отец мой дьявол спаси помилуй я тону
Когда я в бурном море плавал
И мой корабль пошел ко дну,
Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол,
Спаси, помилуй, — я тону.
Не дай погибнуть раньше срока
Душе озлобленной моей, —
Я власти темного порока
Отдам остаток черных дней».
И Дьявол взял меня и бросил
В полуистлевшую ладью.
Я там нашел и пару весел,
И серый парус, и скамью.
И вынес я опять на сушу,
В больное, злое житие,
Мою отверженную душу
И тело грешное мое.
И верен я, отец мой Дьявол,
Обету, данному в злой час,
Когда я в бурном море плавал
И ты меня из бездны спас.
Тебя, отец мой, я прославлю
В укор неправедному дню,
Хулу над миром я восславлю,
И, соблазняя, соблазню.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Фёдор Сологуб. Дьявол
Когда я в бурном море плавал
И мой корабль пошел ко дну,
Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол,
Спаси, помилуй, — я тону.
Не дай погибнуть раньше срока
Душе озлобленной моей, —
Я власти темного порока
Отдам остаток черных дней».
И Дьявол взял меня и бросил
В полуистлевшую ладью.
Я там нашел и пару весел,
И серый парус, и скамью.
И вынес я опять на сушу,
В больное, злое житие,
Мою отверженную душу
И тело грешное мое.
И верен я, отец мой Дьявол,
Обету, данному в злой час,
Когда я в бурном море плавал
И ты меня из бездны спас.
Тебя, отец мой, я прославлю
В укор неправедному дню,
Хулу над миром я восславлю,
И, соблазняя, соблазню.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Федор Сологуб
Сологуб Федор (Тетерников Федор Кузьмич) (1863–1927) – поэт, прозаик, драматург, переводчик. До 1917 года вышло три Собрания сочинений Федора Сологуба – два двенадцатитомных и двадцатитомное (незаконченное). Самым известным его произведением по-прежнему остается роман «Мелкий бес» (1905), но и поэзия – одно из самых значительных явлений Серебряного века. Он принадлежал к первому поколению так называемых «старших символистов» (Н. Минский, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, К. Бальмонт), по отношению к которым Александр Блок, Андрей Белый, Эллис, Сергей Соловьев были «младосимволистами», сравнивать же его будут именно с Блоком. Не по содержанию, а по «ритмическому дыханию стиха». Андрей Белый провел специальное исследование, выявившее, что такое дыхание присуще только Блоку и Сологубу. Важную роль в его поэзии играют религиозные мотивы, но судить о них надо не только по эпотажным стихам типа «Недотыковка серая», «Я воскресенья не хочу», «Чертовы качели», романсу Александра Вертинского «Безсмертный бес» или же стихотворению «Когда я в бурном море плавал // И мой корабль пошел ко дну, // Я так воззвал: „Отец мой, Дьявол, // Спаси, помилуй, – я тону»». Эта богоборческая «молитва», как и Зинаиды Гиппиус – «За Дьявола Тебя молю!» (обе написаны в 1902 году), включалась во все советские издания. Но в этих изданиях не было стихов из его поздних сборников «Чародейная чаша» (1922), «Великий благовест» (1923). Советские исследователи будут писать об этом периоде: «В целом поэзия Сологуба этих лет обнаруживает признаки исторической исчерпанности. И тематически, и стилистически она как бы изъята из своего времени, и живые пути в литературе проходят мимо нее». Что касается этих живых путей, то свое резкое отрицательное отношение к ним Сологуб выразит в публицистических статьях «Крещенные грязью», «Конец искусства» и других, опубликованных в 1918–1920 годах, до конца своих дней оставшись противником власти «искусных шарлатанов». В его же собственной поэзии последнее десятилетие найдет наиболее полное выражение в религиозных стихах. Ровно через двадцать лет после кощунственных стихов 1902 года он напишет покаянную молитву «Как я с Тобой ни спорил, Боже. ». Последнее его стихотворение «Подыши еще немного. », датированное 30 июля 1927 года, заканчивается строками:
. Бедный, слабый воин Бога,
Весь истаявший, как дым,
Подыши еще немного
Тяжким воздухом земным.
