илюше иногда как резвому мальчику так и хочется броситься и переделать все самому
Вопрос
1. Сначала выпишите предложения, которые имеют в своём составе обособленные приложения с союзом как, передающие оттенок причины (можно поставить вопрос почему?). Затем выпишите предложения, которые имеют необособленные приложения с союзом как, отвечающие на вопросы: в каком отношении? с какой стороны? (можно заменить сочетанием в качестве).
1) Как стилист Чехов недосягаем. (М. Горький) 2) Илюше иногда как резвому мальчику так и хочется броситься и переделать всё самому. (А. Гончаров) 3) Пьер как законный сын получит всё. (Л. Толстой) 4) Ему как человеку робкому и необщительному прежде всего бросалось в глаза то, что у него никогда не было. (А. Чехов) 5) Как поэт нового времени Батюшков не мог в свою очередь не заплатить дани романтизму. (В. Белинский) 6) Вы как инициатор должны играть главную роль. (В. Панова) 7) Как живописец Маяковский уважал и любил Серова. (В. Шкловский) 8) Как лицо служебное милицейское Сошкин привык знакомиться с разным народом. (В. Астафьев) 9) Богат хорош собою Ленский везде был принят как жених. (А. Пушкин) 10) Мне как лицу высокопоставленному не подобает ездить на конке. (А. Чехов)
2. Объясните лексическое значение выделенных слов. Проверьте свой ответ по толковому словарику.
Воспитание Обломова, система воспитания, ее принципы и проблемы | Роман «Обломов» Гончарова
 |
| Илюша Обломов и няня. Художник П. Н. Пинкесевич |
Воспитание Ильи Ильича Обломова является одной из важных тем в романе Гончарова «Обломов».
Воспитание Обломова в романе Гончарова «Обломов»: система воспитания, ее принципы и проблемы
«Воспитанный в недрах провинции, среди кротких и теплых нравов и обычаев родины, переходя в течение двадцати лет из объятий в объятия родных, друзей и знакомых, он до того был проникнут семейным началом. « (часть 1 глава V)
«У них, как и у всех людей, были и заботы и слабости, взнос подати или оброка, лень и сон. « (часть 1 глава IX)
« Они мечтали и о шитом мундире для него, воображали его советником в палате, а мать даже и губернатором; но всего этого хотелось бы им достигнуть как-нибудь подешевле, с разными хитростями, обойти тайком разбросанные по пути просвещения и честей камни и преграды, не трудясь перескакивать через них, то есть, например, учиться слегка, не до изнурения души и тела, не до утраты благословенной, в детстве приобретенной полноты, а так, чтоб только соблюсти предписанную форму и добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша прошел все науки и искусства.
Вся эта обломовская система воспитания встретила сильную оппозицию в системе Штольца. Борьба была с обеих сторон упорная. Штольц прямо, открыто и настойчиво поражал соперников, а они уклонялись от ударов вышесказанными и другими хитростями. » (часть 1 глава IX)
«Захочет ли чего-нибудь Илья Ильич, ему стоит только мигнуть – уж трое-четверо слуг кидаются исполнять его желание; уронит ли он что-нибудь, достать ли ему нужно вещь, да не достанет, – принести ли что, сбегать ли за чем. « (часть 1 глава IX)
«. ему иногда, как резвому мальчику, так и хочется броситься и переделать все самому, а тут вдруг отец и мать, да три тетки в пять голосов и закричат:
– Зачем? Куда? А Васька, а Ванька, а Захарка на что? Эй! Васька! Ванька! Захарка! Чего вы смотрите, разини? Вот я вас.
