Что во время войны называли катюшами
К этому времени уже высказывались соображения о целесообразности использования реактивных снарядов в сухопутных войсках. Однако ввиду невысокой кучности эффективность их применения могла быть достигнута лишь при стрельбе одновременно большим количеством снарядов. Главное артиллерийское управление (ГАУ) в начале 1937 года, а затем и в 1938 году поставило институту задачу разработать многозарядную пусковую установку для ведения залпового огня 132-мм реактивными снарядами. Первоначально установку «Катюша» планировалось использовать для стрельбы реактивными снарядами в целях ведения химической войны.
Оружие, названное «Катюшей» чуть позже, представляло собой реактивную установку с 16 направляющими для реактивных снарядов желобкового типа. Расположение направляющих вдоль шасси автомашины и установка домкратов увеличивали устойчивость пусковой установки и повышали кучность стрельбы. Заряжание реактивных снарядов производилось с заднего конца направляющих, что позволяло значительно ускорить процесс перезарядки. Все 16 снарядов можно было выпустить за 7 — 10 секунд.
«Катюша»: характеристики оружия
Основной тактической единицей Гвардейских минометных частей стал гвардейский минометный полк. Организационно он состоял из трех дивизионов реактивных установок М-8 или М-13, зенитного дивизиона, а также подразделений обслуживания. Всего в полку числилось 1414 человек, 36 боевых машин, двенадцать 37-миллиметровых зенитных пушек, 9 зенитных пулеметов ДШК и 18 ручных пулеметов. Однако тяжелое положение на фронтах в снижение выпуска зенитных артиллерийских орудий привело к тому, что в 1941 году некоторые части реактивной артиллерии в реальности не имели зенитного артиллерийского дивизиона. Переход к штатной организации на базе полка обеспечило повышение плотности огня по сравнению со структурой на базе отдельных батарей или дивизионов. Залп одного полка реактивных установок М-13 состоял из 576, а полка реактивных установок М-8 – из 1296 реактивных снарядов.
Первый опыт
Первое применение установок «Катюша» состоялось 14 июля 1941 года. Батарея капитана Ивана Андреевича Флёрова произвела из семи пусковых установок два залпа по железнодорожной станции Орша, на которой скопилось большое количество немецких эшелонов с войсками, техникой, боеприпасами, горючим. В результате огня батареи железнодорожный узел был стерт с лица земли, противник понес тяжелые потери в живой силе и технике.
«Невероятный грохот взрывов и языки пламени» Как «катюши» наводили ужас на немцев и стали символом победы над нацизмом
Залп батареи реактивных минометов БМ-13 «катюша» в Венгрии. Фото: Анатолий Егоров / РИА Новости
В расположении врага все дымилось и горело
Через несколько секунд стрелы реактивных снарядов вдруг исчезли, а там, где находился противник, все загремело, и взметнулись высокие фонтаны разрывов. Трава кое-где сначала задымилась, а затем загорелась.
Приказ на открытие огня отдал лично начальник штаба артиллерии Западного фронта генерал-майор Георгий Кариофилли. Опытный артиллерист остался доволен результатами стрельбы.
Действуя в интересах 20-й армии генерала Павла Курочкина, 16 июля флеровцы накрыли залпом железнодорожную станцию Орша, вызвав грандиозный пожар среди составов и панику в рядах противника, вступившего в город. Через несколько часов удару подверглись немецкие части, переправляющиеся в районе реки Оршицы.
Боевая работа экспериментальной батареи получила высокую оценку. 4 августа 1941-го в докладной записке на имя члена Государственного комитета обороны Георгия Маленкова начальник артиллерии Красной армии генерал Николай Воронов поставил вопрос о более широком применении реактивных установок.
Средства сильные. Следует увеличить производство. Формировать непрерывно части, полки и дивизионы. Применять лучше массированно и соблюдать максимальную внезапность
— резюмировал Николай Николаевич.
«Отцы» реактивной артиллерии
Граве дослужился до генерал-майора РККА и получил в 1942 году за свои труды Сталинскую премию первой степени.