Но этот поздний, как, впрочем, и ранний, Федор Сологуб стал известен лишь через полвека, когда вышли издания Большой серии «Библиотека поэта» (1975), «Неизданный Федор Сологуб» (М.,1977), «Федор Сологуб. Неизданное и несобранное» (Мюнхен, 1989) и другие архивные публикации. Из ранних наиболее характерны его молитвы и стихотворение «Разбита вера. Радостной надежде», выразившие то же самое «внутреннее перерождение людей 80-х годов» (слова Д. Мережковского), которое Владимир Соловьев называл «общей духовной болезнью» русского декадентства. «Безсильные и поздние проклятья // Я вам не раз во мраке посылал. // Зачем во мне разбили вы, о братья, // Святым нектаром налитый бокал!» – обращался никому неведомый провинциальный учитель Федор Тетерников к своим литературным кумирам, каковыми в ту пору для него были Некрасов и Надсон. В 1893 году он впервые заявит о себе в Петербурге, войдет в ближайшее окружение Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус уже как Федор Сологуб, чьи первые публикации произвели, по свидетельству современника, «ошеломляющее впечатление». Но настанет время, когда он вновь окажется в глухой костромской деревне и вернется к своему раннему, «долитературному периоду» – святому нектару молитв. Таким Федор Сологуб представлен в нашей антологии по ранним и новым публикациям последних лет.
Отец мой, Дьявол
1 марта исполнилось 150 лет со дня рождения Федора Сологуба (1863–1927) – писателя, проклинавшего жизнь
Сологуб писал и стихи, и прозу, причем очень неровные, в его творчестве есть и вершины, но встречаются и провалы. Шедевр Сологуба – его роман «Мелкий бес», сочинение, не поддающееся никакой стандартной классификации: реализм это или мистика, реакционно это или прогрессивно. Роман имел колоссальный успех, но обязанный отчасти недоразумению: главный герой романа учитель гимназии Передонов «левой» критикой воспринимался как сатира на реакционный уклад российской жизни. Между тем в Передонове нет ничего жизненно достоверного, это гротеск, чудовище, рожденное болезненным воображением и само страдающее от бесовских наваждений. Его мучает «недотыкомка», принимающая причудливые образы то ли пыльного столба, то ли игры теней, то ли птицы-одноглаза, то ли кота, которого измученный Передонов ведет брить в парикмахерскую. Ну какой это «реализм», какая «сатира»?
Прикинется котом
Испуганная нежить.
А что она потом
Затеет – мучить, нежить?
Приписывать «Мелкому бесу» сатирический уклон – значит непомерно исказить произведение. Не российская темная действительность представлена Передоновым, а некий минус бытия, сказать проще – ад. И подлинный размах роман Сологуба приобретает, когда он в противовес передоновскому аду строит Рай. Это линия гимназиста Саши Пыльникова и девушки Людмилочки, ведущих любовные игры какого-то сверхэротического характера. Это не эрос, это видение утраченного Рая, невинные дети в Божьем саду. Это уже не роман, а скорее некая средневековая мистерия. «Грудь мою пронзили семь мечей счастья!» – вот какие слова произносит героиня Сологуба. И смешно было бы с высоты (или из низин) нашего нынешнего знания как-то «интерпретировать» этих героев, эту книгу, этого автора. Любая интерпретация ведется и вводит в рамки пространства и времени, а Сологуб за эти рамки выводит. Никакой «Фрейд» ничего не прибавит Сологубу и ничего от него не убавит, каким бы смешноватым нам ни представлялся тогдашний «модерн».
Конечно, такая заостренность тем Сологуба, как и разработка этих тем порой вызывали недоумение даже у широко мыслящих современников. Аким Волынский назвал Сологуба «подвальным Шопенгауэром». Между тем Шопенгауэр у Сологуба вполне адекватный, он не только правильно понимал эту философию пессимизма, но и очень искусно ее транспонировал. У Шопенгауэра главный принцип бытия, «вещь в себе», искомая философами, – это слепая жизненная воля, «хотение», как говорили на старом философском языке. Главное ее свойство – безличность, даже вражда к личности как к индивидуализированным ликам бытия. Индивидуальность, личность, человек – иллюзорны, понять этот бытийный обман – значит выйти за пределы сознания, уйти в ничто, погасить солнце и звезды. К этому и зовет подлинная мудрость.
Сологуб придал этой философии новый и необычный смысл, наделив эту слепую бытийную волю индивидуальностью, самосознающим «я». И тогда творцом бытия, вернее, иллюзий и обманов бытия стал у него отец лжи – Дьявол, этот главный герой сологубовской лирики.
