кто были первыми учителями в школах на руси

Первая учительница на Руси

Каждый помнит свою первую учительницу, ведь именно она встретила нас на пороге школы. А знаете ли вы, кто стал основательницей первой на Руси школы для девочек? Анна – благоверная великая княжна, прозванная Янкою. О ней узнали участники Пятых Свято-Елисаветинских чтений, которые прошли в Марксе в начале ноября. И о ней рассказ для читателей нашей газеты «Церковная жизнь» и сайта «Православное Заволжье».

Воспитанна и образованна

Дочь великого князя Всеволода I Ярославича и греческой царевны Марии, внучка Византийского императора Константина Мономаха, будущая игуменья женского монастыря родилась и воспитывалась в семье очень образованных людей. Ее отец – родоначальник великих князей и царей московских – один из высокообразованных людей того времени: знал пять языков, был начитан и просвещен.

Великий князь Всеволод Ярославич, по словам летописи, «с детства любил Бога и правду, оделял бедных, чтил епископов и священников, особенно же черноризцев». Мать Анны – греческая царевна, она доставила на Русь настоящее сокровище – мощи великомученицы Варвары.

Образование княжича Владимира (брата Анны), будущего киевского князя Владимира Мономаха, и княжны Анны было разносторонним. Их учили математике, философии, астрономии, риторике, славянской грамоте, иностранным языкам, в том числе греческому.

Благоверная Анна при благотворном влиянии родителей являла образец девственной красоты, честь и славу княжеского дома. Отец и мать очень любили Анну и называли ее уменьшительным именем – Янкой, Аннушкой.

Княжна Анна с детства наполнила свою боголюбивую душу христианскими добродетелями. С молодых лет ее отличали высокая набожность, любовь к молитве и стремление к правде. Довольно рано Анна полюбила книги, отец даже позволял ей переписывать их.

Жизнь – Богу

С раннего возраста Янку готовили к непростому замужеству. Как известно, род Рюриковичей породнился со многими царскими и королевскими домами Европы. Совсем юной княжна Анна Всеволодовна была сосватана за византийского царевича Константина Дуку Старшего. Только вот из-за дворцовых интриг царевич был насильно пострижен в монахи, и предполагавшийся брак не состоялся.

Печальная участь жениха настолько потрясла юную княжну, что она решает и сама принять постриг, посвятив девство свое Господу. Янка становится первой юной монахиней из княжеского рода. «Девство, – говорит преподобный Антоний Великий, – подобие Ангелам, духовная и святая жертва, великий дар Божий, залог будущего наследия в Небесном Царстве».

Школа для девочек и монахинь

В Византии княжна побывала в женских монастырях, где узнала не только про духовно-молитвенную жизнь насельниц, но и познакомилась с женским образованием. По возвращении на родину Янка упросила отца и Киевского митрополита открыть женский монастырь, где она сможет обучать грамоте девочек. Идею основания первого женского монастыря на Руси и создания при нем школы для девиц горячо поддержал любимый брат – будущий великий князь Владимир Мономах. Это придало Янке уверенности и настойчивости.

Князь Всеволод построил каменный храм во имя апостола Андрея Первозванного, при котором и был создан монастырь. Княжна принимает новую обитель в свое ведение, и уже вскоре при Андреевском в Киеве монастыре Анна Всеволодовна основала первую известную на Руси школу для девочек.

Известно, что Анна собрала в свой монастырь много монахинь и учила их писанию, а также ремеслам, пению и шитью. Святая Анна ревностно занималась и обучением Закону Божию девиц в училище при ее монастыре. Она сама учила их грамоте, письму и пению. Кроме наук, девушки учились и ремеслам – прядению, ткачеству, пошиву одежды и вышиванию.

Посольство в Византию

Главной проблемой для школы стало отсутствие высокообразованных учительниц, которых в Киеве практически не было. Поэтому Анна поехала в Византию, чтобы там найти их для своей школы.

За несколько лет игуменства Анна Всеволодовна так глубоко постигла искусство церковного управления и дела митрополичьего дома, так хорошо узнала русский и константинопольский клир, что после смерти митрополита Иоанна II Продрома в 1089 году самостоятельно снарядила посольство в Византию. В истории Церкви это было уникальное событие: ни до Анны-Янки, ни после нее княжны-монахини, да и вообще женщины, не ездили в Константинополь по столь важным делам. Игуменья Андреевского монастыря имела в Русской Церкви очень большой авторитет. К тому же она так хорошо владела греческим языком, что имела возможность легко общаться с греческим духовенством.

Из той же поездки преподобная, возглавлявшая русскую делегацию, привезла в Киев митрополита Иоанна III, выбранного после смерти его предшественника на Киевском митрополичьем престоле.

Добрый пример

Благочестивая княжна своим примером возбуждала сильное движение в сердцах современниц. Самоотречение благоверной княжны, ее строгая жизнь воодушевляли живших с ней ревностью к подвигам жизни духовной.

После смерти князя Всеволода Анна-Янка осталась жить в своем монастыре. Ее помощницей стала младшая сестра Екатерина. В Киеве осталась и вдова Всеволода Анна, мачеха Янки, которая в конце жизни также стала монахиней.

В монастырь поступила сестра Анны Евпраксия. Монахинями стали и племянницы святой Анны – Евфимия и Мария, дочери Владимира Мономаха.

Княжна наравне со всеми жила по иноческим правилам, в посте, молитвах и глубоком смирении. В иноческих подвигах, связанных с управлением и обустройством монастыря, с ее личным духовным возрастанием, княжна провела 26 лет.