На основе изобретенного им вида пороха с начала 20-х годов исследователи из Газодинамической лаборатории Николай Тихомиров и Владимир Артемьев вели разработку РС. Основатель лаборатории Николай Иванович Тихомиров до революции тоже безрезультатно предлагал свои изобретения. В частности, «самодвижущиеся мины» на реактивной тяге для стрельбы на суше и на море.
3 марта 1928 года на одном из полигонов Ленинграда удалось осуществить первый пуск ракеты на бездымном порохе. Это был прообраз снарядов для будущих «катюш». После этого военные заинтересовались разработками, которые в дальнейшем происходили под их покровительством.
В помощь ученым был направлен целый ряд молодых и перспективных исследователей из числа артиллеристов. В том числе Иван Клейменов, Георгий Лангемак, Борис Петровский. В ряды сотрудников вливались и гражданские специалисты, как, например, Валентин Глушко, ставший впоследствии одним из пионеров советской ракетно-космической техники.
Расчет заряжает реактивную установку БМ-13
Директором назначили военинженера первого ранга Клейменова, его заместителем стал дивинженер Сергей Королев — один из будущих основателей советской космонавтики. На этом посту Сергея Павловича вскоре сменил Лангемак.
В РНИИ разрабатывали двигатели и снаряды на твердом и жидком топливе, а также крылатые ракеты. Работы велись в основном для авиации — как наиболее перспективной на тот момент области применения реактивных снарядов.
В конце 1937 года на вооружение Красной армии были приняты 82-миллиметровые реактивные снаряды, а через год и 132-миллиметровые РС. Полный вес первого изделия составлял почти семь килограммов при максимальной дальности полета в 6,2 километра, второго — 23 килограмма и 7,1 километра.
Ракеты в помощь пушкам и гаубицам
Боевое применение произошло в ходе локальной войны с Японией на реке Халхин-Гол. 20 августа 1939 года пять советских истребителей под командованием капитана Николая Звонарева по сигналу командира одновременно выстрелили РС-82 и с расстояния в километр сбили два вражеских самолета.
РС-132 дебютировали в ходе Советско-финской войны 1939-1940 годов. Ими оснащались фронтовые бомбардировщики СБ, которые обстреливали наземные цели. По итогам двух военных кампаний было решено, что куда перспективнее применять реактивные снаряды не столько в воздухе, сколько на земле.
Практический вывод подкреплялся теорией. В изданной в декабре 1935 года книге «Ракеты: их устройство и применение» под редакцией Глушко и Лангемака говорилось, что артиллерия ближнего боя, как и дальнобойная, испытывает ряд затруднений.
16 снарядов за 10 секунд
Перед самой войной в НИИ-3 был разработан тот вариант, который и стал «катюшей». БМ-13 являлась компактной, но вместе с тем эффективной установкой. 16 РС, находящиеся в пакете из восьми пятиметровых стальных двутавровых балок, крепились на трехосном шасси четырехтонного грузовика повышенной проходимости ЗИС-6.
При одном повороте через электропроводку подавался импульс в пиропатрон, помещенный в передней части ракетной камеры снаряда, после чего реактивный заряд воспламенялся, и происходил выстрел. Темп стрельбы зависел от скорости, с которой командир или наводчик вращал рукоятку. Все 16 снарядов могли быть выпущены за 8-10 секунд.
Дальнейшим развитием РС-82 и РС-132 стали реактивные снаряды М-8 и М-13, чья дальность несколько увеличилась — до восьми с небольшим километров. Они были предназначены для бесствольной артиллерии.
Лжепапаши установок залпового огня
До войны в судьбе ряда разработчиков «катюши» произошли драматические события. В 1937 году по обвинению в организации военного заговора с целью захвата власти были расстреляны маршал Тухачевский и ряд советских военачальников. Тень подозрения легла и на его научно-исследовательское детище.
Повода долго искать не пришлось. В том же году начальник отдела РНИИ Андрей Костиков написал письмо на имя наркома внутренних дел Николая Ежова. Он обвинил ряд сотрудников института во вредительстве, в том числе Клейменова, Лангемака и Глушко. Сигнализировал Костиков и в другие инстанции, например, партийные, утверждая, что «методы руководства работой и вся наша система направлены на заниженные темпы в работе и на неправильное ориентирование».