Когда я в бурном море плавал
И мой корабль пошел ко дну,
Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол,
Спаси, помилуй, – я тону.
Не дай погибнуть раньше срока
Душе озлобленной моей, –
Я власти темного порока
Отдам остаток черных дней».
И Дьявол взял меня и бросил
В полуистлевшую ладью.
И там нашел я пару весел,
И серый парус, и скамью.
И вынес я опять на сушу,
В больное, злое житие,
Мою отверженную душу
И тело грешное мое.
И верен я, Отец мой Дьявол,
Обету, данному в злой час,
Когда я в бурном море плавал
И ты меня из бездны спас.
Тебя, отец мой, я прославлю
В укор неправедному дню,
Хулу над миром я восставлю
И, соблазняя, соблазню.
Федор Сологуб – большой писатель и поэт, и судить о нем следует по строго эстетическим линиям, не привнося в его сложное творчество прямолинейных оценок внехудожественного порядка. Сологуб-художник переживет любые сторонние суждения, как он уже пережил большевиков, почти полностью запретивших его книги. Когда в начале 60-х годов одно провинциальное издательство (кажется, в Иванове) выпустило новое издание «Мелкого беса», последовали оргвыводы, инициатива издателей была осуждена в высших инстанциях. Но времена менялись, и в 1975 году в престижном издании «Библиотеки поэта» вышел представительный том стихов Сологуба. Сейчас все его книги переизданы и вполне доступны – нашелся бы только читатель.
Недооцененные поэты: Федор Сологуб
Вот несколько стихотворений этого прекрасного поэта (подбирал на свой вкус).
Кто это возле меня засмеялся так тихо?
Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо!
Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели,
Лихо стояло и возле крестильной купели,
Лихо за мною идет неотступною тенью,
Лихо уложит меня и в могилу.
Лихо ужасное, враг и любви и забвенью,
Кто тебе дал эту силу?
Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо:
«Я – бесталанное, всеми гонимое Лихо!
В чьем бы дому для себя уголок ни нашло я,
Всяк меня гонит, не зная минуты покоя.
Только тебе побороться со мной недосужно, —
Странно мечтая, стремишься ты к мукам.
Вот почему я с твоею душою так дружно,
Как отголосок со звуком».
30 декабря 1891, 26 января 1892, 2 апреля 1898
Когда я в бурном море плавал,
И мой корабль пошел ко дну,
Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол,
Спаси, помилуй, — я тону.
Не дай погибнуть раньше срока
Душе озлобленной моей, —
Я власти тёмного порока
Отдам остаток чёрных дней».
И Дьявол взял меня, и бросил
В полуистлевшую ладью.
Я там нашёл и пару вёсел,
И серый парус, и скамью.
И вынес я опять на сушу,
В больное, злое житиё,
Мою отверженную душу
И тело грешное моё.
И верен я, отец мой, Дьявол,
Обету, данному в злой час,
Когда я в бурном море плавал,
И Ты меня из бездны спас.
Тебя, Отец мой, я прославлю
В укор неправедному дню,
Хулу над миром я восставлю,
И соблазняя соблазню.
Счастье, словно тучка в небе голубом.
Пролилась на землю радостным дождём
Над страной далёкой, пышной и красивой,
Не над нашей бедной выжженною нивой.
Счастье, словно зрелый, сочный виноград.
Вкус его приятен, сладок аромат.
Ягоды ногами дружно мы топтали,
Вин же ароматных мы и в рот не брали.
Счастье, словно поле вешнею порой
С пёстрыми цветами, с сочною травой,
Где смеются дети, где щебечут птицы.
Мы на них дивимся из окна темницы.
С врагом сойдясь для боя злого,
Свой меч я тяжко опустил.
Казалось мне, врага ночного
Я пополам перерубил.
Но вдоль согнувшегося тела
Безвредно сталь моя прошла
И, раздробившись, зазвенела,
Как отлитая из стекла.
Тогда последнего удара
Я равнодушно ожидал,
Но мой противник, злая мара,
Вдруг побледнел и задрожал,
Холодным тягостным туманом
Обоих нас он окружил,
И, трепеща скользящим станом,
Он, как змея, меня обвил.
Глаза туманит, грудь мне давит,
По капле кровь мою сосёт.
