обеда хлеб, сушила его на батарее, а перед сном хрустела. Бытовые условия меня не испугали. Мы жили в комнате по 3–4 человека, и в нашем здании не было душа: приходилось с мокрой головой, замотанной в полотенце, в минус 10 градусов идти из одного корпуса в другой.
Правила випассаны
В первый день ты принимаешь условия випассаны. Отказываешься от всех видов связи с внешним миром и даешь обет молчания на все десять дней. Что бы ни случилось в мире — ты об этом не узнаешь. Все ценные вещи, документы, кошелек сдаются на хранение. Нет ни ноутбука, ни телефона и какой-либо возможности позвонить. Нет всех тех вещей, которыми ты привык забивать свое свободное время: фильмы, книги, музыка, рисование. Есть только ты, и больше ничего. Избавиться от телефона и интернета на 10 дней — это уже роскошь в наши дни.
Випассана подразумевает сегрегацию полов: мужчины и женщины жили в разных корпусах. Мы пересекались только в общем зале медитации, где девушки сидели с правой стороны, а мужчины — с левой. Под запретом не только тактильный контакт с кем-либо, но и контакт глазами: один случайный взгляд может выбить из равновесия на два дня. Знаю, что некоторые перемигивались, особенно те, кто приехал парами. Одна девушка после випассаны призналась, что на общей медитации у нее было удобное место и она могла рассмотреть всех симпатичных парней. Я же честно приняла правила игры: все время смотрела в пол и не пропустила ни одной медитации.
Выдерживали не все. Помню, две девушки поссорились из-за форточки: одной было слишком жарко, другой — слишком холодно. Они нарушили обет молчания и высказали друг другу свои недовольства. Такое часто случается в середине випассаны: говорят, из человека лезут бесы, выплескивается накопившаяся агрессия.
О медитации
Самое сложное — медитировать. Это длится не 15–20 минут, а долгие часы каждый день. Тяжело не только телу, тяжело успокоить мысли. Первый день в голове был настоящий покерный клуб. И я не могла контролировать этот процесс. Бесконечные изнуряющие потоки мыслей. Ты пытаешься сосредоточиться на дыхании, а в голове вечеринка. На второй и третий день, когда люди уже долго пьют и болтают, шумная вечеринка становится вялотекущей. И эти люди устроили в моей голове караоке! Я не подозревала, что знаю репертуар Филиппа Киркорова. Стараешься медитировать, а в голове неожиданно включают «Кукарача, кукарача…». На четвертый день мысли наконец утихли. Совсем.
В середине випассаны у нас были медитации твердой решимости, когда тебе нельзя шевелиться: принимаешь позу и 60 минут сидишь неподвижно. Первый день я провалила все три медитации. Ноги затекали, спину ломило. Казалось, это невыполнимая задача. Кстати, идеальной тишины там не было. В общем зале медитирует более 80 человек: кто-то чихнул, почесался, высморкался, кто-то шуршит молнией, подушкой. Но ты учишься этого не замечать. Одна из главных задач випассаны — научиться чувствовать жизнь в каждой клеточке своего тела. Это трудно и сначала не получается. Но ближе к концу випассаны мне это удалось. У меня было ощущение, что я, как новогодняя елка, свечусь. Я могла направить энергию в мизинец правой ноги, на изгиб локтя, мочку уха или затылок. Звучит неправдоподобно, но это так.
О недоверии
Ежедневно с 20.00 до 21.00 нам читали лекции, на которых рассказывали общие вещи про випассану. На пятый день лекция была про благодарность и денежные пожертвования. В один миг мне все стало казаться бредом: мы, как сектанты, внимательно слушаем эту чушь. Появилась мысль, что сейчас меня заставят переписать все свое имущество. Хотя ничего такого не было. Как известно, випассана работает за донейшен: ты оставляешь в конце столько, сколько считаешь нужным и можешь себе позволить. Если у тебя нет денег, то никто не осудит. Вместо этого ты можешь в следующий раз послужить: убирать комнаты, готовить или стать менеджером курса. Конкретную сумму оплаты никто не называет. Был только один момент, который мне не понравился: когда ты оставляешь пожертвование, в тетрадь записывают твою фамилию и сумму, которую ты опускаешь в специальный ящик.
На следующий день мысли все бросить и уехать, к счастью, прошли.
О возвращении
Близкие друзья знали о випассане, а родителям я сказала, что уезжаю в йога-лагерь, где нельзя пользоваться телефоном. Оставила им телефон экстренной связи со словами, что по нему можно звонить только в случае землетрясения или цунами. Родители выдержали, не звонили, хотя мама до сих пор подозревает, что я была в секте. А как только включила телефон, узнала, что умерла бабушка, а еще меня неожиданно уволили из журнала. Для меня это было шоком, и я долго приходила в себя. После випассаны сделала на запястье татуировку — слово anicca («аничча», язык пали), означающее «все временно, и нет ничего постоянного».