В институте начались чистки. Были арестованы в числе прочих Клейменов, Лангемак, Глушко, Королев, которые на допросах подвергались зверским избиениям. От них требовали признательных показаний в том, что они состояли в антисоветской организации и занимались подрывной работой в оборонной промышленности. После этого Клейменов и Лангемак были расстреляны, а Глушко и Королев провели всю войну в так называемых «шарашках» — конструкторских бюро тюремного типа, подчиненных НКВД СССР.
Военинженер первого ранга Георгий Лангемак
Костиков же стал главным инженером НИИ-3, развив на посту бурную деятельность. 19 февраля 1940 года он вместе с коллегой по институту Иваном Гваем и представителем Главного артиллерийского управления Красной армии Василием Аборенковым получил авторское свидетельство под номером 3338 о том, что является разработчиком механизированной установки для стрельбы ракетными снарядами различных калибров.
В 1942 году Костикова назначили директором НИИ-3, а в 1944-м Фортуна отвернулась от него. Он был снят с должности и почти на год арестован по обвинению в обмане правительства в ходе работы над жидкостным ракетным двигателем для самолетов. Проект был признан нереальным и в виду этого прекращен.
Следствие также установило, что ни Костиков, ни Гвай, ни Аборенков не имели никакого отношения к разработке «катюш» и снарядов к ним. Что касается репрессированных коллег по институту, то их реабилитация произошла уже после смерти Сталина.
Они были первыми
Отдельная экспериментальная батарея реактивных минометов была создана в первые дни войны. По предложению начальника Военной артиллерийской академии имени Ф.Э. Дзержинского Леонида Говорова ее командиром был назначен слушатель командного факультета капитан Иван Флеров.
Иван Андреевич считался одним из лучших артиллеристов Красной армии. За отличия при прорыве линии Маннергейма и в боях у озера Саунаярви в ходе Советско-финской войны его наградили орденом Красной Звезды. 36-летний офицер энергично приступил к сколачиванию подразделения, и вечером 3 июля 1941 года колонна из 44 грузовиков потянулась из Москвы на запад.
Помимо семи установок в составе батареи двигалась 152-миллиметровая гаубица, которую взяли в качестве пристрелочного орудия. Тридцать автомашин везли снаряды и патроны, в кабинах и кузовах остальных на фронт ехал личный состав. 170 человек должны были проверить то, над чем годами работали инженеры и конструкторы.
Секретность была строжайшей, и внешне закрытые брезентом установки напоминали что угодно, но только не ракетную батарею. Даже командование Западным фронтом толком не знало, что за странная часть к ним направляется.
Красноармейцы обслуживают боевую машину
В августе началось формирование первых дивизионов и полков, командирами которых назначались лучшие представители частей ствольной артиллерии. Формирование происходило в лагерях Первого Московского Краснознаменного артиллерийского училища имени Л. Б. Красина. Руководил процессом начальник училища полковник Юрий Бажанов. Важность происходящего подчеркивалась присутствием комиссии Центрального Комитета партии.
Рядовой состав набирался в основном из числа жителей столицы и Московской области.
В каждом полку имелось по четыре дивизиона, вооруженных 36 установками БМ-13, плюс зенитный дивизион. Личный состав насчитывал более 1400 бойцов и командиров. Один дивизион залпом мог выстреливать сразу 192 РС, что приравнивалось к одновременному удару сразу двенадцати тяжелых гаубичных полков калибра 152-миллиметра. Реактивный полк одновременно выстреливал 576 снарядов. Это была сокрушительная сила.
Лучше волчий вой, чем звук советского РС
В сентябре 1941 года новые подразделения получили наименование гвардейских минометных частей. Слово «гвардия» подчеркивало их элитный, особый характер, а «минометные» было неточным.
К тому времени установки залпового реактивного огня получили в войсках прозвище «катюша». Происхождение названия точно не известно.
По другой, женское имя мог дать индекс «К» на корпусе установок, которые выпускались воронежским заводом имени Коминтерна.
Невероятный грохот взрывов, языки пламени — все это ужасно пугало наших бойцов. Когда нас обстреливали «катюши», у нас горела техника, гибли люди
— писал снайпер Бауэр Гюнтер. По его словам, даже волчий вой, который нагонял тоску и вызывал дурные предчувствия, переносился легче, чем завывание «сталинских органов».