Мне душно! Кто меня избавит?
Кто этот призрак рассечёт?
Нельзя не отметить социальный подтекст в творчестве ФС. Тема бедности, окружающей его по всей стране, очень волновала поэта. В более поздних стихах тот-самый мальчик-бедняк, голодными глазами смотрящий в витрину, где в ресторане ужинает элита царской России предвещает огонь революции. Но в ранних стихах пока этого не видно.
Родился сын у бедняка.
В избу вошла старуха злая.
Тряслась костлявая рука,
Седые космы разбирая.
За повитухиной спиной
Старуха к мальчику тянулась,
И вдруг уродливой рукой
Слегка щеки его коснулась.
Шепча невнятные слова,
Она ушла, стуча клюкою.
Никто не понял колдовства.
Прошли года своей чредою, —
Сбылось веленье тайных слов:
На свете встретил он печали,
А счастье, радость и любовь
От знака тёмного бежали.
15 декабря 1889 года
Кумир упал, разрушен храм,
И не дымится фимиам
Над пыльной грудою развалин.
Я в дальний путь иду, печален,
И не молюсь чужим богам.
Но если слышу я моленья,
Душа полна благоговенья,
И не с насмешкой брошу взгляд
На чуждый, суетный обряд,
А с тихой грустью умиленья.
Не позднее 1921 года
Ниже приведенные стихи как-нельзя лучше характеризуют тревожные мысли перед отходом ко сну, отпугивающие сон своими криками.
Едва зарезали свинью,
Летят со всех сторон синицы —
И, долю требуя свою,
Кричат прожорливые птицы.
Так думы жадные порой
Летят, одна другую клича,
Туда, где чуется добыча.
Нет, не любовь меня влекла,
Не жажда подвига томила, —
Мне запрещенный рай сулила
Царица радостного зла.
Окружена зловещей дымкой
Порочных снов и злых страстей,
Она сошла к душе моей
И научила презирать
Людские скучные забавы,
И чары тайные вкушать,
Восторгов тщетных, грез ночных
Струи кипучие так сладки, —
Но в сердце копятся от них
Легкая издевка над попыткой найти во всем прекрасное, игнорируя «другую сторону» сквозит почти во всем творчестве ФС.
Тогда насмешливый мой гений
Подсказывал немало мне
Я в поле вышел при луне, —
На мякоть зрелого арбуза
Похожа красная луна,
А иногда и жабы пузо
Напоминала мне она.
Что напишу? Что изреку
Стихом растрепанным и вялым?
Какую правду облеку
Его звенящим покрывалом?
Писать о том, как серый день
Томительно и скучно длился,
Как наконец в ночную тень
Он незаметно провалился?
Писать о том, что у меня
В душе нет прежнего огня,
А преждевременная вялость
И равнодушная усталость?
О том, что свой мундирный фрак
Я наконец возненавидел
Или о том, что злой дурак
Меня сегодня вновь обидел?
– Но нет, мой друг, не городи
О пустяках таких ни строчки:
Ведь это только все цветочки,
Дождешься ягод впереди.
Так говорит мне знанье света.
Увы! его я приобрел
Еще в младые очень лета,
Вот оттого-то я и зол.
Спасибо за пост. Смелый пост, а вы смелый Автор. Я, как и многие хорошо учившиеся в школе, ничего не знаю о существовании поэтов за пределами школьной программы. Вы открыли для меня нового человека.
Стихи, да и все искусство для многих служит лекарством от психологической травмы, которую получает вырастающий ребенок, начав понимать на каких на самом деле законах работает этот мир.
Мало у кого хватит яиц смотреть на действительность и собственную природу не прикрывая ее морализующими накидками.
Потому и минусов наставили, вы, Автор, посягнули поставить зеркало перед читателями, а они испугались в него посмотреть.
(пост нашелся слишком поздно, плюс поставить уже не могу)
Я довольно давно знаю Ф. Сологуба. Это мой любимый (наиболее близкий) поэт, хотя есть и другие. Я опубликовал подборку его стихов у себя на сайте. У Вас есть стихи, которые мне не попались. Я их украду для себя. Видимо, пропустил, когда читал, потому что мне не все стихи близки. А роман «Мелкий бес» при всем уважении, уж, очень мрачен и гротескный. Мне близка тематика, которой Вы посвятили статью, а так же все касаемое смерти и умирания. Есть отличные воспоминания о Сологубе, которые описывают его жизнь до самой кончины. Увы, перед страданиями, муками трудно оставаться последовательным. Но его трудно осуждать. Тело душит, а поэтические прозрения никуда не делись.