Полтора года назад я переехала жить в Крым. Работала на фрилансе и параллельно начала заниматься новым делом по душе — организацией экскурсий и вечеринок в разных городах.
Випассана стала логическим продолжением моего незаконченного азиатского путешествия. После нее я начала делать то, что я хочу, а не то, чего ждут от меня другие. Сейчас подумываю пройти еще раз, но уже в другой стране.
О жизни до випассаны
На пятом курсе МГИМО я устроился юристом в американскую компанию: престижное место, большая зарплата. Казалось бы, я должен был быть доволен жизнью. Но, оглядываясь назад, понимаю, что это были самые несчастные годы моей жизни.
Про випассану я узнал примерно за пару лет до того, как я первый раз в нее поехал. Я начал заниматься йогой и слышал в йога-центре, что есть такая штука, как випассана, но для чего она и о чем, не понимал. Випассана предполагает, что десять дней ты не пользуешься интернетом и телефоном — полностью исчезаешь из социума. А моя работа требовала, чтобы я был на связи 24/7. У всех сотрудников были Blackberry (мы их назвали «электронные поводки»), которые надо было круглосуточно держать при себе. Мой образ жизни был несовместим с исчезновением. Да и корпоративная культура не одобряет такие устремления работников. О випассане я думал два года, а потом понял, что пройдет еще два года — и ничего не изменится. Я перестал получать удовольствие от работы. Проще говоря — все достало. В 2012 году я с большим трудом согласовал трехнедельный отпуск (самый долгий за шестилетнюю карьеру) и выбрал даты випассаны.
Как устроена випассана в Малайзии
Почему я выбрал Малайзию? Так совпало с графиком отпуска, а еще меня привлекал климат и возможность после ретрита отдохнуть в Таиланде. Центр в Малайзии специально построен для проведения випассаны. Условия очень хорошие: у каждого студента отдельная маленькая комната с туалетом.
Випассану я проходил вместе со своей девушкой. Это усложнило задачу, потому что подобные ретриты предполагают индивидуальную работу: мужчины и женщины живут в разных частях центра, а в зале для медитаций и в столовой сидят по разные стороны. Мы причиняли много неудобств: часто переглядывались, обменивались знаками и улыбками, за что нас дважды вызывали на ковер к учителю и грозно предупреждали: еще раз повторится — и нас выгонят. Любой взгляд, жест или записка могут стать навязчивой идеей на несколько дней: «Она мне улыбнулась. Что это значит, что она хотела этим сказать?» Мы с Наташей встречались полтора года, и, видимо, была та стадия отношений, когда находиться поодаль было невыносимо.
Русских, кроме нас, больше не было: несколько европейцев, китайцев, больше всего малазийцев. Дисциплина жесткая: подъем в 4.00 утра и медитации до 21.00. Это была классическая випассана по системе Гоенки, которая включает в себя один вид медитации: сидя и неподвижно. В других традициях сидячие медитации чередуются с ходьбой. Испробовав на себя разные ретриты, могу точно сказать, что провести весь день сидя на полу по-турецки очень сложно. Часто это были просто муки, когда ты ждешь, когда же раздастся сигнал, означающий, что можно встать, попить и сходить в туалет. Через 15 минут мы возвращались и сидели еще один час. Из 12 часов медитации в день в лучшем случае эффективными были только 4–5 часов. Остальные были попросту страданием различной степени тяжести. Раз в день мы слушали лекцию в записи. Для меня и Наташи запись отдельно включали на русском языке. Настоящая випассана проводится бесплатно, но в конце ты можешь оставить пожертвование.
О боли
Перед поездкой у меня защемило спину. Я регулярно ходил к массажисту. Вроде бы стало лучше, но в самолете боль вернулась. Я переживал: кто мне будет вправлять спину на випассане и как я вообще буду медитировать? Я пришел к учителю пожаловаться на спину, и он сказал: «Понаблюдай эту боль, и через четыре дня она исчезнет». Первые несколько дней прошли как на каторге, но на четвертый день, совпадение или нет, боль уменьшилась. Випассана — самоубийство для ума, поэтому он с первого дня искал тысячу причин и отговорок, почему нужно сбежать. В моем случае это была боль в спине.