Допросы пленных показали, что среди солдат вермахта были нередки случаи, когда они сходили с ума, побывав под огнем советских реактивных установок.
Последний бой капитана Флерова
ГМЧ выводились из подчинения Главного артиллерийского управления РККА, и для их руководства был учрежден пост командующего гвардейскими минометными частями. На эту должность назначили Василия Аборенкова как человека, имеющего отношение к данному оружию. Он получил одновременно статус заместителя наркома обороны. То есть, самого Сталина.
В апреле 1943-го для улучшения взаимодействия между ствольной и реактивной артиллериями ГМЧ подчинили Воронову. К тому времени они состояли уже из бригад и дивизий.
Впервые “Катюша” вышла на свою операцию уже в июле 1941 года и повергла немцев в неизвестность и шок. Они с первого раза смогли оценить невероятную мощь и силу этого агрегата. Она называлась БМ-13, а вот солдаты между собой очень ласково прозвали гарнитуру “Катюша”. Еще тогда стало известно, что именно эти машины будут активно участвовать в военных событиях, а также станут символами великой победы СССР в войне.
Создание БМ-13
Идея об реактивных снарядах возникла еще в 20-х годах. Реактивные системы активно исследовали и уже в 39-41 годах впервые представили эти разработки.
Все разработки связанные с этими батареями были перенаправлены на тыл фронта, чтобы немцы не могли захватить и получить желаемые образцы и разработки.
Операция “Катюши”
Операция Катюши стала первой возле Орши, ведь именно там скорее всего базировались немцы и сохраняли большое количество военных ресурсов, а также скорее всего находились запасы и русских, которые не успели вывезти до захвата немцами.
Главнокомандующий Флёров погиб в этой операции вместе с Катюшей, а ему присвоили звание Героя.
Почему “Катюша”?
Как говорят историки, первое прозвище этого агрегата действительно связано с песней “Выходила на берег Катюша”. В городе Рудни сделали залп по немецкому штабу и главнокомандующий с восхищением сказал “Это просто песня”, а ему в ответ сказали “Прям как Катюша”. Вот таким вот образом эта батарея смогла получить такое красивое и нежное прозвище.
Некоторые же считают, что Катюша пошла из-за того, что завод ставил на своих машинах букву “К”, которая символизировала “Коммунар”. Солдаты же заметили, что машина буквально пела во время ведения огня, поэтому и начали называть именем девушки из легендарной военной песни.
Немцы же с устрашением называли БМ-13 “Сталинским оргАном”, ведь ракеты напоминали трубы этого музыкального инструмента, а свист во время стрельбы также напоминал музыку органа.
Боевой путь «Катюш»
В июне 1941 года реактивной артиллерии в Советском Союзе, по сути, ещё не было. Легендарная первая батарея, вооружённая установками М-13 метания осколочно-фугасных снарядов РС-132 (РОФС-132), которой командовал капитан Иван Андреевич Флёров, числилась как «экспериментальная» и включала всего семь машин, построенных сотрудниками Научно-исследовательского института №3 Наркомата боеприпасов (НИИ-3 НКБ).
Разумеется, в те дни речь ещё не шла о срочности, ведь реактивные установки были далеки от совершенства, требовались доработки и череда испытаний, чтобы получить прототип серийного образца. Ещё зимой, 12 февраля, Наркомат общего машиностроения издал приказ, предписывавший заводу им. Коминтерна в Воронеже приступить к изготовлению «в III и IV кварталах 1941 г. 40 штук автоустановок для пуска РС-132 по чертежам и техническим условиям НИИ-3 НКБ». Когда необходимые материалы поступили из института на завод, то выяснилось, что конструкция имеет «уязвимые места»: ненадёжны крепления направляющих планок, для осуществления залпа необходимо пользоваться выносным пультом, пластинчатые контракторы для зажигания оказались «капризными» и т.п. Коллектив завода приступил к модификациям, согласовывая свою деятельность с командированными инженерами НИИ-3, но, как тогда думалось, времени на доводку машин должно было хватить.