Стихи
Я прекрасна
Если день с утра паршивый,
И холодный, и дождливый,
И не хочется ни пива, ни партейки в домино,
Чтоб на сердце стало ясно,
Повторяй припев потрясный:
День говно, а я прекрасна,
Я прекрасна, день — говно!
Если завтра не суббота,
Если завтра ждёт работа,
Если мучает икота, зуб болит уже давно,
Чтобы жизнь не стала пресной,
Повторяй припев чудесный:
Жизнь говно, а я прелестна,
Я прелестна, жизнь — говно!
Если мир вокруг ужасный,
Мир опасный, мир несчастный,
Мир зубастый и блохастый,
Словно бешеный енот,
Победить его несложно,
Подпевай, насколько можно:
Мир говно, а я роскошна,
Я роскошна, мир — говно!
Если на исходе силы,
Если отовсюду вилы,
Если хочется текилы и французского кино,
Устранит все неполадки
Наша песенка на святки:
Всё говно, а я в порядке,
Я в порядке, всё — говно!
Литературные мистификации. Как Брюсов придумал двух поэтесс
В истории отечественной литературы Серебряного века есть много любопытных эпизодов, которые не вошли в школьные учебники. Всего ведь не расскажешь — надо многотомные сочинения писать, чтобы все эти факты и фактики уместить.
Иногда случайно обнаруживаешь какой-нибудь малоизвестный эпизод в биографии великих и очень хочется поделиться с читателями. Например, знали ли вы, что знаменитый русский поэт-символист Валерий Брюсов однажды решил притвориться сразу двумя поэтессами?
В общем, на рубеже 1910-х годов ему захотелось поиграть. Провести этакий литературный эксперимент по мотивам недавно прогремевшей на всю литературную Россию истории с выдуманной поэтессой Черубиной де Габриак.
Брюсов решил взять количеством. Вместо одной загадочной и талантливой незнакомки у него будет сразу две. Каждой он придумал звучное имя — Мария Райская и Ира Ялтинская. Осталось написать за них стихи, сочинить им биографию и ввести в отечественную литературу.
Особенно драматичным получился образ Марии Райской. Якобы Брюсов встретил в 1899 году 21-летнюю девушку, прочел ее стихи и сразу понял, что перед ним одаренная поэтесса. Однако в 1907 году Райская умерла в одесской больнице, и вот теперь Брюсов наконец решился воздать ей должное — опубликовать ее стихи. Трогательно?
Биографию Иры Ялтинской он не продумывал так серьезно. Зато у ее сборника уже даже появилось название: «Крестный Путь. Стихи за двадцать лет. 1893–1913 г.». Книга стихов должна была сопровождаться автобиографией.
Но обе девушки так и остались только проектом. В конце концов, Брюсов решил слепить из них одну, убрав все фамилии и биографические сведения. Осталось только имя — Нелли.
В 1913 году сборник «Стихи Нелли», подготовленный Брюсовым, увидел свет в издательстве «Скорпион» и поверг отечественных поэтов в недоумение. Подписи у них не было. Зато сборнику предшествовал сонет Брюсова в формате посвящения. В книге было 28 стихотворений — предельно изысканных и куртуазных:
Из-под шляпы чёрно-бархатной,
Вижу перлы, вижу яхонты.
Многие купились. Владислав Ходасевич написал рецензию на сборник:
«Имя Нелли и то, что стихи написаны от женского лица, позволяют нам считать неизвестного автора женщиной. Тем более удивительна в творчестве совершенно мужская законченность формы и, мы бы сказали, — твердость, устойчивость образов. Ведь читатель, конечно, согласится с нами, что стихи женщин, обладая порою совершенно особенной, им только свойственной прелестью, в то же время неизменно уступают стихам мужским в строгости формы и силе выражения».
Но вот Сергей Городецкий, например, не обманулся и напечатал статью, в которой недвусмысленно заявил, что автор этих строк — сам Брюсов. В ответ на это лидер русского символизма прислал в редакцию письмо с опровержением:
«Считаю совершенно необходимым заявить, что псевдоним Нелли принадлежит не мне, но лицу, не желающему пока называть свое имя в печати».
Правда ли, что Пушкин – автор стихотворения «Лакеи вечные Европы…»?
В последние годы по соцсетям гуляет стихотворение, в котором критикуется низкопоклонство перед Западом. Его автором часто называют Александра Сергеевича Пушкина. Мы проверили, правда ли это.
Контекст. Особую популярность эти стихи со ссылкой на Пушкина получили в 2014 году после событий в Украине — тогда многие адресовали их участникам Евромайдана. К примеру, одна из публикаций произведения в Facebook породила почти 800 репостов. Ходило стихотворение и в «Живом журнале». В августе того же года в своей статье для РИА «Новости» эти строчки приписал Пушкину политолог Юрий Городненко. В 2021 году текст стихотворения с подписью «А. С. Пушкин» появился на ограде возле Дома профсоюзов в Одессе.
Найти подобные строчки у Пушкина не получится — ни в канонических произведениях, ни в черновиках, ни в письмах. Одно из самых ранних сохранившихся упоминаний стихотворения в Рунете встречается в одном из блогов на портале газеты «Завтра» от 4 октября 2005 года, где произведение приписано некоей Елене Лаврентьевой из города Донецка. У Лаврентьевой есть своя страничка на сайте «Стихи.ру», из которой можно узнать, что она — член Союза писателей СССР с 1971 года. Искомое стихотворение, если верить поэтессе, написано 23 октября 2003 года и вошло в её печатный сборник 2006 года. В ряде публикаций уточняется, что произведение (посвящённое, как указано, «галицкой элите») было написано к первому Майдану, но тогда выходит, что некорректно указана дата его создания, ведь «оранжевая революция» произошла в 2004 году.
Таким образом, приписываемое Пушкину стихотворение о «лакеях Европы» на деле принадлежит поэтессе из Донецка и появилось в первой половине нулевых. Это далеко не первый случай, когда наследие великого поэта пытаются «обогатить» подобным способом. Так, в 2020 году Рунет облетело его фейковое стихотворение про карантин.
Ещё нас можно читать в Телеграме, в Фейсбуке и в Вконтакте. Традиционно уточняю, что в сообществах отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла), а в день обычно публикуем не больше двух постов.
Стихотворение
Командор. Памяти Владислава Крапивина
А здесь, похоже, еще не осень. Скорее, август, а то – июль. В теплейшем воздухе вьются осы живее всех веретён и юл, крапива щедро язвит лодыжки, звенит кузнечиковая рать, и ни малейшей тебе одышки, и никакого тебе одра. Шагаешь вдаль, невесом и тонок, готов полмира пройти пешком, то на деревья косишься, то на свои сандалии с ремешком, трава по пояс, пружины в пятках, футболка выпачкана в земле. Ты скинул больше семи десятков, ты снова Славка, тебе семь лет – листы акации вместо денег, синяк на локте, в зубах смола, твоя вселенная беспредельна и в то же время малым мала. А между тем подступает вечер, и ноги сами несут тебя на неизменное место встречи тобою выдуманных ребят.
В костре потрескивает валежник, но дым не горек, а сладковат. По этим отрокам в мире внешнем скучают ванная да кровать. Закат у Башни всегда оранжев и пахнет дикой густой травой. Сегодня каждый пришел пораньше, поскольку повод нерядовой, залиты йодом зигзаги ссадин, вихры приглажены в сотый раз. Посмотришь сбоку, а лучше сзади, ни дать ни взять – образцовый класс, ушей услада, очей отрада. Хотя, по сути, любой из них – боец мальчишеского отряда, дозорный, конник, трубач, связник. Хотя за каждым стоит такое, о чем и думать не хватит сил – шеренга серых казенных коек; планета, съехавшая с оси. У них задача – всегда быть рядом, пресечь войну, погасить раздор…
Сегодня вечером с их отрядом впервые встретится Командор.
К дню рождения А.С. Пушкина: «Пир во время чумы» Марка Захарова с Николаем Караченцовым и Олегом Янковским
В постановке участвуют артисты Московского театра им. Ленинского комсомола:
Николай Караченцов (Председатель), Татьяна Дербенёва (Мери), Галина Яцкина (Луиза), Олег Янковский (Священник).
Главная редакция литературно-драматических программ, 1974 г. Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv
Как появилось стихотворение «Ананасы в шампанском»
Это одно из самых известных стихотворений Серебряного века. Оно, как известно, принадлежит перу дерзкого и эпатажного поэта Игоря Северянина. Но мало кто знает, что к его появлению на свет причастен не менее дерзкий и не менее эпатажный поэт, которого потом назовут глашатаем революции. Да-да, речь о Маяковском.
Вообще, у Северянина с Маяковским были сложные отношения. Каждый из них считал самого себя главным гением эпохи, а окружающие только подогревали их соперничество.
Апогеем этого толкания плечами стали выборы короля поэтов, прошедшие в 1918 году в Политехническом институте. Участвовали многие, но главными претендентами оказались Северянин и Маяковский. Голоса зрителей распределились между ним. Чуть больше заветных бумажек с именем получил Северянин.
Маяковский и остальные футуристы на это жутко обиделись. И тут же устроили вечер под лозунгом «Долой всех королей». Но это уже другая история.
Что касается стихотворения «Ананасы в шампанском», то написано оно было в 1915 году. И, как ни странно, знаменитую строчку Игорю Северянину подсказал как раз его соперник. Тогда они еще дружили.
Это произошло в Симферополе, где оба поэта участвовали в так называемой Первой олимпиаде футуристов. Помимо них, выступали еще Давид Бурлюк и Вадим Баян. Собственно, в воспоминаниях Баяна и зафиксирован эпизод с ананасами.
«За столом Маяковский сидел рядом с моей сестрой — поэтессой Марией Калмыковой. По левую сторону у него был Северянин с дамой. Маяковский был весел и много острил, как направо, так и налево. Когда на бокал сестры упал с цветочной вазы лепесток розы и повис на нем кудряшкой, Маяковский сказал ей:
— Ваш бокал с моим был бы точен, если бы не был олепесточен.
Варьируя и комбинируя кушанья, он надел на фруктовый ножичек кусочек ананаса и, окунув его в шампанское, попробовал. Комбинация пришлась ему по вкусу. Он немедленно предложил своей даме повторить его опыт и восторженно обратился к Северянину:
— Игорь Васильевич, попробуйте ананасы в шампанском, удивительно вкусно!
Северянин тут же сымпровизировал четыре строчки, игриво напевая их своей даме:
— Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!»
Публика, как пишет Баян, была просто в восторге от экспромта. Северянин же, запомнив родившееся четверостишие, позже развил его в целое стихотворение, ставшее в итоге чуть ли не визитной карточкой поэта.
Кстати, если говорить точно, то оно вовсе не называется «Ананасы в шампанском». У него другое заглавие — «Увертюра». Правда, под ним его мало кто опознает.
Стихи о рыжей дворняге
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
— Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…
Труп волны снесли под коряги…
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце — чистейшей породы!
Композитор и исполнитель: Zick Ryder, сольный музыкальный проект «Dust Factory».
«Травка зеленеет, солнышко блестит…» Оказывается, это польская песенка!
У великого композитора Фредерика Шопена есть очень известный цикл польских песен. Одна из этих песен называется Poseł. Давайте заглянем в текст этой песни.
Rośnie trawka, ziółko
Zimne dni się mienią:
Ty, wierna jaskółko
Znow przed naszą sienią
А вот буквальный перевод на русский: «Травка растет, зимние дни миновали. Ты, верная ласточка, снова летишь в наши сени».
Ничего не напоминает? Все правильно, это же знакомые нам с детства строки: «Травка зеленеет, солнышко блестит. Ласточка с весною в сени к нам летит».
Но при чем тут поляки? Ведь это же стихотворение «Ласточка» русского поэта девятнадцатого века Алексея Плещеева!
Оказывается, знаменитая плещеевская «Ласточка» представляет собой перевод польского стихотворения, автором которого является Стефан Витвицкий.
Если вы откроете сборник стихотворений Витвицкого в переводе на русский язык, то увидите там цикл «Сельские песни». В цикле этом пять стихотворений. И первое из них начинается так:
В сени к нам летит…
Все пять стихотворений переведены… Алексеем Плещеевым.
Собственно, сам Плещеев себе ничего не присваивал, он издавал свой перевод именно как перевод. Точно так же, например, в сборники Лермонтова регулярно включалось переведенное им стихотворение Гете «Горные вершины спят во тьме ночной…».
А Шопен? А Шопен просто положил на музыку произведение Витвицкого.
Немного о семейной жизни от классика
. Поживёшь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна и легка.
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдёшь мужика.
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
От работы и чёрной и трудной
Отцветёшь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь няньчить, работать и есть.
И в лице твоём, полном движенья,
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдёшь ты тяжёлый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
Школьная литература. Почему-то все запомнившиеся мне стихи Николая Алексеевича вызывали эмоции в духе «сдохни, тварь!» в отношении какого-нибудь персонажа. Особенно «Ямщик» и «Нравственный человек».
Почему враждовали два великих русских писателя
Два писателя-современника — Достоевский и Тургенев — откровенно враждовали друг с другом на протяжении долгого времени, хотя поначалу были хорошими друзьями. Что послужило причиной непримиримого конфликта, из-за которого писатели даже перестали разговаривать? Вражда Достоевского и Тургенева длилась долгие годы, и тому было несколько причин…
На уроках литературы классиков обычно ставят в пример и рассуждают больше об их положительных качествах и нравственных достоинствах. Однако даже великие писатели были, прежде всего, живыми людьми со своими пороками, привязанностями и антипатиями. В самом начале, когда Достоевский только познакомился с Тургеневым, то был им совершенно очарован. Они достаточно быстро сошлись и привязались друг к другу, но затем начались размолвки. Их причиной стало общение в кружке Белинского. Молодой Достоевский, уже успевший издать роман «Бедные люди», вёл себя высокомерно и прямо заявлял о том, что он талантливее всех.
Кружок Белинского Тургенев, в свою очередь, часто ради развлечения провоцировал своего приятеля, а затем, как сейчас говорится, троллил, доводя того до белого каления: спорил, запутывал, высмеивал. Достоевский, который терпеть не мог, когда задевали его самолюбие, злился, нервничал и подозревал всех в зависти к его таланту. Такое поведение не красило писателей, но конфликт всё ещё не принял катастрофических масштабов. Вражду классиков усугубила ссылка Достоевского в Сибирь, куда тот отправился за «за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева». Время, проведённое на каторге в Омске, сильно повлияло на писателя: он вернулся убеждённым православным монархистом, в то время как Тургеневу были чужды эти взгляды. Какое-то время их неприятие друг друга почти забылось и сошло на нет. Писатели словно обменивались комплиментами: сначала повесть Тургенева «Призраки» напечатали в журнале, который издавал Достоевский, затем Достоевский высоко оценил роман «Отцы и дети», а Тургенев, в свою очередь, заявил о том, что его пока ещё друг очень точно понял идею романа.
Иван Сергеевич Тургенев «Вы до того полно и тонко схватили то, что я хотел выразить Базаровым, — писал он, — что я только руки расставлял от изумленья — и удовольствия». Но этот период не продлился долго. Выход романа Тургенева «Дым» стал той чертой, после которой стало ясно, что продолжать дружеские отношения не получится. Новая книга Тургенева показала, что идеологические разногласия между двумя писателями слишком велики, чтобы быть незамеченными. Последняя встреча писателей состоялась в Баден-Бадене в 1867 году, когда литераторы проспорили почти полтора часа и после порвали все отношения. Достоевский не смог простить Тургеневу атеизма и западничества — такое отношение к России он считал крайне неприемлемым и возмутительным. Однако разрыв отношений никак не помешал классикам «воевать» дальше, в том числе, и на страницах книг. Тургенев резко и оскорбительно критиковал произведения Достоевского: назвал впечатление о «Преступлении и наказании» продолжительной холерной коликой и разгромил роман «Подросток».
Фёдор Михайлович Достоевский Достоевский не отставал в своих остротах и упрекал коллегу в отрыве от реальности, в которой живёт Россия. Но действовал он тоньше: перенёс выяснение отношений с коллегой на страницы новой книги. Именно так в романе «Бесы» и появился образ высокомерного писателя-западника Кармазинова, который стал едкой и злой пародией на Тургенева. Намёк на улучшение отношений появился лишь один раз, когда Достоевский, произнося речь о Пушкине, публично признал образ Лизы из «Дворянского гнезда» прекрасным положительным типом русской женщины. Однако налаживать отношения было уже поздно: всё зашло слишком далеко, и Тургенев не пошёл на примирение. Даже после смерти своего коллеги он продолжал язвить, сравнивая его с Маркизом де Садом и распуская непристойные слухи о личной жизни Достоевского.