И не удастся никак Илье Ильичу сделать что-нибудь самому для себя. « (часть 1 глава IX)
«. Илья Ильич не умел ни встать, ни лечь спать, ни быть причесанным и обутым, ни отобедать без помощи Захара. « (часть 1 глава VII)
«Задумает ли он выскочить зимой в сени или отворить форточку, – опять крики: «Ай, куда? Как можно? Не бегай, не ходи, не отворяй: убьешься, простудишься…»» (часть 1 глава IX)
«. Илюша с печалью оставался дома, лелеемый, как экзотический цветок в теплице. » (часть 1 глава IX)
«А иногда он проснется такой бодрый, свежий, веселый; он чувствует: в нем играет что-то, кипит, точно поселился бесенок какой-нибудь. » (часть 1 глава IX)
«. он рос медленно и вяло. Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли, увядая. » (часть 1 глава IX)
«Бесенок так и подмывает его: он крепится, крепится, наконец не вытерпит, и вдруг, без картуза, зимой, прыг с крыльца на двор, оттуда за ворота, захватил в обе руки по кому снега и мчится к куче мальчишек. » (часть 1 глава IX)
«После он нашел, что оно и покойнее гораздо, и сам выучился покрикивать: «Эй, Васька! Ванька! подай то, дай другое! Не хочу того, хочу этого! Сбегай, принеси!»..» (часть 1 глава IX)
«. а ему бы одно могло быть полезно: опять играть в снежки. « (часть 1 глава IX)
Это были материалы для сочинения о воспитании Обломова в романе «Обломов» Гончарова: анализ системы воспитания, ее проблем и принципов.
Илюше иногда как резвому мальчику так и хочется броситься и переделать все самому
1. Обособляется распространенное приложение, выраженное нарицательным существительным с зависимыми словами и относящееся к нарицательному существительному (обычно такое приложение стоит после определяемого слова, реже —-впереди него): Старуха, Тришкина мать, умерла, но старики, отец и тесть, были ещё живы (С.-Щ); Добродушный старичок, больничный сторож, тотчас же впустил его (Л. Т.); Наследник блестящего дворянства и грубого плебеизма, буржуа соединил в себе самые резкие недостатки обоих, утратив достоинства их (Герц.); Веков минувших великаны, преданья славы сторожа, стоят Казацкие курганы (Сурк.).
Обособляются также конструкции типа: Выступал постановщик фильма, он же исполнитель одной из ролей, Эльдар Рязанов (Газ.).
2. Обособляется одиночное (нераспространенное) приложение, стоящее после нарицательного существительного, если определяемое слово имеет при себе пояснение: Он остановил коня, поднял голову и увидал своего корреспондента, дьякона (Т.); Ухаживала за мной одна девушка, полька (М. Г.).
При одиночном существительном нераспространенное приложение обособляется с целью усилить его смысловую роль, не дать ему интонационно слиться с определяемым словом: Отца, пьяницу, кормила с малых лет, и сама себя (М. Г.); Девочка, умница, сразу догадалась, куда спрятали книгу.
Примечания: 1. Одиночное приложение обычно присоединяется к нарицательному существительному посредством дефиса: город-герой; гвардейцы-миномётчики; девочки-подростки; зима-волшебница; инженер-конструктор; рабочие-новаторы; мороз-воевода; отец-покойник (но: отец протоиерей ); паны-шляхтичи (но: пан гетман ); самолёт-бомбардировщик; сосед-музыкант; сторож-старик (но: старик сторож ); студент-отличник (но: студенты отличники учёбы… — неоднородные приложения; см. § 11, п. 2), учёный-биолог; учитель-француз.
2. Возможно дефисное присоединение приложения при наличии пояснительного слова (определения), которое по смыслу может относиться:
1) ко всему сочетанию: известный экспериментатор-изобретатель; ловкий акробат-жонглёр;
2) только к определяемому слову: демобилизованный офицер-ракетчик; оригинальный художник-самоучка; моя соседка-педагог;
3) только к приложению: женщина-врач с большим стажем.
В этих случаях обычно возможна двоякая пунктуация; ср.: Лекцию прочитает известный профессор-химик. — Лекцию прочитает известный профессор, химик.
3. Дефис пишется после имени собственного (чаще всего — географического названия, выступающего в роли приложения при родовом наименовании): Москва-река, Ильмень-озеро, Казбек-гора, Астрахань-город (но при обратном порядке слов: река Москва, озеро Ильмень, гора Казбек, город Астрахань; выражения типа матушка-Русь, матушка-земля имеют характер устойчивых сочетаний).