22 июня ситуация критически изменилась, и воронежский завод перешёл на круглосуточную работу. Согласно новому плану, к 1 июля надо было поставить две готовые боевые машины, в течение месяца — тридцать машин, в августе — сто. Поначалу коллективу предприятия удалось уложиться в срок, и 2 июля две М-13 своим ходом отправились в Москву. Они должны были поступить в батарею Флёрова, но не успели к её отправке на фронт, поэтому сначала прошли стрельбовые испытания на Софринском полигоне, а затем были переданы в Гороховецкий военный лагерь, где собирались миномётные дивизионы.
Во избежание путаницы необходимо отметить, что реактивные установки, применявшиеся во время Великой Отечественной войны, неоднократно меняли названия. Если говорить о «Катюшах», то в документах 1941 года можно встретить «установку для пуска РС-132» и «автоустановку для РС 132 мм», «изделие М-13» и «механизированную установку М-13», «машину М-13» и «ракетную самоходную установку М-132». Словосочетание «боевая машина М-13» первым, вероятно, употребил Василий Аборенков в записке от 23 августа 1941 года, однако оно встречается довольно редко. И совсем нет аббревиатур БМ-13 или БМ-13-16, которые часто используются в современных источниках — они появились лишь в конце войны, но быстро стали популярными в отечественной литературе.
В июле план по производству установок М-13 на заводе им. Коминтерна был сорван. Военпред ГАУ докладывал в начале августа: «1 июля 1941 года завод приступил к серийному изготовлению установок. За это время было изготовлено 25 штук. Машины сдаются с большими дефектами». Чтобы как-то уменьшить количество брака, в первые месяцы войны была введена вторая приёмка на заводе «Компрессор»: готовые установки приходили в Москву и только после их проверки и устранения обнаруженных дефектов передавались воинским частям. Особенно много нареканий вызывала «сборка №3» — блока направляющих. Из-за конструктивного несовершенства запирающего механизма бывали случаи, когда реактивные снаряды не сходили с них при стрельбе. На устранение этого дефекта сотрудники СКБ «Компрессора» потратили много сил, а окончательного успеха добились только в 1943 году.
Необходимость дважды проверять готовую продукцию и оперативно ремонтировать её сдерживала развитие производства, поэтому правительственный план по выпуску М-13 в августе был выполнен только на 88%, а в сентябре — на 97%. С М-8 ситуация была ещё хуже: на 1 сентября удалось выполнить лишь 22% от плана.
Испытание огнём
Другой проблемой создания и усиления гвардейских миномётных частей стал дефицит грузовиков для шасси. Кроме того, в боевых условиях при плохой погоде ЗИС-6 не всегда могли обеспечить необходимую мобильность. Поэтому в августе 1941 года началась разработка пусковых установок М-8 и М-13 под лёгкий плавающий танк Т-40. Кроме высокой проходимости, тот обеспечивал более широкий сектор обстрела по горизонту.
В начале сентября две танковые реактивные установки были представлены для проведения испытаний на Софринском полигоне. Они показали, что направляющие реактивных снарядов можно монтировать на «альтернативное» шасси, однако при изменении массы после зарядки нарушается балансировка центра тяжести, из-за чего ходовая часть танка испытывает значительные нерасчётные нагрузки, что затем вызывает большое рассеивание снарядов во время стрельбы на средних углах возвышения (около 25°). По итогам от этого варианта отказались, но зато в НИИ-3 и СКБ «Компрессора» были намечены новые пути усовершенствования установок: для М-8 — уменьшение рассеивания, для М-13 — снижение веса артиллерийской части. 27 сентября на полигоне прошли успешные испытания М-8 на шасси лёгкого танка Т-60.
В качестве варианта в том же сентябре СКБ приступило к проектированию пусковой установки на шасси трактора-тягача СТЗ-5, который был создан Научно-исследовательским тракторным институтом (НАТИ), обладал большой грузоподъёмностью и хорошей проходимостью. При этом конструкция артиллерийской части подверглась существенным изменениям в силу особенностей рамы ходовой части. Среди прочего была доработана качающаяся часть пусковой установки, что давало нулевой исходный угол возвышения пакета направляющий, то есть при необходимости позволяло вести огонь прямой наводкой.