Ближе к вечеру у нас был часовой перерыв на вечерний чай. На сам чай уходило минут 10, и оставалось еще 50, которые нужно было себя чем-то занять. Я не помню раньше, чтобы ощущал такую фундаментальную скуку: нельзя читать, писать, слушать музыку. Никаких развлечений вообще. Медитировать уже нет сил, сидеть устал, спать не хочешь. В это время каждый сходил с ума по-своему. Кто-то изучал жизнь муравьев. В Москве в свой свободный вечер я либо встречался с друзьями, либо шел в кино. Остаться один на один с собой, не включая музыку или телевизор или не развлекая себя едой, почти невозможно. Я не подозревал, насколько беспокойный у меня ум. Во время медитаций был хаотичный поток мыслей: о работе, уволят меня или нет, о еде, о сексе, о том, сколько еще осталось сидеть, о боли, о родителях, друзьях, в голове крутятся на повторе песни, которые ты случайно услышал по радио. И ты не можешь с этой кашей в голове ничего сделать. Нам говорили, что мысли отражают то, как ты живешь. И до тех пор, пока такая голова, жизнь тоже будет кашей.
Первая продуктивная медитация была на шестой день. Последняя сессия вечером, перед сном. Я перестал чувствовать боль и потерял ощущение времени. Я был в необычном для себя состоянии, будто покурил марихуану. Цвета стали ярче. Я шел от зала медитации в свою келью 40 минут, хотя расстояние там 50 метров. Кажется, впервые в жизни я со слезами на глазах разглядывал деревья, луну и насекомых. Последний день — день освобождения — был счастьем. Я, правда, так и не понял, чем хочу заниматься, но смог наконец обнять свою девушку.
Об изменениях
Я думал, что випассана — это волшебная таблетка, которая мгновенно решит все проблемы. Но это не так. В нашей фирме была особая мотивация к работе: каждый год сотрудникам прибавляли зарплату. Когда я вернулся в офис после отпуска, первым делом забрал свой конверт. Развернул, посмотрел на цифру, которая была больше, чем год назад, и расплакался. Если дописать нолик сзади или умножить на два, ничего не изменится. Работа осталась такой же, какой я ее оставил. Примерно через полгода я уволился.
После увольнения я устроил себе годовой отпуск. Когда я колесил по США, мне впервые захотелось поделиться своими мыслями о медитации, которую я продолжил практиковать, с другими. Мои заметки в фейсбуке активно лайкали, делали перепосты. Когда вернулся в Москву, решил записать аудиокурс по медитации, такой, чтобы был понятен всем друзьям и моим родителям: простым языком о базовых вещах. Его посмотрели тысячи человек. Потом появился блог, я прошел обучение на преподавателя йоги и превратил увлечение в любимое дело. Последние два года мы с Наташей перемещаемся по миру нон-стоп, проводим семинары по йоге и медитации на Бали, Ладоге, в Таиланде, Индии, Грузии и России.
Я прошел больше десяти ретритов. Даже если занимаешься любимым делом и проводишь весь год в приятных местах, в голове все равно накапливается мусор. На мой взгляд, ретрит раз год — это базовая гигиена для сознания. Я бы сравнил медитацию с ежедневной чисткой зубов. Почистил зубы — ощущения во рту приятные, свежо. А если по какой-то причине не почистил, жить можно, но испытываешь дискомфорт. Самым тяжелым был 21-дневный ретрит. Это как бег на длинную дистанцию. Кажется, что медитировать больше нет сил, но через пару кругов открывается второе дыхание.
Вместе с работой поменялось отношение ко всему. Раньше для меня было важно, одежду какой марки я ношу и в каких ресторанах бываю. Сейчас мне все равно. Да, я так и не ответил на вопрос, в чем мое предназначение. Но возможно, и не нужно искать ответ. Просто делать то, что тебе нравится и во что ты веришь.
Об отношениях с родителями
Я до последнего не говорил родителям об увольнении. Морально готовился к скандалу: «Ты что такое придумал?! Не глупи». В итоге полетел к ним в гости в Поволжье, чтобы отпраздновать свой день рождения. Мы сидели за праздничным столом, и тут я сказал: у меня новость. Воцарилась гробовая тишина. Но реакция меня поразила. Мама сказала: «Знаешь, я давно думала, что тебе надо попробовать что-то еще». А папа только спросил, чем я планирую заниматься. Отношения с родителями очень поменялись. Они, глядя на меня, стали вегетарианцами. Им уже 60 лет, но они в теме всего, чем я занимаюсь. Более того — они сами прошли випассану. Они фермеры, выращивают зерно. Раньше работа им постоянно приносила стресс: кредиты, зарплаты, что-то вышло из строя. А сейчас они перестали воспринимать все близко к сердцу. И от этого, надо сказать, бизнес только выиграл.