После собственного имени лица дефис ставится только в случае слияния определяемого существительного и приложения в одно сложное интонационно-смысловое целое: Иван-царевич, Иванушка-дурачок, Аника-воин, Дюма-отец, Рокфеллер-старший (но: Катон Старший — прозвище исторического лица, Марк Порций Катон Младший, или Утический — перевод прозвища с латинского языка).
4. Дефис не пишется:
Следует, однако, заметить, что приложение-существительное может по смыслу отличаться от определения-прилагательного; так, в предложении Татьяна по воле барыни была выдана замуж за пьяницу башмачника (Т.) сочетание пьяница башмачник (постоянный признак) не то же, что пьяный башмачник (временный признак);
2) если в сочетании двух нарицательных существительных первое обозначает родовое понятие, а второе — видовое: цветок хризантема, дерево эвкалипт, гриб подосиновик, птица зяблик, попугай какаду, обезьяна макака, краска серебрянка, газ углерод, нитки мулине, ткань нейлон, леденцы монпансье, суп харчо.
Но если такое сочетание образует сложный научный термин (вторая часть не всегда служит самостоятельным видовым обозначением), название специальности и т. п., то дефис пишется: заяц-русак, птица-лира, ястреб-тетеревятник, жук-олень, жук-носорог, жук-плавунец, рак-богомол, рак-отшельник, мышь-полёвка, бабочка-капустница, врач-терапевт, слесарь-инструментальщик, преподаватель-математик, химик-органик, художник-пейзажист, монах-доминиканец;
3) если определяемое существительное или приложение само пишется через дефис: женщины-врачи хирурги, инженер-строитель проектировщик, слесарь-котельщик монтажник, техник-механик конструктор, Волга-матушка река, герой лётчик-истребитель.
Но в отдельных терминах — два дефиса: капитан-лейтенант-инженер, контр-адмирал-инженер;
4) если при определяемом существительном имеются два нераспространенных приложения, соединенных союзом и: студенты филологи и журналисты; депутаты консерваторы и либералы; то же, если при двух определяемых существительных имеется общее приложение: студенты и аспиранты филологи.
5) если первым элементом сочетания являются слова гражданин, господин, наш брат, ваш брат, товарищ (в значениях ‘я и мне подобные’, ‘вы и вам подобные’): гражданин судья, господин посланник, наш брат студент.
Приложение, стоящее перед именем собственным, обособляется только в том случае, если имеет добавочное обстоятельственное значение: Упрямец во всём, Илья Матвеевич оставался упрямцем и в учении (Коч.) — ср.: Будучи упрямцем во всём… (с причинным значением); Прославленный разведчик, Травкин остался тем же тихим и скромным юношей, каким был при их первой встрече (Каз.) — ср.: Хотя он был прославленным разведчиком… (с уступительным значением).
Но без добавочного обстоятельственного значения: Поручик царской армии Василий Данилович Дибич пробирался из немецкого плена на родину (Фед.).
6. Собственное имя лица или кличка животного выступает в роли обособленного приложения, если поясняет либо уточняет-нарицательное существительное (перед таким приложением можно без изменения смысла вставить слова а именно, то есть, а зовут его ) : Дочь Дарьи Михайловны, Наталья Алексеевна, с первого взгляда могла не понравиться (Т.); Отец мой, Клим Торсуев, известный мыловар, был человек тяжёлого характера (Ж. Г.); А братья Ани, Петя и Андрюша, гимназисты, дёргали отца сзади за фрак (Ч.); Четвёртый сын ещё совсем мальчик, Вася (Пауст.); У дверей, на солнышке, зажмурившись, лежала любимая борзая собака отца, Милка (Л. Т.) [см. § 23, п. 1].