30 сентября вышло постановление ГКО №726сс, согласно которому на вооружение армии были приняты «боевая машина М-8 на танке Т-60» и «боевая машина М-13 на тракторе СТЗ-5». На 4-й квартал 1941 года было запланировано изготовление 360 установок на шасси Т-60 и 360 установок на шасси СТЗ-5 — по 120 штук каждой модели в месяц. Однако план опять не был выполнен, так как в октябре началась эвакуация заводов, участвовавших в производстве, на Урал.
Тем не менее, все готовые машины были отправлены в гвардейские миномётные части, которые приняли самое активное участие в разгроме врага под Москвой. Согласно сохранившимся документам, к началу контрнаступления советских войск 5-6 декабря 1941 года на линии московской зоны обороны действовали 40 дивизионов, на вооружении которых находилось 415 боевых реактивных установок.
Секретность, окружавшая установки, порой приводила к курьёзным случаям. Алексей Николаевич Сафронов, служивший начальником разведки в 12-м отдельном гвардейском миномётном дивизионе, вооружённом установками М-13 на шасси трактора СТЗ-5, вспоминал:
«Первый залп дивизион произвёл 7 ноября [в действительности описываемые события относятся к 28 ноября] около полудня из леса на перекрёстке дорог около населённого пункта Озёры по целям фашистского скопления пехоты и мехчастей в районе населённого пункта Ожерелье.
Когда делали залп из «Катюш» мимо ОП [огневой позиции] выходили кавалеристы в колонне по два на исходные позиции для наступления кав.дивизии генерала Осликовского. О придании кав.дивизии нашего дивизиона «Катюш» личный состав кав.дивизии оповещён не был. По этой причине кавалеристы, проезжавшие на лошадях мимо дивизиона «Катюш», производившего залп, испугались, считая, что бомбят фашисты: лошади отскочили в одну сторону, всадники слетели с лошадей в другую сторону, и последние поползли по земле.
Этот шоковый испуг у кавалеристов прошёл быстро, дивизион с ОП снялся и уехал к месту сосредоточения д[ивизио]на для заправки. На образовавшееся дымовое облако над лесом сразу налетели фашистские самолёты бомбить. Они это регулярно делали, как мы установили в дальнейшем.
После этого случая командование кав.дивизии разъяснило всему личному составу о приданном дивизии новом оружии — «Катюшах» и чтобы не боялись их».
Кстати говоря, одна из боевых машин 12-го дивизиона утонула 14 декабря при переходе по льду Шатского водохранилища, а 47 лет спустя, 25 ноября 1988 года, была поднята со дна и отреставрирована. Ныне она выставлена у входа в Новомосковский историко-художественный музей (Тульская область).
В некоторых случаях испытания очередных вариантов реактивных установок сразу проводились в боевых условиях. Например, в начале ноября на участке 222-й стрелковой дивизии (деревня Таширово Наро-Фоминского района Московской области) был впервые применён опытный образец М-8, представлявший собой одноосный прицеп, на котором было смонтировано восемь двухметровых спарок-направляющих. Установка имела механизм горизонтирования в виде двух подъёмных винтов с лапами. Наводка в вертикальной и горизонтальной плоскостях осуществлялась при помощи специального поворотного и подъёмного механизмов. Расчёт, сопровождавший установку, произвёл четыре залпа по огневым точкам и живой силе противника. При этом три залпа 6 ноября были сделаны с установки, буксируемой автомашиной, и один залп 7 ноября — с установки, буксируемой тройкой лошадей с передком от противотанковой пушки.
Успех стрельб в боевых условиях побудил командование расширить применимость реактивных установок. 17 ноября 1941 года вышло постановление ГКО №907сс, которое предписывало прекратить выпуск М-8 на шасси ЗИС-6, переведя их на конную тягу с переменным колёсно-санным ходом. Сборку модифицированных установок поручили Научно-исследовательскому институту судостроения №45 (НИИ-45), эвакуированному из Ленинграда в Казань, по графику: ноябрь — 40 штук, декабрь — 100 штук, январь 1942 года — 120 штук.
«В бинокли была отчётливо видна вражеская колонна, которая двигалась по полевой дороге, примерно в трёх километрах от нас. Впереди её ехала группа всадников, за ней — крытые пароконные фургоны. Местность понижалась в нашу сторону. Колонна шла под некоторым углом к нам и хорошо просматривалась на всю глубину.