Утерянная обитель

Духовный опыт и подвижнический подвиг благочестивой княжны-инокини не могли не найти живого отклика у многих ее современниц, в искреннем устремлении к совершенству повторивших монашеский путь. Тем более нашел он понимание среди ближайших родственников, для которых устремленность к монашеству была столь же искренней и духоподъемной.

Просветительская и благотворительная деятельность Анны была настолько известна, что со временем обитель утратила первоначальное название и стала именоваться Яниевой (вплоть до Батыева нашествия), но потом она была разрушена и перестала существовать, сохранилась лишь часть стены.

По летописям, святая Анна скончалась 3 ноября (16 по новому стилю) 1112 года. Время ее канонизации неизвестно. После разрушения обители в 1240 году местоположение монастыря – а вместе с ним и мощей святой – оказалось забыто. По некоторым источникам мощи преподобной находятся в частном владении.

Пример жизни Анны Всеволодовны показывает, что совершать подвиги и спасать свою душу можно в любом социальном статусе: князь ли ты или директор, крестьянин или простой рабочий. Главное – искреннее стремление к Богу.

Историки считают Анну-Янку первой учительницей на Руси, поставившей перед собой цель – дать разностороннее образование юным девушкам. Деятельность Анны-Янки по созданию монастыря и организации при нем училища для девочек произвела большое впечатление на современниц. Через некоторое время ее примеру стали следовать молодые девушки в Полоцке, Суздале и других русских городах. Они в юном возрасте отрекались от всех радостей мирской жизни и уходили в монастырь, чтобы заниматься чтением и переписыванием книг, передавать свои знания окружающим и служить Богу.

Источник

История учительства в России

В двадцатом веке и в двухсотом —
Учитель вечен на земле, —

это строчки из стихотворения И. И. Бейнаровича, учителя-историка с 50-летним стажем. А в чудесном стихотворении Вероники Тушновой сказано так:

Профессия учителя действительно вечна, и возникла она очень давно.

Первую школу, по легенде, открыл после Великого Потопа Сим, сын библейского Ноя. Если же основываться на результатах археологических раскопок, то первые школы появились в странах Древнего Востока — Вавилонии, Ассирии, Египте, Индии. Необходимость передачи опыта и знаний новым поколениям, подготовки их к жизни и труду привела к появлению профессии учителя и учебных заведений. С тех давних пор школа является основой для эволюции человечества.

Первые учителя: мастера грамоты, священники, иностранцы

Первые школы на Руси возникли в конце X века, когда христианство стало государственной религией. В них обучали грамоте, церковному пению и греческому языку. На протяжении Средних веков главными центрами книжности были церкви и монастыри. Существовали и частные преподаватели — так называемые «мастера грамоты». Плату с родителей учеников они брали не только деньгами, но и продуктами, одеждой, другими необходимыми вещами.

В Москве первое высшее учебное заведение — Славяно-греко-латинская академия — открылось лишь спустя столетие.

В царствование Екатерины II в уездных городах появились малые народные училища, в них давали начальное образование. Кое-где открылись главные народные училища: их программа была рассчитана на пять лет, а выпускники могли преподавать в начальной школе. В 1779 году первая учительская семинария открылась при Московском университете, а спустя четыре года — при Главном народном училище в Петербурге.

Педагогическое образование и новый статус учителя

В 1802 году император Александр I учредил Министерство народного просвещения. Во многих городах появились гимназии. В них давали всестороннее образование и готовили к поступлению в университет. Выпускник гимназии мог сразу пойти на государственную службу или сам стать преподавателем.

В 1834 году было принято Положение о порядке производства в чины по гражданской службе. Преподавателей высших учебных заведений, гимназий и прогимназий, учителей уездных и приходских училищ и домашних учителей приравняли к гражданским служащим. Первый классный чин давали в зависимости от сословной принадлежности и образования. Наиболее квалифицированными считались выпускники университетов, они сразу могли получить чин XII–VIII класса. Ниже по статусу были учительские институты и учительские классы гимназий, а еще ниже — учительские семинарии и епархиальные училища. Их выпускники должны были проработать несколько лет, прежде чем получали свой первый чин.

Дальнейшее продвижение зависело, как в армии, от должности и сроков «беспорочной» службы. Например, должность учителя уездных училищ соответствовала армейскому званию поручика, а гимназии — после определенного срока работы — званию майора. За особые заслуги можно было получить чины вплоть до статского советника, а профессор университета мог претендовать на чин IV класса, который соответствовал званию генерал-майора (по состоянию «Табели о рангах» на 1830-е годы). Чинопроизводство и сопутствующие ему льготы — освобождение от податей, пенсия, личное и потомственное дворянство — не распространялось на учителей начальных сельских школ.

В то же время сельский учитель Медведенко из пьесы Чехова «Чайка» говорил: «Я получаю всего 23 рубля в месяц, да еще вычитают с меня в эмеритуру… на практике выходит так: я, да мать, да две сестры и братишка, а жалованья всего 23 рубля. Ведь есть и пить надо? Чаю и сахару надо? Табаку надо? Вот тут и вертись». Эмеритурой называли пенсионные взносы. Так как сельские учителя в отличие от преподавателей гимназий не обеспечивались государственной пенсией, деньги «на старость» им приходилось отчислять из собственного жалованья.

Борьба за всеобщее обучение

В годы царствования Николая II правительство стало лучше финансировать начальные школы. К 1915 году среди детей 8–11 лет в Московской и Петроградской губерниях 81–90% учились в школах. Правда, в других регионах этот процент был значительно ниже.