Примечание. Во многих случаях возможна двоякая пунктуация, в зависимости от наличия/отсутствия пояснительного оттенка значения и соответствующей интонации при чтении. Ср.:
Один только казак, Максим Голодуха, вырвался дорогою из татарских рук (Г.); Елизавета Алексеевна поехала погостить к брату, Аркадию Алексеевичу ; Он сына моего, Борьку, напомнил (есть только один брат, один сын; если бы было несколько, то при выражении той же мысли собственное имя не следовало бы обособлять);
Вошла её сестра Мария; Сегодня я и друг мой Серёжа уезжаем на юг; Выступал староста группы Коля Петров; По дороге нам встретился главный инженер Жуков.
7. Обособленное приложение может присоединяться союзом как (с дополнительным значением причинности), а также словами по имени, по фамилии, по прозвищу, родом и др. (независимо от того, какой частью речи выражено определяемое слово): Илюше иногда, как резвому мальчику, так и хочется броситься и переделать всё самому (Гонч.); Как старый артиллерист, я презираю этот вид холодного украшения (Ш.); Леонтьев увлёкся этой мыслью, но, как человек осторожный, пока что о ней никому не рассказывал (Пауст.); Студент этот, по имени Михалевич, энтузиаст и стихотворец, искренно полюбил Лаврецкого (Т.); …Маленький чернявый лейтенант, по фамилии Жук, привёл батальон к задним дворам той улицы (Сим.); Была у Ермолая легавая собака, по прозвищу Валетка (Т.); Хозяин, родом яицкий казак, казался мужик лет шестидесяти (П.).
Примечание. Если союз как имеет значение ‘в качестве’, то присоединяемый им оборот не обособляется: Полученный ответ рассматривается как согласие (Аж.) [см. § 42, п. 4].
Не обособляется и приложение с союзом как, характеризующее предмет с какой-либо одной стороны: Читающая публика успела привыкнуть к Чехову как юмористу (Фед.).
В зависимости от характера интонации, наличия/отсутствия паузы после местоимения 3-го лица (в указательной функции) с предшествующей частицей вот возможна двоякая пунктуация; ср.:
Вот они, заячьи-то мечты! (С.‑Щ.); Вот они, работнички! (Троеп.);
Вот она действительность-то (С.-К); Вот она гордость-то (Горбун.); Вот оно торжество добродетели и правды (Ч.).
При следовании указательной частицы вот с местоимением за существительным запятая не ставится: Весна-то вот она, на дворе (Пол.).
9. Обособляется приложение, которое относится к отсутствующему слову в данном предложении, если это слово подсказывается контекстом: Ты держи его, держи, а то уйдёт, анафема (Ч.; имеется в виду налим); «Сумасшедшего хоронят». — «А-а! Тоже отжил, голубчик, своё» (Фед.); Так и нужно. В другой раз пусть не фискалит, каналья (Купр.). Отсутствующее местоимение может подсказываться личной формой глагола-сказуемого: Никогда, грешница, не пью, а через такой случай выпью (Ч.). [См. также § 18, п. 7.]
10. При обособлении приложений вместо запятой употребляется тире :
1) если перед приложением можно вставить слова а именно (без изменения смысла): В дальнем углу светилось жёлтое пятно — огонь квартиры Серафимы (Ж. Г.); Она зарисовала древние светильники с гербом города Ольвии — орлом, парящим над дельфинами (Пауст.); На суховатом лице Нечаева, с мягким мальчишеским лбом, остались следы ожогов — два белых незагорающих пятна (Н. Чук.);
3) для выделения (с двух сторон) приложения, носящего характер пояснения: Какая-то ненатуральная зелень — творение скучных беспрерывных дождей — покрывала жидкою сетью поля и нивы (Г.); Лёгкие судороги — признак сильного чувства — пробежали по его широким губам (Т.); Смотритель ночлежки — отставной солдат скобелевских времён — шёл следом за хозяином (Фед.); Память об Авиценне — выдающемся учёном-энциклопедисте, борце за разум и прогресс — дорога для всего человечества (Газ.); Ловили рыбу бреднем — маленьким неводом — да вёршами-ловушками; Достали глубиномер — гирьку на длинной бечёвке — и промерили глубину; Он — инвалид — продолжал работать и помогать другим.