— Вот гады! — [комиссар полка] Радченко не в силах был сдержать свою ярость. — Движутся как на параде! Эх, нет ещё наших! А то бы сбили с них спесь.
Бойца-кавалериста мы послали в штаб дивизии, а сами помчались навстречу своим дивизионам.
— Иван Никифорович! Ты рвался сбить с фашистов спесь. Есть теперь такая возможность. Давай выведем головную батарею на холм и дадим залп прямой наводкой.
— Как же мы его дадим? — Он удивленно сдвинул брови. — Ведь до фашистов меньше трёх километров! А пока будем выводить батарею, они подойдут ещё ближе. Ты что, забыл, что минимальная дальность стрельбы у нас три километра?
Через пять-восемь минут мне доложили о готовности батареи.
Как только установки в развёрнутом строю перевалили через вершину холма и стали спускаться под уклон, была отдана команда остановиться и навести боевые машины в центр колонны. В это время её голова находилась от нас на расстоянии всего около двух километров. Чтобы наверняка накрыть колонну залпом, мы дали четыре пристрелочных выстрела. Снаряды разорвались с большим недолётом. На наши выстрелы фашисты, казалось, не обратили никакого внимания. Колонна продолжала двигаться в прежнем направлении, уверенно и нагло. «Ну, подождите же, — подумал я, — так ли вы сейчас запоёте!» Была введена корректура в прицелы.
— По фашистским гадам, залпом… Огонь!
Первый залп реактивной артиллерии прямой наводкой лёг точно. Колонна была накрыта от головы до хвоста. Когда рассеялись дым и пыль, мы увидели, что вдоль дороги валялись трупы гитлеровцев, горели машины и повозки. Уцелевшие фашисты бросились в разные стороны. Они бежали, падали, поднимались и снова бежали к лесу, из которого только что вышла колонна».
Боевые нормализованные
Вопрос о базовом шасси для реактивных пусковых установок с каждым днём войны становился острее. В 1941 году сотрудниками НИИ-3 и СКБ завода «Компрессор» было разработано пять вариантов для М-13 и девять — для М-8. Предлагалась и сущая экзотика: М-8 на лыжах и мотоцикле, М-13 на речном катере и аэросанях.
Ситуация несколько улучшилась только в феврале 1942 года, когда по ленд-лизу начали поступать автомашины иностранных марок: «Додж», «Шевроле», «Студебекер», «Интернэшнл», «Форд-Мармон», «Остин», «Бедфорд» и «Бантам». На заводе «Компрессор» тут же начались исследования по использованию новых шасси. Выяснилось, что вес артиллерийской части установки М-13 (2200-2300 кг) больше грузоподъёмности некоторых поставляемых машин. Однако военная необходимость принудила инженеров к поискам возможности приспособить каждый имеющийся в наличии тип автошасси для размещения на нём реактивной установки. Параллельно стали изыскивать меры к снижению массы артиллерийской части, в том числе за счёт уменьшения длины направляющих до 2,25 и 4 м (вместо 5 м).
В результате были, наконец, сформулированы общие требования к шасси, и установлены марки автомашин, которые наиболее пригодны для монтирования на них реактивных установок. В этом отношении характерно заключение комиссии СКБ при заводе «Компрессор» об осмотре М-13 на шасси «Додж», прибывших с фронта в июле 1942 года: в нём зафиксировано, что эти машины не должны в дальнейшем использоваться в реактивной артиллерии «вследствие повреждения лонжеронов при эксплуатации». Похожее заключение было сделано и по шасси «Шевроле». Зато всеобщее одобрение получили «Студебекер», «Интернэшнл» и «Форд-Мармон». На шасси последнего монтировалось большинство 48-зарядных установок для пуска снарядов калибра 82 мм.