Особенно остро нехватка учителей ощущалась в деревнях. Выпускников отправляли туда по распределению. Работа и условия были трудными: учителю нередко приходилось жить прямо в школе, у него не было своего огорода и скотины, а маленькое жалованье часто выплачивали с задержкой. В любой момент молодого специалиста могли перевести на новое место работы. Учителей из больших городов принудительно направляли в сельскую «командировку» на два-три года.

В 1936 году учителям значительно повысили жалованье. Средняя зарплата выросла в два-три раза: в начальной школе до 250–300 рублей, а в средней — до 270–425 рублей. Но и это были небольшие деньги: пара женских туфель стоила 280 рублей, а мужское пальто — 350 рублей.

Однако профессия считалась почетной и важной. Выпускники школ продолжали поступать на педагогический, а грамотность населения росла. Если в 1926 году по результатам переписи читать и писать умели чуть больше половины опрошенных, то к 1959 году — почти все.

Образ учителя в литературе и кино

Денис Фонвизин в комедии «Недоросль» вывел типичного для XVIII века иностранца Вральмана — кучера, подавшегося в домашние педагоги. Однако уже в литературе XIX века можно было найти «идеальных» учителей. Например, Перский из «Кадетского монастыря» Николая Лескова имел реального прототипа — выдающегося военного педагога Михаила Перского. Но типичного преподавателя или директора гимназии писатели все же представляли как бездушного чиновника, тирана или опустошенного несчастного человека.

В 1941 году на экраны вышел фильм «Весенний поток». Его главной героиней стала сельская учительница Надежда Кулагина, которая боролась за то, чтобы образование получили даже безнадежные ученики. Постепенно в советской культуре складывался образ идеального учителя — нравственно безупречного, справедливого наставника. Строгая, но отзывчивая учительница Анна Ивановна появилась в повести «Первоклассница» Евгения Шварца. В 1948 году произведение экранизировали. В золотой фонд советского кино также вошли «Весна на Заречной улице», «Доживем до понедельника», «Большая перемена» и десятки других картин об учителях.

https://www.culture.ru/materials/254941/uchitel-v-rossii-ot-mastera-nevezhi-do-statskogo-sovetnika

Педагоги по призванию. 5 самых известных русских учителей

Сильвестр

«В этой книге отыщешь ты устав о домовном строении, как учить жену и детей и слуг, и как всякий запас собирать — и хлебный, и мясной, и рыбный, и овощной, и о домашнем хозяйстве, особенно в сложных делах, – написано в предисловии к «Домострою». Далее Сильвестр подробно разбирал каждую сферу жизни. Так, священник учил при входе в помещение «носъ высмаръкати», снять шапку, вытереть грязные ногти, помолиться и постучаться в дверь. Муж должен работать и быть трудолюбивым, жена – слушаться его и заниматься домашним хозяйством, а дети – уважать и почитать своих родителей. Далее Сильвестр объяснял, что у каждого должна быть нарядная одежда, предназначенная для праздничных дней. В конце книги автор писал, как хранить и готовить разные овощи.

«Домострой» – не просто средневековый учебник. Из книги можно почерпнуть подробные сведения о быте и социальном устройстве на Руси.

Василий Жуковский

Василий Жуковский известен не только как великий поэт и друг Пушкина, но и как домашний педагог царской семьи. Он был учителем наследника престола Александра Николаевича – будущего императора Александра II. Жуковский лично разработал 12-летний план обучения, куда входили уроки по русскому языку, истории, географии, нравственности и другим дисциплинам. В образовании великого князя поэт добился больших успехов и был щедро награжден за свои труды.

И если Александр II был всю жизнь признателен своему наставнику, то великая княгиня Александра Федоровна, которая также была ученицей Жуковского, не оценила его педагогического таланта. В своих мемуарах жена Николая I, немка по происхождению, писала, что Жуковский был замечательным поэтом, но не самым лучшим педагогом, из-за чего русский язык давался ей нелегко. «Он был человеком слишком поэтичным, чтобы оказаться хорошим учителем, – писала императрица. – Вместо того, чтобы корпеть над изучением грамматики, какое-нибудь отдельное слово рождало идею, идея заставляла искать поэму, а поэма служила предметом для беседы; таким образом проходили уроки. Несмотря на мое страстное желание изучить русский язык, я постигала его плохо».

В 1841 году Жуковским перестал быть придворным учителем и занялся образованием собственных детей – Александры и Павла.

Константин Ушинский

Константин Ушинский стал основоположником научной педагогики в России. В середине XIX века он переехал из Москвы в Петербург и получил место преподавателя русской словесности в Гатчинском Сиротском институте. В стенах учреждения Ушинский обнаружил большую библиотеку с книгами по педагогике. Прочитанная литература оказала на молодого педагога сильное влияние, и он стал автором «Журнала для воспитания», где публиковал свои статьи о реорганизации образовательной системы в стране.

В своих публикациях Ушинский выступал за демократизацию народного образования. Особое внимание педагог уделял начальному образованию. Ушинский считал, что в процессе обучения должен быть элемент игры, а самим преподавателям нужно не зацикливаться на своих предметах, а заниматься еще и воспитанием детей. Урок, писал Ушинский, это главная форма единства воспитания, образования и развития. Он разработал целый ряд методик – повторения учебного материала, формирования у детей общих представлений и понятий на основе наглядного материала и развития у детей мышления и речи. Некоторые консерваторы называли педагога вольнодумцем, однако Ушинский не прекращал развивать свою теорию о том, что воспитанием школьников должны не только родители, но и учителя.

Позже он перешел на работу в Смольный институт благородных девиц, где открыл класс для подготовки воспитательниц. По воспоминаниям современников, Ушинский экзаменовал учениц в два счета: он формулировал свои вопросы четко и ясно, а по ответам девочек сразу был понятен уровень их знаний. «Педагогика не наука, а искусство – самое обширное, сложное, самое высокое и самое необходимое из всех искусств, — говорил Ушинский. – Оно стремится к идеалу, вечно достигаемому и никогда вполне недостижимому: к идеалу совершенного человека».

Лев Толстой

Писателя Льва Толстого всегда волновали проблемы воспитания и образования детей. В 1859 он открыл в Ясной поляне собственную школу для крестьянских детей. Она располагалась во флигеле рядом с домом Толстого.

В школе велось обучение по 12 разным предметам – арифметике, чтению, географии, рисованию, пению и другим. Сам писатель вел, в основном, математику, физику и историю. Уроки начинались в 8-9 утра и длились до 15-16 часов с перерывом на обед. Порядки в учебном заведении были довольно лояльными: за прогулы никто не наказывал, за неуспеваемость не ругали, домашних заданий и вовсе не было, а в классе каждый мог сесть на любое место. «Образование на деле и в книге не может быть насильственно и должно доставлять наслаждение учащимся, – объяснял это Толстой. – Вернейший признак действительности и верности пути образования есть удовольствие, с которым оно воспринимается».

О теплом отношении учеников к Толстому как к педагогу можно судить и по сохранившемуся до наших дней рисунку, сделанному одним из школьников. На нем ребенок изобразил, как двое ребят соревнуются в перетягивании каната, а рядом стоит учитель и поддерживает их. Рядом автор рисунка подписал: «Милый человек Лев Николаевич».

Надежда Крупская

Перед тем, как стать верной соратницей и женой Владимира Ленина, Крупская занималась преподавательской деятельностью. После окончания гимназии она получила звание домашней учительницы и давала уроки математики. Позже, когда Крупская изучила марксистские идеи и прониклась их духом, она перешла на работу в вечернюю школу для рабочих. Там Крупская учила пролетариат считать и писать, а также активно пропагандировала марксизм среди трудящихся.

При этом она продолжала заниматься и образованием для детей. Крупская заявляла, что школа должна «воспитывать нового человека», а труд и знания должны стать неотделимыми. Она работала над организацией пролетарского юношеского движения, комсомола и пионерии. Именно Крупская первой выступила с речью о том, что школы должны быть светскими, а обучение в них – патриотическим и интернациональным.

Источник

Учитель: история профессии

Приблизительное время чтения: 19 мин.

Когда появились первые учителя? Как их воспринимало общество? Ради чего они трудились? Верно ли, что в древности почти все были безграмотны? Как менялось представление об учительстве на протяжении веков? Об этом — наш разговор с философом и культурологом, профессором Высшей школы экономики Александром Львовичем Доброхотовым.

С чего все началось

— Александр Львович, а когда вообще появились первые учителя?

— Любая профессия предполагает преемственность. Охотник учил детей выслеживать оленя, гончар — месить глину, и так далее. Но трансляция знаний от мастера к ученику — это еще не школа. То, о чем мы говорим, — то есть учительство как профессия — появилось тогда, когда возникли первые цивилизации — Египет, Месопотамия, Индия, Китай. Это время, когда появляются государства, появляются писаные законы. Тогда же возникает и социальный запрос на грамотного администратора. Любому государству нужны чиновники, ведающие сбором налогов, переписью, общественными работами, снабжением войска. Раньше, в племенную эпоху, с задачами власти справлялись ближайшие слуги вождя или царя. Но с возникновением больших государств потребовалась целая иерархия слуг, которые работают со знаковыми системами — письменностью и арифметикой. То есть производство грамотных людей выделилось в отдельную задачу. Именно тогда и появляется школа — как государственная система продуцирования образованных людей.

— Есть расхожее мнение, что в древнем мире образованием всецело ведали жрецы. Так ли это?

— Это ложный стереотип. Конечно, жречество заботилось о передаче сакральных знаний, но вовсе не ставило себе задачей передавать их массам. Массам достаточно было примитивных, адаптированных представлений, передававшихся от родителей к детям. Да, были жреческие школы, но весьма немногочисленные и решающие исключительно внутренние задачи жреческой иерархии. Жрецы не пытались подмять под себя государственную систему образования.

Оксиринхский папирус ок. 100 г. н. э. с диаграммой к «Началам» Евклида

— А такая разве была?

— Да. И надо сказать, со времен Месопотамии школа не очень-то сильно изменилась. Она вообще крайне консервативный институт. Египетский или шумерский учитель очень похож на нынешнего, потому что и там, и тут ставится одна и та же задача: государству нужен определенный уровень грамотности. Следовательно, необходимо, во-первых, системно его передавать, во-вторых, не слишком ограничивать право на образование сословными рамками (иначе не появится кадровый ресурс, не будет того, что мы сейчас называем «социальными лифтами»), и, в-третьих, нужно, чтобы знание было технологичным, то есть предполагается некий обязательный стандарт: умение читать, писать, считать, знать основные ценности своего отечества. Именно тогда появляется школа как группа учеников, с которой работает учитель.

— Государственная школа? Существующая на бюджетные деньги?

— Нет, как правило, это частная школа — еще со времен Египта и Шумера. То есть человек объявляет, что организует школу и берет за обучение такую-то плату, к нему ведут детей, он их учит. И он не один такой, есть разные школы, и родители могут выбирать. Государство, впрочем, за школами присматривает, но никаких специфических органов, никакого Минобраза нет. Просто если на учителя поступают жалобы городским властям, ему могут запретить преподавать.

Несколько позднее появляются школы при храмах и дворцах. Дворцовые школы — это уже несколько иной сюжет, там ставится задача образования и воспитания высшей государственной элиты. Мы же говорим о школе массовой, элементарной. В Риме ее называли «тривиальной», поскольку часто она размещалась у перекрестков. На протяжении почти всей человеческой истории она практически не претерпела изменений. Это частная платная школа, где дают базовый набор знаний и умений.

Учитель или педагог?

— А воспитание? Занималась ли древняя школа воспитанием детей?

В общем-то, нет — то есть воспитание было все-таки вторичным по отношению к образованию. В древнем мире вообще
основой воспитания была семья. То есть воспитывал либо отец, либо семейные слуги. Так было и в Египте, и в Шумере, и в греко-
римском мире. В Греции, кстати, такие слуги назывались «педагогами».

— Интересно, что сейчас понятия «учитель» и «педагог» фактически стали синонимами.

— Ну а в древности было не так. Учителем называли человека, который непосредственно ведет уроки в школе. Кстати,
специализации тогда не было, один учитель преподавал все, как мы бы сейчас сказали, предметы: то есть грамоту, счет,
литературу, мифологию. В более редких случаях у учителя были ассистенты-подмастерья, но и они больше отвечали за порядок в
школе.

А педагог — это слуга, сопровождающий ребенка в школу, забирающий его оттуда и часто сидящий рядом с ним на уроках. Статус его был довольно сложным, неоднозначным. По античной литературе мы видим, что авторы порой ворчали: дескать, если раб годится работать, он работает, если же нет — он педагог. И это неправильно, — делали вывод авторы, — ибо педагог должен быть воспитателем, а в воспитатели не всякий годится.

Платон и Аристотель. Лука делла Роббиа. 1437

То есть статус педагога не сводился только к сопровождению ребенка в школу. Педагог еще и воспитывал, да и вообще был спутником жизни своего подопечного. Фактически, он был «дядькой», как называлось это в русской культуре XVIII-XIX веков. Савельич при Петруше Гриневе — типичный педагог, именно в античном смысле этого слова.

Но в античном мире статус педагога мог повышаться. В определенных обстоятельствах он мог стать опекуном ребенка, нести за него финансовую и юридическую ответственность, и даже выполнять роль родителя. Кстати, он имел право и телесно наказывать ребенка. Вообще, детей во все времена били, и дома, и в школе, невзирая на происхождение и сан. В Египте бытовала поговорка, что ухо мальчика находится на его спине. Впрочем, бывало и так, что ребенок из знатной семьи давал педагогу сдачи.

— А верно ли, что в древнем мире в школах учились только мальчики?

— Это еще один миф. В древнем мире гендерный вопрос вообще не стоял слишком жестко. Гораздо большее значение, нежели пол, имел статус семьи. Если ребенок из знатной семьи, то он уважаем, неважно, мальчик это или девочка. Вообще, как правило, девочки получали образование в семье. Но были и школы для девочек, а были и совместные школы, где мальчики и девочки сидели отдельными группами, но в одном помещении. Заплатил деньги — и учись, неважно, какого ты пола и возраста.

Зачем учиться? Зачем учить?

— А почему вообще детей отдавали в школы? В чем их родители видели ценность образования?

— Прежде всего, образование открывало возможность социального роста. Образованный человек мог стать чиновником или писцом, то есть обрести высокий статус. Образованный чиновник-администратор иногда в глазах общества значил больше, чем родовитый вельможа. То есть образование — это путь в элиту. Причем жесткого сословного барьера не было. Свободный человек, пускай и незнатного происхождения, мог сделать большую карьеру. И в Египте, и в Шумере, и в Греции, и в Риме были свои Ломоносовы — талантливые люди из простонародья, желавшие учиться. Другое дело, что огромное большинство людей шло по стопам родителей. Отец у тебя горшечник — значит, и тебе нужно быть горшечником, так уж принято. Однако возможность подняться выше все равно была.

Вторая причина, по какой ценилось образование, — культурная. Человек, получивший образование, — это человек, впитавший в себя культуру своего народа, это полноценный гражданин (особенно это касалось греко-римского мира).

О мотивации самих учеников судить трудно. В самом деле, по каким источникам мы могли бы это сделать? Юноши мемуаров не пишут. Зато до нас дошло несколько любопытных документов мемуарного типа, где люди дают оценку своим детским и юношеским годам: мол, я учился, я старался, я выделился. Вон тот — вельможа, а я стал выше него.

Кроме того, учились ведь долго, минимум десять лет. Так что к юношеским годам у многих школьников уже могла возникнуть иная мотивация, нежели страх палки.

— Давайте поговорим об учителях. Кто мог стать учителем в античном мире?

— Кто хотел, тот и становился. Дипломов и сертификатов тогда не требовали. Объявляет человек, что открывает школу, — к нему и идут. Или не идут — если учит плохо или плату требует слишком большую. То есть в полной мере действовали рыночные законы. Что же касается мотивации учительства, то она чаще всего тоже была вполне рыночной — заработать денег. Иногда учительство становилось для человека подработкой, в дополнение к основной профессии. Скажем, школу мог открыть и ремесленник.

Впрочем, особо доходной профессией учительство никогда не было. Иногда учителю элементарной школы что-то подбрасывало государство — сейчас бы мы назвали это «грантами». Иногда платили натурой — это мог быть мешок проса, к примеру.

В целом в античном мире социальный статус учителя был не слишком высок. В нынешних понятиях — это нижняя граница среднего класса. Важно еще и то, что учителя не составляли никакой корпорации, «цеха», они были каждый сам по себе. В целом их уважали, но не более того.

Государство в какой-то мере контролировало деятельность учителей, но, конечно, не так, как сейчас. Не было никаких инспекторов. Просто если жалоб на данного учителя оказывалось много, власти как-то реагировали. Известны случаи, когда учителем были недовольны, и ему приходилось закрыть школу, уехать из города, заняться чем-то иным — к примеру, торговлей. Но чаще всего происходила естественная регуляция: к тому, к кому прилипла слава плохого учителя, просто не отдавали учеников.

В христианскую эпоху

— А что изменилось, когда Римская империя приняла христианство? Как Церковь отнеслась к античным школам?

— Это еще один предрассудок — будто бы Церковь отрицательно относилась к античному образованию и желала искоренить языческие школы, заменив их христианскими. На самом деле все было гораздо сложнее. Империя, став христианской, не перестала быть античной. Подданный христианской империи оставался человеком античного мира и очень многое принимал как само собой разумеющееся. В том числе и школу. Люди понимали: хочешь жить в обществе — получай обычное светское образование. Другое дело, что это светское образование дополнялось религиозным внутри христианской общины. Там, в общине, и детей и друг друга учили основам веры, читали и толковали Священное Писание. Мы об этом знаем, к примеру, из «Исповеди» Блаженного Августина. То есть конфликта как такового между светской школой и Церковью не было. Церковь не стремилась разрушить светское образование, а создавала островки своего образования, духовного.

Образ западно-европейской школы XIV века

— Ну а когда же появились первые христианские школы?

— Условно говоря, не раньше VI века по Р. Х. То есть на Востоке — это уже время Византии, на Западе — Карла Великого. Причем между Западом и Востоком тут большая разница. На Западе эти школы действительно можно назвать христианскими, потому что они открывались при монастырях и церковных приходах. А вот в Византии школа по сравнению с античностью почти не изменилась — она так и оставалась светской, содержание образования оставалось прежним. То есть грамота, счет, риторика, немного литературы, немного истории.

Что интересно — государственная власть в Византии практически не обращала внимания на начальную школу. Иногда учителям давали налоговые льготы (к примеру, при Юстиниане), иногда эти льготы снимали, но в деятельность школ не вмешивались. Историки с удивлением пишут, что мощная христианская империя оставила начальное образование таким же имперским, как и в языческую эпоху.

Иное дело — высшее образование, хотя тут нелегко понять, что же именно в Византии можно считать высшей школой. Зачастую это были «кружки по интересам», где высоко образованные люди общались между собой и просвещали юношество. Назвать такие неформальные объединения университетами довольно сложно. Вот к такому образованию империя проявляла уже гораздо больше интереса. Иногда спонсировала, иногда вмешивалась в борьбу разных культурных моделей — ведь эти то ли университеты, то ли кружки, как правило, становились площадками для обсуждения богословских вопросов, к которым византийская власть была, прямо скажем, неравнодушна.

— Изменило ли христианство мотивацию учителя в византийской начальной школе?

— Скорее нет, чем да. У нас нет никаких свидетельств, что учителя в массе своей испытывали какой-то особый пафос и рвались сеять в детские души «разумное, доброе, вечное». Они могли любить свою работу, добросовестно ее исполнять, но какого-то высшего призвания не чувствовали. К тому же и платили им сущие копейки, какой уж тут пафос. Пафос начинался выше, на уровне тех самых «кружков-университетов».

— Давайте из поздней античности перенесемся в Средние века. Существует устойчивый стереотип, что средневековая школа была жутким местом — не только из-за телесных наказаний, но и из-за примитивных методов преподавания, крайне низкого уровня получаемых знаний. Так ли это?

— И да, и нет. Действительно, это образование было довольно примитивным — но оно соответствовало уровню своей эпохи. Кроме того, нельзя говорить «вообще» — это получается «средняя температура по госпиталю». Естественно, многое зависело от места, от времени. Богатые родители, конечно же, могли дать своим отпрыскам лучшее образование, чем бедные. Как и сейчас, впрочем.

Что касается примитивных методов преподавания, то под ними чаще всего подразумевают механическое заучивание наизусть. А так ли уж оно плохо — это вопрос спорный. Ведь такое заучивание тоже развивает мышление, можно сказать, организует внутренний мир. Гуманисты в эпоху Возрождения, кстати, придавали большое значение мнемонике — умению запоминать большие объемы информации.

Школа XIV в. Миниатюра из «Жития Сергия Радонежского». Фрагмент. Конец XVI в.

— А если говорить о древней Руси? Как изменились представления о древнерусской школе и древнерусском обществе после открытия новгородских берестяных грамот?

— Очень сильно изменились! Оказалось, древнерусское общество было грамотным, в нем были письменная культура, письменное общение — своего рода «берестяной интернет». Люди обменивались записочками, у каждого с собой был письменный прибор — прямо как сейчас мобильный телефон.

Оксиринхский папирус
ок. 100 г. н. э. с диаграммой к «Началам» Евклида

Другое дело, что эта письменная культура была присуща населению городов. В деревне для нее не было ни мотивации, ни, зачастую, объективной возможности. Там ведь нередко и священники были безграмотными. Сохранилось много жалоб — мол, священники у нас не в состоянии читать богослужебные книги.

Поэтому правильнее говорить не об общем уровне, а о разных «этажах» культуры. В городах она очень быстро поднималась до европейского уровня.

Учитель больше, чем учитель?

— Когда в России на рубеже XVIII–XIX веков стали возникать школы для детей крестьян, мастеровых и так далее, разве не было в народе каких-то сомнений и предрассудков: стоит ли, мол, учиться?

— Конечно, были! Прежде всего, потому, что тогда это было функционально ненужно. Школы воспринимались как барская забава. Какой-нибудь начитавшийся Руссо барин мог создать у себя в имении школу и лично учить крестьянских детей. Оттуда выходили грамотные люди — но их образование было невостребованным. Они так и оставались крестьянами: пахали землю, платили оброк. Для карьеры школьная учеба была бесполезной — вернее, ни о какой карьере тогда не было и речи.

Более того — подобное отношение к образованию было присуще и дворянам! Вспомним фонвизиновского «Недоросля». Вспомним, как Петр Первый отправлял дворянских отпрысков на учебу — это воспринималось как то, что их гонят чуть ли не на убой, матери рыдали, хотя образовательный ценз действительно требовался дворянам для карьеры.

Н. П. Богданов- Бельской. Устный счёт в народной школе С. А. Рачинского. 1895 г. На картине изображена деревенская школа XIX века во время урока устного счёта. Учитель — реальный человек, Сергей Александрович Рачинский. Он был профессором Московского университета, ботаником и математиком.

— Почему же ситуация изменилась в XIX веке?

— Причина тому — очень серьезные изменения в культуре, в сознании высшего общества. Тема большая и сложная, но суть вот в чем: в Европе на рубеже XVII–XVIII веков меняются представление о воспитании. Возникает педагогика как наука. По сути, это гигантский просветительский проект: создать интеллектуальную элиту, которая будет тайно управлять обществом и вести его к прогрессу. Проект этот восходит еще к Фрэнсису Бэкону, далее им вдохновляются и другие светлые умы — тот же Ян Амос Коменский, отец всей новоевропейской педагогики. Потом — Вольтер, Руссо. Или, скажем, был альтернативный педагогический проект иезуитов, которые представляли себе желаемую элиту общества иначе, но применяли те же средства, те же приемы воспитания — и это были, как сейчас бы сказали, манипулятивные техники управления сознанием.

По сути, этот проект тоталитарный и совершенно несовместимый с христианством. Ведь одно дело, когда человек на исповеди сознательно и добровольно обнажает свою душу перед священником — и совсем другое, когда кто-то считает себя вправе лезть в нее и лепить согласно своим представлениям. Церковь человека либо воспитывает, либо образовывает — но не выращивает из него некоего небывалого «нового человека».

— Простите, а какая тут связь с изменившейся ситуацией в деле школьного образования?

— Связь прямая. Дело в том, что во второй половине XVIII века этот манипулятивный проект подвергся серьезным идеологическим изменениям благодаря Жану Жаку Руссо. Тот, споря с Вольтером, считал, что нужно не механически форматировать нового человека (подобно болванке на токарном станке), а выращивать его, то есть принимать таким, каков он есть, но культивировать его лучшие черты и пресекать худшие. Другими словами, педагог должен быть не столько «токарем», сколько «садовником». А отсюда закономерно вытекает идея, что необходимо всеобщее образование. Оно необходимо всем — и дворянам, и простонародью. Всех надо «окультуривать».

В России эти идеи горячо восприняли — и Екатерина Великая, и Новиков, и Бецкой. Постепенно мысль о необходимости массового образования укоренялась в умах российской элиты, и уже в XIX веке, после наполеоновских войн, вылилась в образовательные реформы. Направление этих реформ — отдельная тема, тут уже реализуется не столько «просвещенческий», сколько «государственный проект».

— Что это означает?

— Делается ставка на выращивание не спорщиков в модных салонах, а компетентных государственных служащих. Людей, преданных государству. Не интеллигенции, а интеллектуалов, говоря сегодняшним языком. То есть оказался нужен университет нового типа. Но для такого университета необходимы соответствующие студенты, а откуда взяться им? Следовательно, нужна средняя школа, отвечающая поставленным задачам. А именно: школа, которая, основываясь на античных ценностях, воспитывает в человеке разумность и гражданственность. Вдобавок — в ней есть христианская составляющая. То есть это та самая классическая гимназия, которую мы знаем по литературе XIX века.

Замечу, что этот педагогический проект — не русское изобретение. По сути, это немецкий проект, который Россия подхватила и с переменным успехом реализовывала.

Для нас в данном случае важно, что благодаря таким педагогическим реформам крайне возросла роль школьного учителя. Причем, опять же, не только в России, но и вообще в Европе. Вспомним известную фразу Бисмарка, что битву под Садовой (сыгравшую ключевую роль в объединении Германии) выиграл школьный учитель.

В сельской школе. (1883). Автор: Владимир Маковский.

— Значит ли это, что в XIX веке российский учитель был крайне уважаемой фигурой?

— Вопрос сложный. С одной стороны, в большинстве дошедших до нас воспоминаний какой-то позитивной патетики я не припомню. Наоборот, общим местом стала критика школы — ее вспоминают как скучное время, когда скучными людьми навязывались какие-то скучные вещи. Тут можно упомянуть публицистику Успенского, Дорошевича, да и чеховского «Человека в футляре». Это что касается гимназического учителя.

С другой стороны, огромным уважением пользовался учитель сельский. Особенно с 60–70-х годов XIX века, когда возникло народничество и молодые люди, обуреваемые светлыми побуждениями, пошли преподавать в сельские школы. Плюс к тому же, отмена крепостного права создала возможность социальных лифтов для получивших образование крестьянских детей, то есть образование как таковое стало цениться.

— Примерно тогда от школьного учителя начали ждать, что он должен сеять «разумное, доброе, вечное»?

— Да, это началось именно тогда. В школы пришли люди с миссией, и миссия их не сводилась только к обучению детей грамоте. Учитель, особенно сельский, — это еще и моральный авторитет, и окно в другой мир, и народный заступник, и просветитель взрослых крестьян. Словом, перефразируя Евтушенко, «учитель в России больше, чем учитель».

Иными словами, разночинцы создали культ учителя. Революционная пропаганда, кстати, тоже работала на этот культ.

— И как долго он просуществовал?

— Очертить границы довольно сложно. В какой-то степени этот культ дошел и до наших дней. Но главное, что его подкосило, — это то, что в XX веке образование стало массовым и обязательным. А следовательно, и профессия учителя тоже стала массовой. Когда учителей требуются миллионы, то для общества становится очевидным, что лишь малая доля их — Учителя с большой буквы.

Но процесс развивался исподволь. В СССР как минимум до конца 1940-х годов авторитет учителя был весьма высок. Причин тому несколько. Во-первых, за спиной учителя стояло государство, учитель воспринимался как часть государственной машины. Во-вторых, учителя тогда были пусть и небогатыми людьми, но вовсе не нищими — их заработок был чуть больше, чем у большинства родителей их учеников. В-третьих, это были в значительной своей массе очень интеллигентные люди, получившие образование еще до революции. Я уж не говорю о том, что образование тогда крайне ценилось, оно реально открывало путь с социальных низов в элиту общества.

Но вот где-то уже в хрущевскую эпоху, на рубеже 1960-х годов, ситуация постепенно меняется. Образование превращается в массовую машину, классы по 45 человек, учитель в плане заработка ничуть уже не выделяется на общем фоне, да и образован значительно хуже, чем прежние учителя, — он ведь уже выпускник советского пединститута, а не дореволюционного университета. Школьное образование фактически становится механизмом штамповки человека. Отсюда — пренебрежительное отношение к учителю и со стороны учеников, и со стороны родителей.

Сегодня и завтра

— Ну а что же происходит с профессией учителя сейчас?

— Сейчас — это, обобщенно говоря, постсоветское время? Тут ситуация сложная. С одной стороны, в 90-е годы резко понизилась ценность образования в глазах большинства населения. Зачем учиться, если пределом мечтаний для многих стало место продавца в ларьке? Вспомните это время, когда массовой верой стали деньги — причем деньги быстрые и любой ценой. Не то что знания — но даже и «корочки» перестали цениться, тем более что их можно стало попросту купить. Все это влияло и на отношение к учительству. В учителе начали видеть «лузера», неудачника.

А с другой стороны — появились частные школы, лицеи и гимназии с очень высоким уровнем преподавания и высоким уровнем оплаты учительского труда. Учитель в таких школах вновь стал уважаем, фактически его начали воспринимать как представителя элиты.

К концу 90-х годов постепенно в обществе появилось понимание, что все-таки без образования никуда — серьезной карьеры не сделаешь, да и купленные «корочки» могут выйти боком. Конечно, это еще не светлая и бескорыстная тяга к знаниям, но, по крайней мере, не наплевательское отношение к школе. Учитель по-прежнему остается нищим и не слишком уважаемым, но хотя бы перестает восприниматься «лишним человеком». Да и образование, кстати, унифицируется. То, что в начале 90-х считается элитным образованием, к началу 2000-х таковым быть перестает.

Вообще в 2000-е годы, с одной стороны, несколько улучшается финансирование массовой школы, но, с другой, хуже становится школам элитным. Многие из них закрылись — и по экономическим причинам, и в силу чиновничьего произвола. Причем в первую очередь речь идет о школах хоть и платных, но доступных среднему классу. Кто-то до сих пор держится — например, православные гимназии, хотя им тоже приходится нелегко.

Так что, как видим, учительство по-прежнему остается хоть и необходимой, но не слишком уважаемой и не слишком оплачиваемой профессией.

— Не стоит, наверное, углубляться в вопрос «кто виноват». Задам другой классический вопрос: «что делать?». Как поднять престиж учительской профессии?

— Скажу совершенно банальную вещь: государство должно вкладывать в образование деньги, и деньги серьезные. Причем не в образование «вообще», а именно в оплату учительского труда. Учителя, который получает сто тысяч рублей, будут уважать больше, чем получающего десять. Причем надеяться, что в этой сфере сами собой заработают рыночные механизмы, — наивно.

Второе, что нужно сделать, — это пересмотреть содержание образования. Наша школа до сих пор воспроизводит образовательную модель XIX века, что уже становится неадекватным современному положению вещей. Я думаю, какие-то предметы вообще следовало бы убрать из школьной программы, какие-то сделать более функциональными и тем самым облегчить жизнь и ученикам, и учителям.

И третье — давайте перестанем мучить учителя бесконечными бумажками: планами, отчетами. Учитель сейчас работает не столько на учеников, сколько на бюрократов-проверяющих.

И, наконец, надо понять, что речь идет не только о спасении учителя — речь о спасении общества. Одно с другим взаимосвязано. Если мы не хотим развала всего и вся — то должны спасти учителя, должны сделать из него уважаемого человека и дать ему возможность заниматься подлинным образованием и воспитанием, а не фаршировкой мозгов.

Источник