Примечание. Одно тире (первое или второе) опускается:
2) если приложение выражает конкретное значение, а предшествующее определяемое слово имеет общее или образное значение: На совещании министров иностранных дел стран — членов Организации американских государств выступил министр иностранных дел Кубы (Газ.); Прилетели сюда первые ласточки — наши спортсмены для участия в парусных гонках; Высшая награда Французского института океанографии за выдающиеся океанографические работы — медаль в память Альберта I принца Монакского присуждена видному учёному Л. А. Зенькевичу (Газ.);
3) если приложение стоит перед определяемым словом: Один из аутсайдеров чемпионата страны — спортсмены клуба «Фили» одержали третью победу подряд (Газ.); Глашатай лесов — кукушка известила всех о событии;
4) для внесения ясности, если приложение относится к одному из однородных членов предложения: В оранжерее разводились магнолии, камелии — цветы Японии, орхидеи и цикламены; За столом сидели хозяйка дома, её сестра — подруга моей жены, двое незнакомых мне лиц, моя жена и я; Я начал говорить об условиях, о неравенстве, о людях — жертвах жизни и о людях — владыках её (М. Г.).
Однако, если возможно двоякое толкование фразы, ставится и второе тире: Над проектом работали конструктор, инженер — специалист по связи — и радист (при отсутствии второго тире получится, что инженер был одновременно и радистом);
5) при отделении стоящих перед определяемым словом однородных приложений от определяемого слова: Величайший наш поэт, основоположник русского литературного языка, крупнейший представитель национальной литературы — Пушкин по праву занимает одно из первых мест в истории культурного развития России (при чтении после однородных приложений делается пауза);
7) если приложение относится к двум или более предшествующим существительным и при чтении отделяется от них паузой: Приехала делегация поэтов, прозаиков и драматургов — москвичей (при отсутствии паузы тире может быть опущено; см. выше, п. 4);
8) если приложение значительно распространено и имеет внутри себя запятые: Всестороннее изучение грузинской народной архитектуры — искусства многогранного, сложившегося под влиянием своеобразных природных условий, несущего на себе печать различных эпох и экономических формаций с их социальными противоречиями, — поможет выявить лучшие, прогрессивные черты народного творчества (Газ.) [ср. выше, п. 10];
9) в конструкциях типа: Эрнани — Горев плох, как сапожник (Ч.); Чацкий — Качалов был неподражаем.
[11] См.: Букчина Б. 3. Висячий дефис // Современная русская пунктуация. М., 1979.
Илюше иногда как резвому мальчику так и хочется броситься и переделать все самому
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов.
Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока.
Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: «Добряк должен быть, простота!» Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье, с улыбкой.
Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.
Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани.
Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок; тело не чувствует его на себе; он, как послушный раб, покоряется самомалейшему движению тела.
Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу.
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома – а он был почти всегда дома, – он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной. У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал, утром разве, и то не всякий день, когда человек мел кабинет его, чего всякий день не делалось. В трех комнатах мебель закрыта была чехлами, шторы спущены.
Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей.
Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum[1] неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало.
Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи.
Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От такого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может быть, и еще от более холодного воззрения на тот же предмет слуги его, Захара, вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью.
По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет, – так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.
Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.
Дело в том, что Обломов накануне получил из деревни, от своего старосты, письмо неприятного содержания. Известно, о каких неприятностях может писать староста: неурожай, недоимки, уменьшение дохода и т. п. Хотя староста и в прошлом и в третьем году писал к своему барину точно такие же письма, но и это последнее письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз.
Легко ли? предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением.
По этому плану предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще далеко не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись, побуждали его к деятельности и, следовательно, нарушали покой. Обломов сознавал необходимость до окончания плана предпринять что-нибудь решительное.
Он, как только проснулся, тотчас же вознамерился встать, умыться и, напившись чаю, подумать хорошенько, кое-что сообразить, записать и вообще заняться этим делом как следует.
С полчаса он все лежал, мучась этим намерением, но потом рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить, по обыкновению, в постели, тем более что ничто не мешает думать и лежа.
Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся.
– Что ж это я в самом деле? – сказал он вслух с досадой, – надо совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и…