К сожалению, «подгонка» пусковых установок под иностранные автомашины каждый раз требовала проведения большого объёма конструкторских, расчётных, технологических и прочих работ, на которые уходило много времени. Поэтому инженеры придумали проводить предварительные испытания: готовая серийная установка монтируется на готовый серийный автомобиль, потом с него производятся стрельбы, и изучается результат. Например, испытания шасси «Студебекера» с установкой М-13 проводились на полигоне 11 и 12 февраля 1942 года; при этом определялись прочность конструкции, безопасность в работе, удобство обслуживания во время пробега и залпа, необходимость введения в схему домкратов и их влияние на кучность стрельбы. По итогам пришли к выводу о пригодности автомашины для монтажа М-13, так как её обслуживание несущественно отличалось от штатного для машин ЗИС-6. Также было установлено, что домкраты не требуются: кучность стрельбы с ними и без них оставалась прежней.
В апреле того же года в СКБ «Компрессора» возникла идея создать так называемую «нормализованную» пусковую установку М-13Н (БМ-13Н), которая требовала бы минимальных доработок при переносе на разные автошасси. В решении технического совещания бюро, которое вёл главный конструктор Владимир Павлович Бармин (в будущем он станет создателем стартовых комплексов для межконтинентальных и космических ракет), предлагалось:
«1. Провести работу по унификации узлов и деталей различных вариантов М-13 и нормализовать отдельные узлы и детали, повторяющиеся в различных установках М-13.
В ходе проектирования М-13Н был введён новый узел — подрамник. Он позволял вести сборку артиллерийской части как единого агрегата на нём, а не на шасси. После этого она относительно легко монтировалась на любой автомашине. При этом массу установки удалось снизить на 250 кг, а стоимость — с 40 000 до 30 000 рублей (в ценах того времени). Кроме того, «нормализация» способствовала улучшению боевых и эксплуатационных качеств «Катюш»: повысилась живучесть за счёт дополнительного бронирования водительской кабины и бензобака, увеличились сектор обстрела, устойчивость в походном положении и скорость наведения на цель. Боевые машины М-13Н успешно прошли полигонные испытания, и в апреле 1943 года их начали поставлять на фронт.
Снаряд М-30 можно было запускать с помощью электрозапала из простого по конструкции деревянного ящика с направляющими планками, который одновременно служил и укупоркой при перевозках. Для произведения залпа применялся прибор управления огнём от машины М-13, что давало одному человеку возможность произвести пуск тридцати двух снарядов за 4-5 секунд. 5 июля состоялось боевое крещение М-30: с их помощью в полосе наступления 61-й армии были проведены полковые залпы с общим количеством 1536 выпущенных снарядов, в результате чего удалось полностью разрушить два укреплённых пункта противника.
28 июля на полигоне были успешно испытаны снаряды М-20. Они состояли из штатной ракетной части М-13 и сварной головной части с листовым железом толщиной 5 мм. При взрыве образовывалась воронка диаметром до 5,9 м и глубиной до 2,2 м. Постановлением ГКО № 2135сс от 4 августа снаряды М-20 были приняты на вооружение. Однако после направления их в действующие войска проявились скрытые недостатки. М-20 запускались с модифицированной установки М-13, но с верхних направляющих, что давало в залпе лишь восемь снарядов. Из-за низкой плотности огня не удавалось разрушить укреплённые позиции, поэтому к концу следующего года М-20 были сняты с производства, а гвардейские миномётные части в дальнейшем отстреливали только готовый боезапас.
На пути к Победе
Далеко не всегда боевое применение «Катюш» проходило гладко. Свидетельством тому является служебная записка №М-367, направленная Сталину 20 апреля 1943 года. В ней среди прочего сообщалось: «Немецкие снаряды к шестиствольному миномёту имеют при стрельбе меньшее рассеивание, чем снаряды М-13 и М-20». Действительно, вражеские образцы давали рассеивание 520 м по глубине и 896 м по ширине, а, например, М-13 — 840 м по глубине и 1600 м — по ширине.
Оказалось, что основной причиной низкой точности советских реактивных установок является нарушение технологического процесса при производстве частей снарядов и пороховых зарядов. В то время их собирали и снаряжали в основном подростки и женщины, имевшие мало опыта в работе на военном предприятии. Многие квалифицированные рабочие и техники были призваны на фронт, ведь «бронь» на изготовителей отдельных деталей не распространялась. Оборудование тоже оставляло желать лучшего. В результате брак не только снижал эффективность «Катюш», но и становился угрозой для стреляющих.
Юрий Дмитриевич Северин, служивший в 95-м гвардейском миномётном полку, вспоминал: